"Его светлые волосы, теперь почти полностью седые, были растрепаны. Он побрился, залепив мелкие порезы пластырем. Воротника у него не было, тем не менее он повязал шею красно-белым галстуком, свисавшим до самой промежности. На нем была все та же старая рубашка с субботней распродажи или из пожертвований для лютеранской церкви, но он надраил свои жуткие рабочие ботинки, а парадные черные брюки накрахмалил до такой степени, что штанины затрудняли ходьбу. Это внезапное внимание к давно и упорно игнорируемой области жизни являло собой нарушение миропорядка — как будто Всевышний головой ушибся, — и Эдди прекрасно это понимал. Он вел себя как сдержанный, умеренный психопат."