270 подписчиков
Жизнь похожа на зал ожидания. Вокруг шумит огромный вокзал - встречи, прощания, печали, радости. Ожидание счастья, долгожданной вести, любви... Мы давно уже рядом с тобой среди этой сутолоки и волнений. Сидим на чемоданах рука об руку и ждём. А в чемоданах - наши воспоминания.
Первая любовь. Мне было тринадцать лет, а он учился старше классом, и к тому же жил на той же лестничной площадке. В школе на перемене я всё время пыталась попасться ему на глаза, но там мешала гомонящая в своём броуновском движении толпа наших товарищей по "отсидке", получивших десятиминутную амнистию. И я стала караулить его после школы - уроков у старшеклассников всегда было больше. Из окна лестничного пролёта был виден парадный вход. Я устраивалась на широком подоконнике, прижимала лицо к запотевшему от моего дыхания стеклу, и ждала.
В каком сладком ужасе рушилось в холодеющий желудок сердце, когда он показывался из-за угла! Я летела вниз по лестнице, чтобы давясь собственным дыханием, как ни в чём не бывало встать с портфелем у лифта, будто бы тоже только что зашла. А потом ехать до нашего общего этажа, боясь даже взглянуть ему в лицо. И эти минуты наполняли меня неизъяснимым блаженством.
Потом были студенческие годы - стройотряды, агитбригады, дискотеки, экзамены, праздники и будни. Всё это сливается в памяти в светлый поток щемящего ожидания, что сбудутся самые затаённые мечты. Замужество, рождение детей. Жизнь открывала свои прозрачные и ясные просторы...
Первая смерть. Помнишь, как это страшно? Как от безысходности заламывает виски и сводит зубы, как темнеет и крошится на кусочки привычный мир. Мы сидим в больничном коридоре и ждём приговор врача. Я считаю квадратики на вытертом линолеуме. Сто пятьдесят четыре, сто пятьдесят пять, сто пятьдесят шесть...
Человек в пятьдесят девять лет только начинает чувствовать вкус жизни, он строит планы, хочет посмотреть мир, посвятить себя любимому увлечению, что-то строить, мастерить, читать книги... Рак. Жуткое существо, рвущее своими клешнями здоровые ткани и превращающее их в сгусток боли. Триста семьдесят девять, триста восемьдесят, триста восемьдесят один... Сейчас врач выйдет и скажет, что это ошибка, что операция поможет, что... Нет. Четвёртая стадия. Сухие горячие руки, воспалённые глаза, кости, обтянутые пергаментной кожей. Родной, такой слабый голос: "Береги себя, дочка."
Жизнь продолжается. Годы летят, как скоростные поезда, мелькают лица, стираются в памяти встречи. Молодость стремительна, она и уходит так же, торопится, словно боится опоздать на свидание. Мелькнуло яркое платье, вспорхнула в прощальном жесте лёгкая ладонь, и нет её. Но в многоцветном калейдоскопе зала ожидания осталось ещё так много, с чем мы незнакомы, и даже знакомые вещи можно увидеть и почувствовать по-новому. Терпкий и острый запах вечернего города. Резкие и чистые краски природы после грозы. Дуновение ветерка, касающееся наших щёк...
Я крепче сжимаю твою руку, и мы улыбаемся друг другу. Вокзал исчез. Мы сидим за столом, на котором исходят ароматным паром чашки с чаем и остывает пирог. Мы ждём. Рассматриваем фотографии, привезённые сыном. Большой лоб, крепко смеженные глазки, крохотный кулачок у щёчки. УЗИ. Сын сейчас у жены в роддоме, а мы ждём и волнуемся. Первый внук.
2 минуты
1 июня 2023