Найти тему

Это ставит его в ситуацию полной правовой неопределенности, исключает безопасность профессии и означает произвольное привлечение адвоката к ответственности, в том числе уголовной, непосредственно за его профессиональную деятельность, за которую он справедливо получил вознаграждение.

Таким образом, возложение на адвоката ответственности за привлечение его доверителем для оказания юридической помощи и определение стоимости юридической помощи нарушает не только конституционный принцип свободы экономического оборота и свободу договора, но и какую-либо правовую определенность.
Аналогичные позиции ранее уже частично высказывались адвокатским сообществом. Так, в одном из аналитических документов[1] Адвокатской палаты города Москвы указывалось:
«Прерогативой субъекта экономического оборота является определение необходимости привлечения адвоката, которая может обусловливаться отсутствием штатных юристов, их недостаточной квалифицированностью, неэффективностью или перегруженностью, либо просто намерением руководителя экономического субъекта оптимизировать управленческий процесс и структурировать часть получаемых услуг как аутсорсинговые, что свойственно современному экономическому обороту.
Принятие соответствующего решения является дискрецией субъекта экономического оборота, на которую никто не вправе свободно влиять, и разумность которой не может оцениваться другими субъектами экономического оборота…
Адвокат, с точки зрения экономического оборота являющийся лишь участником такового, обладающим равными со всеми другими участниками правами и обязанностями, не только не вправе ограничивать чужую правосубъектность и свободу, но и не имеет юридической возможности оценить правомерность реализации субъектом соответствующей свободы.
В этих условиях уже само по себе привлечение адвоката к ответственности только за то, что он действительно оказывал юридическую помощь субъекту, действия которого при заключении договора о юридической помощи впоследствии были признаны государством или учредителем незаконными или нецелесообразным, является очевидно неконституционным.
На адвоката в такой ситуации возлагаются требования, которым он заведомо не в состоянии соответствовать в силу отсутствия у него каких-либо публичных полномочий и права оценки деятельности равного с ним экономического субъекта. То есть фактически адвокат помещается в правовую ситуацию, когда любое его соглашение об оказании юридической помощи может быть в дальнейшем оценено как «преступное». Это исключает соблюдение принципа правовой определенности, не допускающего произвольное возложение ответственности.
При этом необходимо также отметить, что установление цены договора также относится к дискреционной воле сторон экономического оборота, и адвокат также не вправе отвечать за целесообразность и обоснованность принятия субъектом экономического оборота решения о согласии с размером вознаграждения в качестве договорной цены – вне зависимости от того, устанавливается он в твердой сумме либо в форме «гонорара успеха» или иных процентных выплат. Предложение адвокатом того или иного размера вознаграждения является с точки зрения экономического оборота выражением свободной воли стороны на заключение сделки с другой стороной, обладающей аналогичной свободой, и – особенно с учетом того, что размер вознаграждения зависит от многочисленных факторов (опыт, известность, квалификация, занятость адвоката, степень сложности дела, место, длительность, условия оказания юридической помощи и т.д. и т.п.) – очевидно не может расцениваться как умысел на совершение правонарушения»...
Кроме того, позиции о принципиальной неприемлемости сравнения в рамках уголовного процесса размера вознаграждения адвоката со «среднерыночным» уровнем уже неоднократно приводилась Комиссией, в частности, в Правовом заключении по уголовному делу адвоката Юрьева С.С., обвиняемого по ч. 4 ст. 159 УК РФ (18 августа 2020 г.)[2]. По указанному делу соответствующая позиция была правомерно принята судами, в связи с чем рассматриваемый приговор Гагаринского районного суда г.
3 минуты