37 тыс подписчиков
Доминирующая концепция нашего коллективного прошлого сегодня состоит, насколько я могу судить, в том, что вот, дескать, был Александр II неоправданно мягким государем, крестьян освободил, великие реформы провел, гуманистические ценности насадил, конституцию практически даровал - ну, и чем хорошим дело кончилось, для него самого и для страны? Сначала террор в сочетании с либеральщиной расплодились, потом цареубийство, а в конце концов и вовсе до большевиков дело дошло. А вот будь Александр II построже - как отец его или хотя бы как сын, глядишь, удалось бы придушить заразу в зародыше, и жили бы как люди, без потрясений и революций, в великой России.
В этой концепции много разумного (по крайней мере, на первый взгляд), но есть одна большая содержательная и хронологическая дырка - так называемая "александровская реакция", о которой редко вспоминают и о которой много пишет в своей "Истории моего современника" Владимир Галактионович Короленко.
Дело в том, что правление Александра II было либеральным в начале - в конце 1850-х и первой половине 1860-х гг., а потом уже в самом конце - та самая Лорис-Меликовская "диктатура сердца" начинается буквально за пару лет до убийства царя Желябовым и Ко. Середина же правления Александра II - это время суровых заморозков, пришедших на смену оттепели, и торжества так называемого "административного порядка". Не имея сил (или отваги) действовать на пути реформ решительно, царь-освободитель обращается к репрессиям.
Что это значило на практике? Всего лишь то, что любой человек, любого звания и сословия, при малейшем подозрении в неблагонадежности мог быть вырван из семьи, отлучен от работы и отправлен без суда и следствия ("административным порядком") в любую точку необъятной империи под надзор полиции на срок до 6 месяцев. Однако в действительности сроки эти могли продлеваться почти бесконечно, а поводом для высылки становилось все, что угодно - от неподцензурной литературы в домашней библиотеке до неудачной фамилии.
Да, даже так! Короленко рассказывает о курьезном случае: жандармам стало известно, что некий человек по фамилии Гордон собирает у себя дома для крамольных бесед кружок единомышленников. Но поскольку какой именно из петербургских Гордонов так запятнал себя, выяснить не удалось, выслать на всякий случай решили всех - и вот в какой-то момент писатель оказался в камере с добрым десятком Гордонов, не имеющих ни малейшего представления, в чем их вина.
Крестьяне, жалующиеся на помещиков, и студенты, обсуждающие с друзьями вопросы философии; мастеровые, читающие книжки вместо того, чтобы пить горькую; офицеры, желающие модернизации и гуманизации армии, и барышни, стремящиеся учиться на курсах вместо того, чтобы выходить замуж - все они, тысячи, десятки тысяч людей, оказываются в годы александровской реакции вырваны из привычной среды, лишены нормальной работы, разлучены с друзьями. Рушатся семьи, многие умирают (горожанину выжить в глухом селе, а южанину - в восточной Сибири не так просто), и главное - в обществе нарастают злоба и ненависть, не имеющие легального выхода. Короленко уподобляет эту огромную ссыльную среду ране, гноящейся и нарывающей под излишне тугой повязкой. И те, кто могли бы обратить свои силы на созидание, в результате обращают их на террор.
Иными словами, по мнению Короленко, причина и цареубийства, и прочих потрясений кроется не в излишней "мягкости" режима, а наоборот - в его репрессивности. Не в том, что свободы при Александре II было много, а в том, что люди, готовые и способные служить отечеству, оказались во время его правления выброшены на периферию и лишены возможности даже протестовать и отстаивать свои права. Гнойник рос, рос - и прорвался самым ужасным, самым трагическим и необратимым способом.
Любые исторические аналогии работают плохо - примерно никак, честно говоря, не работают (вот и в этот раз человек с фамилией "Трепов" - не жертва, как на прошлом историческом круге, а убийца). Не работают - да, но думать помогают. Мне, во всяком случае.
3 минуты
7 апреля 2023
2096 читали