Охъ и годъ выдался, Настасья, охъ и годъ! Не ведаемъ, правъ ли былъ Ницше, и делаетъ ли прожитое насъ сильнее. Мы лишь замечаемъ, что въ эту мрачную годину чуткое сердце твоё становилось ещё чутче ко всякой несправедливости, добрая душа ещё добрее, а объятия ещё шире, будто желая взять подъ крыло всякого, кому потребна помощь.