«Вот, значит, Марик, я, Чурикова, знаменитая Чурикова, и был ли кто-то четвертый, сейчас вспомнить не могу. Этюд. Ну, что-то там это самое… я не помню… нам задали расстановку… Но Чурикова — справочное бюро, а мы — очередь, или наоборот: Марик — справочное бюро, а Чурикова и я — очередь, может быть, четвертый, не помню сейчас. Но темперамент Чуриковой оказался так силен, а Марик настолько, так сказать, условно, с еврейским местечковым напором… Что я понял, что мне делать нечего на сцене. Тогда я отвернулся и пошел, насвистывая, мерить сцену (насвистывает). Взяли!»