Автор рассказов Толяныч.

Когти мои впивались в базальтовый уступ Остроглава, самого высокого пика Хребта Мира. Отсюда, с вершины мира, мое царство простиралось до самого туманного горизонта. Я – Заррион, Падший Крон, Повелитель Стальных Крыльев. Мое тело, отточенное веками битв, было не плотью и кровью, а живой мифриловой бронёй. Мои крылья, расправленные под свинцовым небом, звенели, как тысяча обнажаемых клинков. И сейчас я наблюдал за началом конца. Война Драконов. Не конфликт из-за клочка охотничьих угодий или жалкой пещеры с самоцветами...

Путь в Чёрные Горы был испытанием, которое проверяло не тело, а саму душу. Воздух здесь был густым и едким, пахнущим серой и остывшей золой. Деревья стояли голые, искривлённые, как скелеты великанов, а с неба, закрытого ядовито-жёлтыми тучами, изредка моросил кислый дождь. Светящийся лист на груди Лиры пульсировал тревожным, приглушённым светом, а Слеза Древа в её зажатом кулаке отзывалась на близость скверны болезненным жжением. Она шла по руслу высохшей реки, вода которой когда-то отравленной струёй просочилась в священные подземные пласты Векового Перелесья...

Возвращение в мир смертных было похоже на пробуждение от самого яркого сна. Шумная деревня у границ леса показалась Лире плоской и унылой. Воздух пах дымом и луком, а не звездной пылью и тайной. Люди, с их суетой и громкими голосами, резали слух, привыкший к мелодичным шепотам леса. Она несла в себе тишину Векового Перелесья, как драгоценный сосуд, и боялась, что одно неловкое движение расплескает его. Светящийся лист, завёрнутый в шёлковый платок, она спрятала на груди, под одеждой. Он излучал...

Там, где заканчивались карты и угасали тропы, знакомые смертным, начинался Вековой Перелесье. Воздух здесь был густым, как мёд, и пах дождём, звездной пылью и древней землёй. Солнце пробивалось сквозь сплетение крон величественных деревьев не лучами, а жидким, зелёным золотом, которое окрашивало всё вокруг в изумрудные и аквамариновые тона. Мхи, бархатистые и глубокие, поглощали каждый звук, и царила тишина, не мёртвая, а звенящая, наполненная биением невидимых сердец. Именно сюда, вопреки всем предостережениям старейшин, ступила Лира...

В первый раз это было почти элегантно. Я переходил улицу, и в ноздри мне ударил резкий запах вымытого дождём асфальта. Перед грозой город дышит по-особенному, и мне всегда нравилось это электризующее напряжение. Из кафе доносился женский смех, звон бокалов, вдалеке выла сирена. Обычные вещи. Человеческие вещи. Я не заметил фургон доставки. В один момент я сходил с тротуара, а в следующий меня так резко оттащили назад, что моё плечо взвыло от боли. Я споткнулся и тяжело упал на тротуар, а фургон, бесшумный, как акула, пронёсся мимо того места, где за наносекунду до этого была моя грудь...

Эра Угасания: Хроники Последних Воинов Пролог: Печать Молчания Когда-то мир Аэтерии процветал, находясь в гармонии под управлением четырех великих кланов Стихий: непоколебимые Геокинеты земли, стремительные Аэроманты ветра, пламенные Пирокинетики огня и глубокие Гидроманты воды. Они поддерживали баланс, и их сила отзывалась в биении сердца мира. Но всё изменилось с приходом Эпохи Равнодушия. Люди забыли о магии, предпочтя ей холодный металл и пар. Кланы растеряли свою мощь, их наследники рождались всё реже, а их древние знания превратились в мифы...

Слухи о новом «открытии» Эмбер и официальное задание от самого декана Терона вознесли ее на новый уровень внимания. Теперь на нее смотрели не только с любопытством, но и с надеждой — или с завистью. Проект по изучению «Ключа Бездны» и поиску следов седьмой, утраченной таблички, стал главной темой обсуждений в университете. Эмбер с головой погрузилась в работу. Дни были заполнены не тишиной медитации, а шумом исследований. Она проводила часы в Архиве Первозданных Эхо, изучая карты подземных пустот...

История с Ледяным Фениксом облетела Университет Семи Башен быстрее, чем заклинание телепортации. Эмбер из скромной первокурсницы, просиживающей штаны в библиотеке, превратилась в нечто среднее между легендой и белой вороной. На нее показывали пальцами, а шепот за спиной стал привычным саундтреком ее жизни: «Это та самая, что говорила с артефактом...», «Говорят, она чуть не заморозила пол-академии...», «Элдрид считает ее своей лучшей ученицей...». Лиам, оправившись от шока, избегал ее взгляда. Его бравада куда-то испарилась, сменившись неловким молчанием...

Студенческий городок Астраргии, Магического Университета Семи Башен, тонул в предрассветной дымке. Башни, похожие на застывшие молнии, пронзали небо, а по мостовым, выложенным звездной пылью, спешили на лекции студенты в мантиях цвета своего факультета. Эмбер, первокурсница с Факультета Древних Руин, уже час сидела в Запретной библиотеке, уткнувшись носом в фолиант, пахнущий пылью и временем. Ее факультет был самым загадочным и строгим. Здесь не учились метать огненные шары или призывать элементалей...

Годы, прошедшие с того дня в переулке, Лев прожил под знаком тихой войны. Он сменил бухгалтерию на работу ночным сторожем в заброшенном городском архиве — это давало ему уединение и доступ к старым картам и чертежам города. Он изучал его не как населенный пункт, а как живую, дышащую структуру. Он находил «тонкие» места, где граница между мирами была похожа на затянутый рубцованный шрам. Именно там тени из Изначального Безмолвия — он называл их «Сумраком» — пытались просочиться снова и снова. Его собственная способность эволюционировала...

Первые дни дома были похожи на второе падение в кроличью нору, только наоборот. Все казалось невыразимо плоским, тихим и… бесцветным. Воздух пах не жизнью, а пылью и озоном от оргтехники. Звуки — гул машин, гул компьютеров — были примитивными и раздражающими. Лев ловил на себе странные взгляды коллег. Они списывали его заторможенность и рассеянность на выгорание. Он и сам готов был в это поверить. Но чудак внутри него никуда не делся. Оно проявлялось в мелочах. Комнатные растения на его подоконнике, чахнувшие годами, вдруг пустились в бурный рост, их листья стали глянцевыми и ярко-зелеными...

Лев склонился над горами распечатанных таблиц, глаза слипались от бесконечных строк цифр. Бухгалтерия в пятницу вечером — вот что он называл своим личным адом. Последней каплей стал отчет, который он искал последние полчаса. В ярости он швырнул тяжелую папку в сторону старого, пыльного шкафа, стоявшего в углу кабинета еще с советских времен. Раздался глухой удар, и вдруг воздух задрожал. Не из-за звука, а словно сам мир содрогнулся. Пыль на поверхности шкафа закружилась, образуя сложную, мерцающую серебром спираль...