Le Monde | Франция
В новой стратегии национальной безопасности США много говорится о "цивилизационном крахе" Европы, пишет Le Monde. Политолог Марлен Ларюэль отмечает, что это создает парадоксальную ситуацию: у Вашингтона и Москвы появился общий идеологический противник в лице либерального Старого Света, но при этом они продвигают два конкурирующих проекта его переустройства.
Марлен Ларюэль (Marlène Laruelle)
Профессор Университета Джорджа Вашингтона в колонке для Le Monde анализирует аргументацию президента США и его окружения о предполагаемом уничтожении Европы. Она отмечает наличие некоторого сходства с продвигаемыми Владимиром Путиным тезисами об утрате Старым Светом его былого могущества.
ИноСМИ теперь в MAX! Подписывайтесь на главное международное >>>
Европейцев беспокоил риск потери США интереса [к делам континента] и возвращения американской изоляционистской традиции? Пускай успокоятся. В новой Стратегии национальной безопасности США (СНБ), опубликованной 5 декабря, черным по белому говорится, что Европа "стратегически и культурно жизненно важна для Соединенных Штатов". Цена, которую придется заплатить за возврат интереса — трансформация в один из регионов экспорта американских культурных войн, следствием чего станет растущее вмешательство Вашингтона.
Крах иллюзий. Рейс "Киев — Перемога" отменен. Зеленский признал: времени мало
Стратегия национальной безопасности, над которой работало наиболее идеологизированное течение "трампизма", которое воплощает собой вице-президент Джей Ди Вэнс, ставит перед собой цель вернуть Европе ее величие, рисуя мрачную картину ее "цивилизационного" краха. То есть демографического, политического, культурного и геополитического — который проистекает из отрицания Европой своей собственной идентичности и подчинения Европейского союза наднациональным образованиям.
Стратегия также затрагивает близкую к теориям заговора гипотезу о "Великой замене", а также проблематику цензуры, которую якобы осуществляют сторонники "вокизма". Употребляемые термины напоминают те, которыми уже давно пользуется в своей риторике Россия. Москва действительно представляет себя подлинной Европой, Европой Византии, не извращенной либерализмом "англосаксов", сохранившей память о своих христианских корнях и лелеющей память о былой Европе. Кремль считает себя последним бастионом — Катехоном, буквально, говоря языком Библии, "тем, кто сдерживает" — до прихода Антихриста, оплотом перед лицом либерального хаоса, носителем обещания спасения, которое возродит Европу из пепла.
Помимо замеченных в дискурсе аналогий, необходимо отметить, что было бы неправильно сводить Стратегию национальной безопасности к простому скрещиванию российской риторики с трамповскими амбициями. Аргумент, выдвинутый в американском документе в защиту западной цивилизации, имеет свою собственную национальную генеалогию, которая ничем не связана с Россией и опирается на чисто американские традиции. В их числе — иудео-христианский антикоммунизм времен холодной войны, наблюдавшаяся после 1960 годов реакция на секуляризацию и мультикультурализм, тема "столкновения цивилизаций", после событий 11 сентября фокусирующаяся на исламизме, и расистская концепция "Запада, находящегося под угрозой".
Доктринально переработанный язык
Синтез различных традиций, который можно было наблюдать еще во времена первого президентского срока Дональда Трампа, разрабатывается как радикальными голосами из мира движения MAGA, например Стивом Бэнноном, так и консервативными аналитическими центрами наподобие Института Клермонта, а также постлиберальными деятелями современного католицизма, такими как Адриан Вермель или Патрик Денин, которые входят в число интеллектуальных наставников Джей Ди Вэнса.
С начала второго президентского срока Трампа этот язык был переработан и нашел отражение в доктрине, основанной на отсылке к отцам-основателям США, естественному праву и понятию "упорядоченной свободы", что укрепило американский цивилизационный нарратив, в котором консерватизм представлен как последний оплот Запада перед лицом Китая, глобализма и внутреннего врага, роль которого отводится прогрессистам.
Впрочем, хотя американский дискурс о цивилизационном уничтожении Европы берет свое начало в американоцентрических традициях и ссылках, между некоторыми трампистскими течениями и Россией отмечается идеологическая близость.
Одно из течений видит в путинской России оплот традиционных ценностей, способствующий как граничащему с религиозным восхищению среди американских правых христиан — вплоть до случаев обращения в православие, — так и политическому сближению на фоне общего неприятия либерального международного порядка, поддерживаемому такими деятелями медиасообщества, как Такер Карлсон.
Второе течение, более близкое к крайне правым радикалам, отстаивает общую идею, сочетающую антиглобализм, отсылки к итальянцу Джулиусу Эволе (1898-1974) и новым европейским правым, которых мы находим у Стива Бэннона и Александра Дугина. Третий идеологический мост устанавливается с "Черными просветителями", неореакционным и технофутуристическим течением, вдохновляющим таких личностей, как Кертис Ярвин, Питер Тиль и Илон Маск. Его сторонники придерживаются геополитического видения, в котором России отводится ведущая роль в борьбе с либерализмом.
Спасение Европы от упадка
В своем стремлении спасти Европу от упадка США, как и Россия, полагаются на одних и тех же региональных партнеров — тех, кто в Стратегии национальной безопасности называется европейскими патриотическими партиями и "странами, которые хотят восстановить свое былое величие". Документ четко идентифицирует участников транснациональной сети "нелибералов", которая фактически пересекается с сетью российских попутчиков.
В американской стратегии Россия напрямую не называется партнером наравне с европейскими патриотами, однако документ прогнозирует переход к "стратегической стабильности", которую необходимо восстановить [в отношениях] с Москвой. Переосмысленная в иерархии угроз Россия отныне подается не как глобальный системный соперник, а скорее как региональная проблема, связанная с конфликтом на Украине, которая может быть решена с помощью подхода Трампа, отдающего предпочтение диалогу между великими державами и потенциальному экономическому сотрудничеству, включая обсуждение вопросов о редкоземельных металлах. С российской стороны дела обстоят более двусмысленно, и с Вашингтоном предпочитают играть в кошки-мышки: готовы к возобновлению диалога и возможному нелиберальному партнерству, но при этом не питают иллюзий относительно его устойчивости.
Таким образом, оба режима, российский и американский, используют один и тот же цивилизационный язык, основанный на нелиберальных и консервативных ценностях. Они разделяют одно то же представление о Европе как о больном органе своего цивилизационного тела, которого следовало бы реформировать, пусть и против его воли, чтобы вернуть ему якобы утраченное величие. Однако, хотя их стратегические взгляды на Европу совпадают, Москва и Вашингтон расходятся во многих других вопросах, особенно в отношении будущего многополярности.
Американский проект предлагает Европе объединиться, чтобы выиграть цивилизационную битву против Китая или ислама и сохранить мировое лидерство, в то время как российский проект предлагает разделить мировую власть между цивилизационными центрами, обесценив глобальную роль западного полюса. В отношении шансов на успех своего политического проекта американцы выступают как нелибералы оптимистичные, а русские — пессимистичные.
Если смотреть с позиций Европы, российская и американская риторика, похоже, скоординировалась и опирается на одни и те же сети союзников. Но не стоит подпадать под власть иллюзий: один и тот же дискурсивный репертуар, общий враг, либеральная Европа, но два стратегических проекта, расходящихся во многих отношениях. В политическом богословии, которое движет трампистской Америкой и путинской Россией, может существовать только один Катехон, а не два, так что только постлиберальная многополярность — все еще в значительной степени неопределенная — могла бы сделать возможным их сосуществование.
Еще больше новостей в канале ИноСМИ в МАКС >>