Людмила мариновала мясо на кухне, когда у Николая зазвонил телефон. Он достал его из кармана, посмотрел на экран и замер. Потом быстро встал.
— Сейчас, — бросил он и вышел на крыльцо.
Женщина продолжала заниматься маринадом. Тридцатое декабря. Завтра праздник. В холодильнике уже стояли три миски с салатами, накрытые пищевой плёнкой. Подарки внукам она упаковала ещё вчера и спрятала в шкаф. Гирлянду повесила утром. Тридцать пятый Новый год вместе. Как быстро прошло время.
Николай вернулся минут через десять. Лицо было бледное, губы поджаты.
— Люда, мне нужно съездить… Помочь одному человеку. Дело срочное.
Людмила отставила миску и посмотрела на часы.
— Сейчас? Вечер уже. Кому ты нужен в такое время?
— Срочно очень. Объясню потом. Скоро вернусь.
— А кто звонил?
— Потом расскажу. Мне надо ехать.
Он надел куртку, взял ключи от машины и ушёл, не дожидаясь ответа. Людмила осталась на кухне. Странно. За годы брака она привыкла, что Николай молчаливый, но надёжный как скала. Если он сказал, что нужно помочь, значит, действительно нужно. Может, кому-то из старых друзей понадобилась помощь.
Она вытерла руки и пошла в комнату доделывать гирлянду. Одна лампочка не горела, нужно было найти, которая перегорела.
Через полчаса позвонила соседка Тамара. Голос был взволнованный.
— Люда, привет. Слушай, это твой Коля только что у вокзала к себе в машину какую-то женщину с чемоданом посадил и куда-то повёз?
Людмила замерла с гирляндой в руках.
— Что? Ты уверена?
— Ну, я сама видела своими глазами. Стою в очереди за мандаринами, смотрю, ваша старая Лада. Коля вышел, открыл багажник, помог женщине чемодан загрузить. Она села на переднее сиденье. Они уехали в сторону Центральной. Я думала, может, родственница какая к вам приехала.
— Спасибо, Том.
Люда положила трубку. Женщина с чемоданом. Вокзал. Николай не говорил ни о каких родственниках. Да и откуда им взяться?
Женщина позвонила мужу, он не взял трубку. Она решила набрать номер их общего друга Виктора. Они дружили ещё с института, Витя был свидетелем на их свадьбе, знал всё про их семью.
— Витя, привет. Это Люда. Скажи, ты знаешь, кого Коля встречает с вокзала?
Виктор замолчал. Долго молчал. Слишком долго.
— Витя, я спрашиваю. Что случилось?
— Люда, ну, он же говорил, что ты всё равно скоро узнаешь…
— Что узнаю? Говори прямо.
Виктор тяжело вздохнул.
— Это его, ну, бывшая. Та, с завода. Она вернулась.
Людмила села на диван. Ноги подкосились. Бывшая. С завода. Неужели та самая Светлана, первая любовь Коли, которая уехала в другой город за мужем тридцать пять лет назад? Люда помнила её смутно. Высокая блондинка с голубыми глазами. Николай тогда ходил мрачный полгода после её отъезда.
— Витя, объясни мне нормально. Что значит «вернулась»?
— Она ему позвонила месяца два назад. Заболела, развелась, осталась без денег и жилья. Попросила помочь. Ты же знаешь Колю, он не смог отказать. Снял ей квартиру в соседнем районе, на Заречной. Носил продукты, помогал с документами.
— Два месяца?
— Ну да. Он не хотел тебя расстраивать. Думал, она встанет на ноги и уедет.
— Понятно, — повторила Людмила.
Она положила трубку.
Оказывается, муж два месяца помогал другой женщине. Снимал ей квартиру. На их общие деньги. Носил продукты. Из их холодильника, наверное. И молчал. Каждый день приходил домой, ужинал, смотрел телевизор. И молчал.
Она встала и пошла на кухню. Достала из шкафа чай. Заварила крепкий, как любила. Села за стол. Руки дрожали так, что чашка стучала о блюдце.
Тридцать пять лет вместе. Они вырастили двоих детей. Сын живёт в соседнем городе, дочь здесь. Четверо внуков. Построили этот дом своими руками. Николай водил автобус, она работала бухгалтером. Копили каждый рубль. Огород, заготовки на зиму, внуки на выходных. Праздники за общим столом. Обычная жизнь. Надёжная жизнь.
А он, оказывается, всё это время помнил её. Ту самую Свету. Переписывался с ней, значит. Годами. И когда она позвонила, бросил всё и поехал спасать. Как в кино.
Николай вернулся только за полночь. Ключ в замке повернулся тихо, он пытался не шуметь. Зашёл на кухню. Людмила сидела за столом в том же халате. Чай давно остыл. Перед ней лежала стопка старых фотографий. Их свадьба. Дети маленькие. Первый дом.
— Люда, я объясню.
— Объясняй.
Он стянул куртку, повесил на спинку стула, сел напротив.
— Света мне позвонила два месяца назад. Попросила о помощи. Она осталась совсем одна, больше не к кому было обратиться. Я не мог бросить человека в беде. Ты же меня знаешь.
— Знаю. Два месяца ты не мог бросить?
— Она болела. Нужны были деньги на врачей, на лекарства. Помочь с документами, с больницей. Она не могла сама.
— И ты молчал. Каждый день приходил домой и молчал.
Николай вздохнул.
— Я не хотел тебя расстраивать по пустякам. Думал, она поправится и уедет. Зачем тебе об этом знать?
Людмила истерично рассмеялась.
— По пустякам? Коля, ты снял квартиру другой женщине. На наши деньги. Те деньги, что мы копили на дом для дочери. Ты носил ей продукты. Ты тратил на неё время, которое должен был проводить в семье. И это пустяки?
— Люда, я не изменял. Я просто помогал.
— Ты изменял. Ты скрывал от меня целую жизнь. Параллельную жизнь, где ты герой для другой женщины. Где ты спаситель. А я что?
Николай опустил голову, стал разглядывать свои руки.
— С тобой всё ясно, надёжно. Ты сильная. А ей было не к кому больше обратиться. Она беспомощная.
Людмила медленно встала. Отодвинула стул.
— Понятно. Значит, я скучная надёжная жена. А она беспомощная и нуждается в спасении. Очень романтично, Коля. Прямо как в молодости, да?
— Не говори так.
— А как говорить? Всю жизнь я думала, что мы вместе. Что у нас общий бюджет, общая жизнь, общие планы. А ты годами переписывался с ней. Хранил память о ней. И когда она позвала, ты бросил всё и побежал. Даже в канун Нового года.
Николай встал, пошёл в комнату. Людмила осталась на кухне.
На следующий день она всё-таки доделала салаты. Руки двигались автоматически. Резала, мешала, солила. Николай сидел в комнате перед телевизором. Они не разговаривали.
Вечером, в десять часов, Николай вышел из комнаты. Надел пальто. То самое, которое она подарила ему на прошлый Новый год.
— Мне надо ехать, — сказал он, глядя не на Людмилу, а на свою дорожную сумку, которую уже собрал заранее.
Она стояла у плиты и резала последние овощи для салата. Нож застыл в воздухе.
— Куда?
— К Свете. Она одна. Ей плохо. Не может одна встретить праздник.
— А я?
— Ты справишься.
Людмила положила нож на доску.
— Я справлюсь. Конечно. Я же надёжная, сильная. Мне не нужен муж рядом в Новый год.
Николай взял сумку, ключи от машины.
— Я вернусь завтра утром. Всё обсудим спокойно.
— Не надо.
Он обернулся, нахмурился.
— Что?
— Не надо возвращаться. Если ты уходишь сейчас, в десять вечера тридцать первого декабря, после тридцати пяти лет брака, то и не возвращайся.
Николай посмотрел на неё, открыл рот, хотел что-то сказать. Но передумал. Просто открыл дверь и вышел.
Людмила осталась одна. Она достала из холодильника все салаты. Поставила на стол. Нарезала хлеб, разложила на тарелке. Положила запечённое мясо, которое сделала днём. Достала два бокала. Поставила один напротив себя. Второй — напротив пустого стула.
В половине двенадцатого она села за стол и стала смотреть на пустой стул. Там всегда сидел Николай. Тридцать пять лет подряд. Каждый праздник, каждый ужин. Это было его место.
По телевизору начались новогодние поздравления. Голоса ведущих, смех, музыка, фейерверки. Людмила сидела и смотрела на пустой бокал мужа. Она налила в него сок. Чтобы не было так пусто. Но это не помогло.
В полночь забили куранты. Она не подняла свой бокал. Просто сидела и смотрела на стол, уставленный едой, которую никто не будет есть.
Она встала и пошла в комнату. Легла на кровать, не раздеваясь. По телевизору показывали праздничный концерт. Артисты пели, танцевали, желали счастья. Смех, аплодисменты, поздравления.
А она лежала и думала о том, как они с мужем прожили всю жизнь вместе, построили дом этот, кирпич к кирпичу, делили радости и беды, болезни и проблемы.
И всё это время он помнил другую. Переписывался с ней. Хранил её в сердце как недосказанную историю, как то, что могло бы быть. А когда она позвала, бросил всё и побежал спасать.
Людмила закрыла глаза. Это был её первый Новый год в одиночестве. И, скорее всего, не последний.