От Версаля Людовика XIV до петербургских салонов Пушкина – шампанское стало символом целой эпохи, её вкусов, амбиций и представлений о празднике. Доктор исторических наук Андрей Карагодин предлагает взглянуть на историю шампанского как на часть большой истории.
Шампанское изобрёл монах Пьер Периньон в начале XVIII века в аббатстве д’Овильер (d’Hautvillers) близ Реймса – столице винодельческого региона Шампань. Открытие произошло случайно, когда монах решил подсластить готовое вино. Так родилась технология шампанизации – повторного брожения. Постепенно, за столетие, её довели до совершенства. Придумали особую бутылку – такую, что обнаружили в желудке акулы дети капитана Гранта у Жюля Верна «На её длинном, узком, крепком горлышке уцелел обрывок ржавой проволоки. Стенки бутылки, очень плотные, способные выдержать давление в несколько атмосфер, свидетельствовали о том, что бутылка отлита в Шампани».
Вскоре знаменитая вдова Клико придумала хранить такие бутылки горлышком вниз и время от времени поворачивать, чтобы осадок скапливался у пробки (технология ремюаж). Потом додумались и до технологии дегоржаж – замораживания и выбрасывания прочь осадка, скопившегося возле пробки. впрочем, всё это нюансы, главное в другом: именно Шампанское стало с тех пор символом изобилия, роскоши, праздника. Недаром оно вскоре стало поставляться ко двору Людовика XIV, «короля-солнца», создателя Версальского парка. Народы, сословия и страны, сама природа – всё у него должно было подчиняться власти просвещённого короля и, вопреки самим законам природы, течь, как вода версальских фонтанов, не вниз, а вверх. Рвущиеся из бутылки брызги шампанского – разве не тот же фонтан, только в миниатюре?! Победа (пусть временная) молодости над старостью, веселья над грустью. Остановись, мгновенье, ты прекрасно!
Недаром Пётр Великий, подражая Людовику, велел для увеселения российских граждан устраивать в городах «винные фонтаны». Впрочем, шампанское как главный праздничный напиток в России утвердилось не при нём, а при Екатерине II. В посвящённой ей оде Гаврилы Державина «Фелица» (1783) читаем: «Там славный окорок вестфальский, там звенья рыбы астраханской, там плов и пироги стоят, шампанским вафли запиваю; и всё на свете забываю средь вин, сластей и аромат».
Французское шампанское и голландские вафли – в начале XIX века не было в столичном Петербурге яства желаннее. «Налейте мне ещё шампанского стакан, Я сердцем славянин, желудком галломан», – пишет тогда же Константин Батюшков. Ну а про любовь к шампанскому Пушкина и говорить нечего: он упоминает его чуть ли не в каждом втором своём стихотворении. «Вина кометы брызнул ток» – это про шампанское вдовы Клико урожая 1811 года, когда в небе Европы горела комета. Чуть раньше в этой же строфе «Евгения Онегина» упоминается полковник Пётр Павлович Каверин. Про него известна такая история. В Париже во время пребывания русского экспедиционного корпуса Каверин сидел в ресторане. Вошли четыре молодых француза, потребовали одну бутылку шампанского и четыре стакана. Тогда Каверин заказал себе четыре бутылки шампанского и один стакан, осушил их все за обедом, за десертом выпил кофе с бутылкой ликера и твёрдой походкой вышел прочь под аплодисменты публики.
А за десять лет до описываемых событий, в 1804 году, будущий победитель Наполеона Александр I повелел устроить виноградные училища в Крыму. «Приготовь же, Дон заветный, для наездников лихих сок кипучий, искрометный виноградников твоих» – писал Пушкин про «Цимлянское» – белое и красное игристое из винограда, который выращивали на Дону, в Ростовской области. Однако по-настоящему выдающееся игристое, сделанное по классическому шампанскому методу, получилось в 1899 году у князя Голицына в крымском имении «Новый Свет». Оно было удостоено Гран-при на Всемирной выставке 1900 года в Париже, и именно его подавали на завершающем выставку приёме в ресторане Эйфелевой башни.
И всё равно, как ни крути Голицын в своём крымском подвале перевёрнутую зелёную бутылку, русские любили не своё, доморощенное, а настоящее, французское шампанское – «Клико», «Рёдерер», «Моэт». На рубеже XX века бутылка такого вина стоила в России шесть с половиной рублей. Сравним с ценами того времени: бутылка ординарного вина стоила 60 копеек, обед в трактире – рубль, столько же – поездка на извозчике, полкило чая – два рубля. Рабочий в те годы получал до 200 рублей в год, учитель – триста, чиновники, предприниматели и представители «среднего класса» (адвокаты, врачи, нотариусы, инженеры-путейцы, литераторы – по несколько тысяч). В общем, шампанское они могли себе позволить. Неудивительно, что поэт Маяковский, по воспоминаниям писателя Катаева, рассуждал: «Только выскочки кричат на весь кабак: “Шампанское!” А уважающий себя человек должен говорить “вино”. Раз вы говорите “вино”, то имеете в виду именно шампанское. И в ресторане никогда не кричите: “Шампанского!” Заказывайте официанту внушительно: “Будьте так добры, принесите мне вина”. Он поймёт. Принесёт именно шампанского».
Ничего, в общем-то, с тех пор и не поменялось. Вот только литераторов наше общество, увы и ах, стало ценить куда меньше чем нотариусов. Оттого и не видно ни новых Пушкиных, ни новых Маяковских. Ясное дело: без того, чтобы было, словами из «Евгения Онегина», «вдовы Клико или Моэта благословенное вино в бутылке мёрзлой для поэта на стол тотчас принесено», вдохновения нет и не будет.