Чтобы понять, что произошло в декабре 2025 года, нужно вернуться на полтора года назад — к 20 июля 2025 года. В этот день единственный израильский порт на Красном море, Эйлат, фактически прекратил существование как торговый узел. Цифры говорят без прикрас: в 2023 году к его причалам пришвартовались 134 судна. В 2024–2025 годах — шесть. К концу 2025 года — ноль. Ни одного коммерческого захода. Ни одного контейнера. Ни одного танкера. Город, некогда бывший символом южного прорыва Израиля к миру, превратился в музей экономической катастрофы. Местные предприятия обанкротились. Туристический поток иссяк. Даже казино, некогда главная достопримечательность, перешло в режим выживания. Руководство порта официально обратилось к правительству с просьбой о финансовой помощи — не для развития, а просто чтобы не разобрать инфраструктуру на металлолом.
Причиной стал не кризис, не пандемия, не падение спроса. Причиной стала блокада Хуситов — систематическая, точно наведённая, поддержанная иранской разведкой кампания по удушению южного фланга израильской экономики. Хуситы не просто атакуют суда. Они создают эффект полной непредсказуемости. Страховка для судна, идущего в Эйлат, выросла в десятки раз. Перевозчики предпочитают обходить Африку — за 20 дополнительных дней и миллионы долларов. Эйлат стал экономически невыгоден. А невыгодный порт в пустыне — это просто бетон.
И вот, вместо того чтобы умолять международное сообщество о защите «свободы морской навигации» — принципа, который давно превратился в декоративную надпись на могильной плите либерального порядка, — Израиль делает то, что умеет лучше всего: он создаёт новую реальность, не оглядываясь на мораль, международное право, гуманистические принципы…
Министр обороны Гидеон Саар объявляет: Израиль официально признаёт Республику Сомалиленд и устанавливает с ней полноценные дипломатические отношения, включая обмен послами и открытие посольств. Западные СМИ немедленно называют это «символическим жестом», «дипломатической победой», «PR-ходом». Они ошибаются. Это не жест. Это стратегическая операция по переносу национальной границы.
Сомалиленд — не просто «непризнанное мусульманское государство». Это регион с населением 3,5 миллиона человек, который с 1991 года построил фактическое государство — с собственной валютой, армией, судебной системой, налоговой службой и, главное, — с контролем над территорией. В то время как Сомали погрузилось в хаос, террор и клановые войны, Сомалиленд стал островком стабильности. Там нет «Аль-Шабааб». Там нет гражданской войны. Там работают школы, банки, порты. И именно этот порт — Бербера — становится ключом к выживанию Израиля.
Бербера расположен в Аденском заливе, в 80 километрах от пролива Баб-эль-Мандеб — одного из самых узких и стратегически значимых морских узлов на планете. Через него проходит 12% мировой морской торговли, включая нефть из Персидского залива. Контроль над этим проливом — это контроль над жизнью Азии и Европы. И теперь Израиль, через признание Сомалиленда, фактически получает доступ к этой точке. Это решает две критические задачи:
Во-первых, это обход хуситской блокады. Если Эйлат отрезан — Бербера становится новым израильским портом на Красном море, только через посредника. Торговые суда, избегающие йеменского побережья, смогут заходить в Берберу, где израильские компании получат логистические коридоры, а израильская экономика — новую артерию связи с Азией и Восточной Африкой.
Во-вторых, это создание военно-разведывательного аванпоста. Давно известно, что Израиль ищет точку наблюдения за деятельностью Ирана и хуситов в Красном море. С Берберы можно контролировать всё движение в районе Баб-эль-Мандеб, отслеживать поставки оружия в Йемен, перехватывать спутниковую связь, развёртывать РЛС и дроновые комплексы. Это не «торгово-логистический хаб». Это передовая база, замаскированная под дипломатию.
Кроме того, этот шаг укрепляет стратегический треугольник Израиль — Сомалиленд — Эфиопия. Аддис-Абеба, лишённая выхода к морю, уже много лет зависит от портов Сомалиленда. Совместные интересы в сдерживании исламистских угроз и иранского влияния делают этот альянс естественным. Таким образом, Израиль не просто получает порт — он встраивается в новую силовую архитектуру Африканского Рога, противостоящую как турецко-египетскому, так и китайско-американскому присутствию в регионе.
Юридически это — прямое нарушение международного права. Сомали — член ООН. Его территориальная целостность формально неприкосновенна. Принцип uti possidetis juris — «сохраняй границы, существовавшие на момент независимости» — запрещает сецессию без согласия центра. Никаких резолюций Совбеза, никакого одобрения Могадишо. Только взаимный интерес: Сомалиленд получает то, чего жаждал 34 года — легитимность от признанной державы, шаг к международному признанию, возможно — к последующему признанию со стороны США в логике Авраамских соглашений. Израиль получает новый порт на Красном море, фактически заменяя мёртвый Эйлат.
Израиль прекрасно понимает: в мире, где Хуситы атакуют суда, где Китай строит острова-крепости в Южно-Китайском море, где США вторгаются без резолюций, международное право — это не закон, а инструмент. Им пользуются сильные, чтобы сдерживать слабых. Турция, Египет и Джибути немедленно осудили решение Тель-Авива как «вмешательство во внутренние дела Сомали». Но где этот Сомали? В Могадишо — марионеточный режим, не контролирующий даже собственную столицу. Международное сообщество «защищает» территориальную целостность страны, которой фактически нет. А Сомалиленд, который фактически существует, вынужден ждать разрешения у тех, кто сам давно перестал уважать нормы.
И вот — самое больное для России.
Мы в 2014 году вернули Крым — по результатам референдума, в котором участвовало более 80% населения. Мы в 2022 году признали ДНР и ЛНР — после восьми лет геноцида русскоязычного населения. У нас есть не только юридические, но исторические, демографические, цивилизационные основания для полной интеграции этих территорий. Но мы до сих пор действуем так, будто должны оправдываться перед теми, кто нас ненавидит. Мы медлим с экономической интеграцией, с военной инфраструктурой, с полным стиранием административных границ — из страха «разозлить Запад».
Израиль же — не опаздывает. Он не спрашивает. Он берёт. Он видит, что Эйлат мёртв — и мгновенно создаёт себе Берберу. Он не боится осуждения. Он знает: в условиях экзистенциальной угрозы побеждает не тот, кто прав по уставу, а тот, кто создаёт факты, которые невозможно отменить.
Россия обладает куда большими ресурсами, глубиной, территорией и исторической легитимностью. Но до сих пор не может перейти от оборонительной риторики к решительной реализации своих суверенных интересов. Мы имеем Крым — жемчужину Чёрного моря. Мы имеем Донбасс — сердце русского юго-востока. Но мы до сих пор допускаем, чтобы эти территории существовали в правовой и институциональной амбивалентности — что создаёт пространство для будущих манипуляций.
Израиль показывает: если ты считаешь землю своей — сделай её неотъемлемой не на бумаге, а в реальности. Построй порты. Разверни ПВО. Интегрируй экономику. Свяжи судьбы. Сделай так, чтобы даже мысль о «возврате» казалась абсурдной — не потому что это «запрещено», а потому что это фактически невозможно.
А Россия?
Она всё ещё решает — быть ли ей среди тех, кто строит будущее, или среди тех, кого похоронят вместе с прошлым.
А ведь у России тоже есть нерешенные вопросы — Одесса, Николаев, Очаков…