Приморский академический краевой драматический театр имени М. Горького подобно экспрессу "Владивосток — Москва" движется от станции к станции — от премьеры к премьере. Позади станция "Девочки из календаря" (16+) и станция "Любовь и плутовство" (16+). Впереди большой вокзал в готическом стиле "Гамлет" (16+). Однако перед ним — скромный полустанок (малая сцена всё-таки) "Последний пылкий влюбленный" (16+). Но как известно, и в тихом омуте… шекспировские страсти водятся. Хотя в бродвейской пьесе (16+) известного американского драматурга и сценариста Нила Саймона, а, стало быть, и в спектакле, поставленном одним из ведущих актеров Приморской Горьковки, Заслуженным артистом РФ Николаем Тимошенко, обозреватель ИА PrimaMedia Александр Куликов разглядел чеховские мотивы.
Этюд первый. Тайна сердечного наполнения
Значит, так. Сперва от гардероба, держась левой стороны, вверх по лестнице на второй этаж, потом по стрелке, указывающей на какой-то узкий простенок, — на третий этаж. А там рысцой — совсем по узкой лестнице с высокими корабельными ступенями — и не стонать. А толкнуть невзрачную дверку каморки папы Карло и… оказаться в тайном театре Карабаса Барабаса, в театре, о котором ты даже не подозревал, сидючи в девятом ряду Большого зала, как и положено доброму зрителю. В каком-то подпольном театре, который так и тянет назвать театром кое-кого (помните фильм "По семейным обстоятельствам" (12+) и смешного логопеда, которого играл Ролан Быков?).
Вот также в детстве, держась за мамину ручку, карабкался по крутой лестнице в театр кукол, который располагался тогда возле Клуба связистов ("дома Элеоноры Прей"), и вновь по крутой лестнице, уже внутри театра, — до заветной двери, через которую попадал в тайный театр Карабаса Барабаса. Но "там и тогда" давали "Золотой ключик", а "здесь и сейчас" — "Последний пылкий влюбленный" — спектакль о Питере Пене, который всё-таки вырос, облачился в строгий бордовый костюм-тройку, стал респектабельным хозяином рыбного ресторана (бизнес по наследству), но продолжает сам открывать банки с консервированными устрицами и креветками, изо всех сил борясь с помощью душистого мыла, лосьона, крема для бритья и даже скипидара с рыбным запахом, который остается на руках. Спектакль о елейном, сюсюкающем, нюхающим свои пальцы лицемере, как сказала о нем агрессивная дама Элейн Маццони, жаждущая грубой плотской любви, но, впрочем, знающая, кто такой Феллини.
И еще одна существенная разница — "там и тогда" была ширма, за которой прятали свои лица люди-кукловоды, "здесь и сейчас" — всё как на ладони, всё рядом, на расстоянии вытянутой руки — диванчик-банкетка, столик с гнутыми ножками, два гамбсовских полукресла, этажерочки и телевизор на стене с неизменным видом Нью-Йорка в разные времена года и в разных погодных условиях. Оммаж Товстоногова, как позже, на пресс-конференции, отметит Николай Тимошенко, имея в виду спектакль "Последний пылкий влюбленный" (12+), поставленный в БДТ Георгием Товстоноговым с Алисой Фрейндлих и Владиславом Стржельчиком.
… И вот мы входим в квартиру мамы нашего героя Барни Кэшмена ("наличного человека"), которая по пятницам ходит в больницу, где занимается благотворительностью. А вот и он сам в плаще и шляпе появляется, словно некий опоздавший зритель, ищущий глазами место, на которое можно сесть, и не находящий его, так что приходится остаться внизу, как бы на сцене, и начать говорить, говорить, говорить — сначала с упомянутой уже агрессивной дамой Элейн Маццони, затем с психически неуравновешенной особой Бобби Митчел и, наконец, со скорбной женой Жанет Фишер. Хорошая всё-таки штука — малая сцена. Здесь можно говорить шепотом. Не орать, не форсировать звук, а говорить тихо-тихо, еще тише, пиано-пианиссимо. Здесь тихое слово равновелико действию, а то и превосходит его. Здесь тихое слово лучше доходит до ушей зрителей, до их мозга и сердца (ведь если слово очень громоке, хочется закрыть уши, а если очень тихое — вслушаться в него). Если только зритель предусмотрительно не отгородился от СЛОВА, включив на весь спектакль дорогой мобильный телефон, заменяющий современному человеку глаза, уши, мозг, сердце, а также то, что мы зовем душой.
"Наедине со всеми" — назывался спектакль (12+) по одноименной пьесе (12+) Александра Гельмана, с которого 45 лет назад начала свое существование Малая сцена Горьковки, бывший репетиционный зал, переоборудованный по инициативе тогдашнего главного режиссера Приморского театра имени Горького Ефима Табачникова в маленький уютный театрик. Так что никакой это не театр кое-кого (о Малой сцене речь), а театр Ефима Табачникова. И "Наедине со всеми" — это и девиз его, и главное жанровое направление. И какая-то точка сближения театра и кино, между прочим. Крупные планы, мимика, жесты, движение, концентрированные паузы и СЛОВО: упругие, как розыгрыш мяча в большом теннисе диалоги, и созревшие, как наливное яблочко в саду, монологи. Тишина, которая создается звуком, как заметил на пресс-конференции художественный руководитель Приморского академического краевого драматического театра имени М. Горького Ефим Звеняцкий. "Киношный такой вариант, — сказал он. — Здесь, конечно, присутствует своя специфика, своя сложность актерского пребывания, однако при этом не надо никого ничем удивлять, кроме тайны своего сердечного наполнения".
"Тайна сердечного наполнения" — отлично сказано!
Этюд второй. Чехов в квадрате
"Последний пылкий влюбленный" появился на Бродвее в 1969 году. А в 1973 году Нил Саймон написал мюзикл "Добрый доктор" (12+), состоящий из серии коротких сцен, основанных на рассказах и прочих произведениях Антона Павловича Чехова. При этом Саймон добавил к ним свои собственные комментарии. Одни критики сочли мюзикл необычным, забавным, заслуживающим восхищения, обратив внимание на то, что, несмотря на свою анекдотичность, большинство сцен оканчиваются драматичной кульминацией. Другие критики сурово отмечали "неуклюжий баланс между мягкой чеховской сатирой и тонким чувством юмора Саймона", из-за чего "преимущества стиля обоих драматургов сводятся на нет". Но, возможно, проявляются преимущества какого-то другого, синтетического стиля? Вот Анатолий Эфрос, например, писал когда-то, что самые сложные вещи на сцене актеры и актрисы должны научиться преподносить зрителям легко, не на пределе своих возможностей, а как бы вскользь, мимоходом (режиссер рассуждал о постановке "Отелло" (12+), которой он тогда занимался). "О сложном — легко" — чем не девиз для постановки "Последнего пылкого влюбленного" на Малой сцене Горьковки?
К слову, в "Добром докторе" Нил Саймон специально для своей жены актрисы Марши Мейсон написал фрагмент, в котором она сыграла каждую из трех сестер — Ольгу, Машу и Ирину.
О, горе уму, а заодно эрудиции! Смотришь "Последний пылкий влюбленный" Нила Саймона, а вспоминаешь "Три сестры" (12+) Антона Павловича. Элейн, Бобби, Жанет — кто из них кто. Кто Ольга? Кто Маша? Кто Ирина? А, может быть, кто-то и Наташа? А, может быть, Наташа — это Тельма, жена последнего пылкого влюбленного Барни Кэшмена?
"При мне не смей сидеть! Встань! Ступай отсюда! Я люблю в доме порядок! Не сметь меня раздражать! Не сметь!" — это Наташа в "Трех сестрах".
"Это я вашу жену вижу иногда в ресторане? Высокая блондинка в норковой шубе, а сапоги как у космонавта? — Она. Как это вы узнали? — Узнала, потому как она подошла к кассе молча, взяла всю только выручку, не сказав ни слова. Так поступают бандит либо собственная жена" — это из диалога Элейн Маццони и Барни Кэшмена (Андрей Касницкий) в "Последнем пылком влюбленном".
А вот сама Элейн (Наталья Крюкова) — Маша, но не из "Трех сестер", а из "Чайки" (12+). Как там у Тригорина в записной книжке? "Нюхает табак и пьет водку" (то и другое очень вредно для здоровья — Ред.). Это про Машу. А если про Элейн, то "курит и пьет виски" (то и другое очень вредно для здоровья — Ред.). Да и сама она порою чистый Тригорин в женском обличии. Наблюдательна (ишь как жену Барни вычислила), умеет двумя-тремя словами выразить суть увиденного. Помните? "У него на плотине блестит горлышко разбитой бутылки и чернеет тень от мельничного колеса — вот и лунная ночь готова". А у нее: "Вы — лицемер! Елейный, сюсюкающий, нюхающий свои пальцы лицемер!" — припечатала так припечатала. Ни слова из песни не выкинешь.
Вообще это очень чеховская пьеса. Сюжет и фабула будто из очередного рассказа Антоши Чехонте в "Стрекозе" (16+). Один муж, весьма респектабельный господин, единожды женатый на школьной подруге и счастливый в браке, воспитывающий вместе с супругой троих детей, не пьющий, не курящий, никогда не попадавший ни в какую автомобильную катастрофу, ни в драку, вдруг, устав от всей этой житейской рутины, решается хоть раз в жизни отдаться своим фантазиям, тайным мечтам, испытать нечто такое, чего никогда еще не испытывал. Он приглашает в квартиру мамы (тайком от нее, разумеется, и тайком ото всех) на свидание "женщину с изюминкой", чтобы завести с ней не какой-то дешевый, банальный пошлый роман, а серьезный, захватывающий, бурный… который на всю жизнь остался бы в его памяти как незабываемый миг, изменивший шаблон его жизни, миг, в который он не просто существовал, а жил!
Однако практически всё время уходит на словесную перепалку в духе чеховской шутки в одном действии "Медведь" (12+), и до дела так и не доходит.
Возможно, у Чехова всё свелось бы к жалобам несостоявшейся любовницы (на мужа-тирана, грека по национальности, на высокие цены на сено и дрова, на то, что завтра надо платить проценты банку, а денег у мужа нет, и он с утра угрюмо молчит и сосредоточенно чистит старое ружье, и вот она… она… она… решилась… И слезы отчаяния льются из ее глаз, и несостоявшийся любовник, чувствуя себя негодяем и грязным соблазнителем, отпускает ее с миром, присовокупив 100 рублей, кои необходимы для погашения долга перед банком (и которые она, конечно же, не вернет, хотя клятвенно обещает сделать это).
И ровно тем же заканчивается свидание с юной (27 лет от роду) провинциальной актрисой, допустим, Ниной Заречной, которая ждет в уездном городе N ангажемент из губернского города NN и потчует доброго самаритянина (ссудившего ей 20 рублей, которые она пришла отдавать) душещипательными историями из различных трагедий, драм и водевилей, как будто бы всё это происходило с ней самой. В итоге она и сама уверяется и его уверяет в том, что он — очередной злодей, готовый покуситься на ее честь, так что и в этом случае ему приходится откупаться.
И, наконец, третье свидание — со скорбной женой лучшего друга, не просто изменившего ей, но и признавшегося (зачем-то) в своей измене. И вот ей приходит в голову коварный план мести — изменить мужу с его лучшим другом и сообщить неверному супругу об этом. Но прежде она (мстить так мстить) бросает тень на свою подругу, жену главного героя, последнего пылкого влюбленного, заставив его изрядно помучиться по поводу верности-неверности его собственной образцовой жены. Но, в конце концов, все тучи рассеиваются. "Она праведница! Праведница, праведница, и вся жизнь с ней была, есть и будет одним волшебным мигом… черт бы его побрал!" — восклицает главный герой и выходит вместе с остальными на аплодисменты. Кстати, и водевиль мог бы так и называться: "Она праведница".
В одной рецензии на спектакль "Последний пылкий влюбленный", поставленной в каком-то столичном театре, автор сетовал, что зрителям вместо легкой и веселой бродвейской комедии в который раз предложили изрядно всем надоевшие психологические измышления и самокопания. Или рецензент самой пьесы не читал, или не был в курсе того, как сильно в Америке уважают драматургию Антона Павловича Чехова и систему актерской техники племянника его Михаила Александровича Чехова. Саймон очень любил Чехова. Чехов always. Чехов everywhere. Чехов, и ничего, кроме Чехова. Чехов в квадрате.
В пьесе, написанной Саймоном, много говорят, совсем как у Чехова. Говорят, говорят, говорят, и вдруг через это говорение проступает главная мысль пьесы: "Только потеряв что-то, мы можем понять, что именно мы потеряли". И ты понимаешь: "Если бы они все так много и невпопад говорили, перескакивая с пятого на десятое, совсем как в жизни, кто бы поверил в искренность слез Жанет, слез актрисы Анна Чалой, прожившую эту роль, как часть собственной жизни". Грусть, говори! И кто сказал, что в театр ходят только за весельем? За грустью ходят тоже.
Есть случаи, когда слова важнее всего на свете. Когда всё отдашь за возможность высказаться. По-моему, и пьеса, и спектакль "Последний пылкий влюбленный" — как раз об этом.
Этюд третий. Побольше бы таких секретов!
На пресс-конференции Ефим Звеняцкий рассказал, что актрисы, исполнявшие роли в спектакле, сами выбирали себе костюмы. Вот просто ходили по шмоточным бутикам и выбирали, а он потом эти покупки оплатил.
Актрисы выбирали костюмы, которые, на их взгляд выражали характеры их героинь. Наталья Крюкова для Элейн Маццони выбрала оранжевый свитер, синие джинсы и белую полушубку (простую одежду, как было указано Саймоном в ремарке), Алина Жарикова для Бобби Митчел — серебристое платье в духе Мэрилин, Анна Чалая для Жанет Фишер — строгий элегантный костюм респектабельной дамы. И это, конечно, позволило актрисам быть естественными в предлагаемых автором пьесы обстоятельствах.
Контрастные оранжевый, синий, белый, выбранные для Элейн Натальей Крюковой, подчеркнули особенности поведения героини — перепад настроений, резкость выражений и одновременно тонкую ироничность. Элейн мечется, и внутренне, и внешне, и актриса точно выражает пограничное, "ртутное" состояние персонажа.
Серебристое платье Мэрилин, выбранное Алиной Жариковой для Бобби Митчел, помогает создать образ 27-летней старлетки, всё еще пытающейся пробиться в Голливуд. Все истории, которые она рассказывает о себе Барни Кэшмену, на самом деле перепевы ролей знаменитых кинозвезд того времени (50-60-х годов прошлого века) — Одри Хепбёрн, Ширли Маклейн, Мэрилин Монро и других. Выжимки из статей светских глянцевых журналов, творящих особую звездную мифологию на потребу публике.
И наконец, строгий элегантный костюм Жанет Фишер, которую играет Анна Чалая. Вот чья героиня действительно напоминает Ольгу их "Трех сестер", любящую, жертвенную и страдающую. Или даже Ирину, повзрослевшую, вышедшую замуж за не убитого Соленым барона Тузенбаха, которого она по-настоящему полюбила, как Жанет Фишер полюбила своего мужа. А тот взял и изменил ей, да еще рассказал об этом. А ей так хочется, чтобы в мире существовало хотя бы трое порядочных людей — Барни, Тельма и… Мел, ее муж. Сама она себя порядочной не считает, ведь она решилась отплатить изменившему ей мужу той же монетой. Отомстить изменой за измену. Но: "Что с нами происходит, Барни? Что происходит со всем миром? Мы живем в век вседозволенности… И я не могу этому соответствовать". Но в два часа ночи она всё же разбудит Мела, похлопает его по плечу и скажет: "Знаешь, Мел, у меня роман с Барни Кэшменом". И пусть он проглотит эту пилюлю…
Месть должна быть холодной. И измена может быть холодной, как замороженное масло внутри котлеты по-киевски: сама котлета после жарки — горячая, но начинка — обжигает!
"Тут есть одна мысль, которая согревала меня на протяжении всех репетиций. То, что человеку иногда для того, чтобы понять, что у него что-то есть, надо этого лишиться", — сказала актриса на пресс-конференции.
И стоит задуматься, чего мы лишаемся в наш век вседозволенности. Пылкости? Влюбленности? Благородства? Порядочности?
Любить человека, который нечестный подлый, черствый и непорядочный, в сущности, плевое дело. Но дай нам Бог найти в жизни хотя бы трех по-настоящему порядочных, добрых и любящих людей. Таких, как Барни Кэшмен, например. Андрей Касницкий играет его именно таким. Порядочным, добрым и любящим. Возможно, именно эта мысль согревала его на репетициях. На пресс-конференции он не сказал об этом. А всё и так было сказано во время спектакля.
"Этот спектакль был очень трудным для меня, — признался на пресс-конференции Николай Тимошенко. — Накануне вечером я даже подумал: "Всё. Снимаем спектакль". А потом, как в древнегреческом театре появился бог из машины, и всё вдруг встало на место. Как? Это большой секрет".
Побольше бы таких секретов!