Эту шубу, норковую, цвета "графит", я купила себе сама. Не муж, не родители — сама. Пять лет я откладывала с премий, ходила в старом пуховике, отказывала себе в помадах и кафе. Это была моя мечта. Символ того, что я чего-то стою, что я успешная женщина, а не просто "принеси-подай".
Шуба была идеальной. С капюшоном, длина чуть ниже колена, и пуговицы... О, это были особые пуговицы! Большие, инкрустированные стразами Сваровски. Я сама их пришивала взамен заводских, чтобы добавить шика.
Свекровь, Анна Сергеевна, шубу ненавидела.
— Зачем тебе такая дорогая вещь, Ира? — ворчала она, поджимая губы. — В метро тереться? Лучше бы кредит за машину закрыли. Или мне на зубы добавили.
— Анна Сергеевна, это мои деньги, — спокойно отвечала я. — Я имею право на маленькую радость.
И вот, в декабре, случилась беда. У нас в квартире прорвало трубу отопления. Кипяток, пар, хаос. Вещи пришлось срочно эвакуировать.
Анна Сергеевна жила в соседнем доме.
— Везите всё ко мне! — скомандовала она. — Шубу, дубленки, технику. У меня сухо. Пересидите ремонт у меня.
Мы перевезли вещи. Шубу я повесила в шкаф в её спальне, в специальном чехле.
Через неделю, когда мы вернулись домой (просушили стены, переклеили обои), я пошла забирать вещи.
— А шуба где? — спросила я, заглянув в шкаф. Чехла не было.
Анна Сергеевна вышла из кухни, вытирая руки полотенцем. Глаза у неё бегали.
— Ирочка... ты только не волнуйся. Случилась неприятность.
— Какая?!
— Я... я решила её отпарить. Подумала, помялась она при переезде. Включила отпариватель, а он... плюнул кипятком. Прямо на мех. И... и утюг упал сверху. Горячий.
Я почувствовала, как кровь отливает от лица.
— И что?
— Ожог там. Дырка огромная. Мздра скукожилась. Я так испугалась! Попыталась почистить, стало еще хуже. В общем... я её выбросила.
— Выбросили?! Норковую шубу за двести тысяч?!
— Ну а что с ней делать? Тряпка! Воняла паленым на всю квартиру! Я вынесла на мусорку, бомжи, наверное, забрали. Прости, Ирочка. Старая я, руки-крюки. Я вам с пенсии буду отдавать... по тысяче в месяц.
Я рыдала три дня. Муж, Олег, утешал как мог:
— Ир, ну это вещь. Ну черт с ней. Мама же не со зла. Она хотела как лучше. Не убивать же её теперь. Купим новую. Потом.
Прошел месяц. Обида притупилась, но осадок остался. Я в гости к свекрови не ходила — не могла видеть её "виноватое" (а на самом деле хитрое) лицо.
Наступили новогодние праздники. Анна Сергеевна позвонила Олегу:
— Сынок, у Лидочки (золовки, сестры мужа) премьера в театре. Она же у нас в самодеятельности... то есть в студии играет. Дала пригласительные. Пойдемте, развеемся? И внука, Ванечку, возьмите, там сказка.
Я не хотела идти, но ради Ванечки согласилась. Сын любил театр.
Мы пришли. Фойе драмтеатра сверкало огнями. Дамы в вечерних платьях, мужчины в костюмах.
Анна Сергеевна была уже там. Вместе с Лидой. Лида стояла спиной к нам, у зеркала, поправляя прическу. Она была в... шубе.
В норковой шубе. Цвета "графит".
У меня перехватило дыхание. "Да нет, — подумала я. — Таких шуб тысячи. Просто похожая".
Мы подошли ближе.
— О, привет! — Лида обернулась. Она сияла. Шуба сидела на ней идеально.
— Привет, — сказала я, не сводя глаз с меха. — Новая?
— Ага! — Лида крутанулась. — Муж подарил! Ну, то есть любовник... ой, поклонник! Классная, да? Натуральная!
Анна Сергеевна занервничала. Она встала между мной и Лидой, пытаясь закрыть её собой.
— Лидочка, пойдем в гардероб! Опоздаем! Ира, Олег, давайте куртки!
Мы стояли в очереди в гардероб. Я сверлила взглядом спину Лиды. Мех был точь-в-точь как мой. Тот же оттенок, тот же ворс. Но пуговицы... Пуговицы были обычные, черные.
"Значит, не моя, — с облегчением выдохнула я. — Я же свои Сваровски пришивала намертво. А тут простые".
Я успокоилась. Зря на людей наговариваю. Паранойя.
Лида сдала шубу гардеробщице. Та повесила её на плечики.
И тут мой пятилетний Ваня, который крутился рядом, вдруг дернул Лиду за рукав платья (она уже сняла шубу).
— Тетя Лида! А зачем ты мамину пуговку оторвала?
— Что? — Лида поперхнулась. — Какую пуговку, зайчик?
— Вот эту! — Ваня показал пальцем на шубу, которая еще висела на барьере гардероба (гардеробщица замешкалась с номерком). — Вон там, внутри! На рукавчике! Я помню! Мама пришивала туда зайчика!
Я замерла.
Зайчик. Господи.
Когда я меняла пуговицы, одна внутренняя, потайная, на манжете (чтобы ветер не задувал), оторвалась. И я пришила туда смешную детскую пуговицу в виде зайчика, которую Ваня мне дал. "Мам, пусть зайка тебя греет". Я пришила её внутри, никто не видел. Только я и Ваня.
Я, как пантера, прыгнула через барьер (гардеробщица ахнула) и схватила рукав шубы. Вывернула манжету.
Там, на серой подкладке, сидел маленький белый пластмассовый заяц.
Мой заяц.
В холле повисла тишина.
Я медленно подняла глаза на Лиду. Потом на свекровь.
Анна Сергеевна стала пунцовой. Лида — бледной.
— Поклонник подарил? — спросила я ледяным голосом. — А поклонника зовут Анна Сергеевна?
— Ира, ты не так поняла... — пролепетала свекровь.
— Я всё поняла. Вы украли мою шубу. Вы соврали, что сожгли её. Вы перешили пуговицы, чтобы я не узнала. Но вы забыли про зайца.
— Да ты её не носила! — вдруг взвизгнула Лида. — Висит в шкафу, пылится! А мне ходить не в чем! Мама сказала: "Бери, скажем, что сгорела, она дура, поверит"! Тебе жалко, что ли?! У тебя муж есть, еще купит! А я одна! Мне статус нужен, чтобы мужика найти!
Олег, который всё это слышал, подошел к сестре. Молча снял шубу с крючка (гардеробщица даже не пикнула).
— Надень, Ира, — сказал он.
— Олег! Ты что?! — закричала свекровь. — Отдай сестре! Это её вещь теперь!
— Мама, заткнись, — сказал он. Впервые в жизни он сказал матери "заткнись". — Вы воровки. Обе. Крысы. Ты украла у своей невестки вещь и подарила дочери. Как тебе не стыдно?
— Стыдно?! — свекровь перешла в наступление. — Это мне стыдно, что сын жмот! Родной сестре пожалел тряпку! Тьфу на вас! Пойдем, Лида!
Они ушли. С гордо поднятыми головами, но под свист и шепот очереди (люди всё слышали и явно были на нашей стороне).
Я надела шубу. Она пахла Лидиными дешевыми духами, но это была МОЯ шуба.
Мы не пошли на спектакль. Мы поехали в ресторан.
— Ир... — Олег взял меня за руку. — Прости меня.
— За что?
— За то, что я родился в этой семье. За то, что не верил тебе сразу.
— Ты не виноват. Главное, что сейчас ты всё понял.
Шубу я потом сдала в химчистку, чтобы убрать чужой запах. А пуговицы со стразами вернула на место.
Свекровь звонила потом. Не извиняться — просить денег. "Лидочка в депрессии, ей нужна компенсация морального ущерба, ты её унизила на людях".
Олег послал её по известному адресу.
Больше мы с ними не общались. Зато Ваня теперь — мой главный сыщик. Я ему за того "зайчика" купила настоящий телескоп. Пусть смотрит на звезды, а не на гнилых людей.