Не пойман, не вор
На третьем курсе училища, для того, чтобы поехать в летний отпуск, нам необходимо было, кроме обычных зачётов и экзаменов, сдать один из нормативов физической подготовки на первый спортивный разряд.
Сказать, что для большинства это сложно – ничего не сказать. Это оказалось архисложно.
На выбор каждый мог сдать: или стометровку, или километр, или гири.
Практически все решали бежать километровую дистанцию, потому что спринтеров мало, да и «качков» было – не густо.
Незадолго перед сдачей зачёта мы взводом сидели в классе самоподготовки, когда главному инициатору и организатору всех наших задумок Косте Малину пришёл в голову гениальный план. Он нарисовал его на классной доске. И всем так понравился, что даже самые отчаянные скептики согласились. Впрочем, судя по всему, другого выхода не было – в артиллерийской стрельбе, боевой работе, топогеодезии и артразведке мы были более-менее подкованными, а вот «бегистика» давалась не всем.
Для начала распишу, как у нас говорят, диспозицию: кто помнит Хмельницкое училище, тот знает, что курсантские казармы располагаются в одну линию вдоль училищной ограды фасадами на улицу 25-летия Октября. С тыльной стороны казарм за училищным сквером находится большое здание учебного корпуса. Его окна выходят на другую центральную улицу, Богдана Хмельницкого, делящую территорию училища пополам.
Около учебного корпуса (прямо посредине) – фонтан, от которого в сторону казарм ведёт асфальтовая дорожка, настолько широкая, чтобы по ней могла свободно пройти курсантская батарея. Дорожка эта между первой и второй казармами выходила на дорогу, что пролегала вдоль фасадов всех пяти казарм. Параллельно ей, вдоль тыльной стороны казарм, была вторая дорога. Она шла до самого края последних казарм и огибала их с торцов. Круг замыкался. По нему проходила километровая трасса, правда, перед финишем она огибала ещё и курсантский клуб, а финиш планировался прямо рядом с учебным корпусом у фонтана, слева от точки старта.
Надо добавить (для того, чтобы картина была полной), что, если идти от фонтана к казармам, то перед ними обязательно пройдёшь между двух огромных стендов наглядной агитации, призывающих «учиться военному делу настоящим образом» и стоящих параллельно казармам справа и слева. По нашей задумке, за щитом (тем, что был правее) ставилась… "подстава". Каждый, кто хотел сдать на зачёт, искал себе напарника из другой батареи или другого взвода (из тех, кто в этот день не сдавали). Он одевался так же как сдающие: полевая х/б форма и пилотка и, непосредственно перед стартом, занимал исходную позицию за плакатом.
План заключался в следующем: экзаменуемый должен был со старта, скрывшись за плакатом, не бежать до окончания всех казарм (это за него делал «подставной»), а под прикрытием того самого плаката проскользнуть за здание и лететь, что есть мочи, до последней пятой казармы (не дальше – не ближе). Как только "подставной" обегал последнюю казарму и его зафиксировал в блокнот специально поставленный там сотрудник спорткафедры, он показывался из-за угла и делал отмашку тому, вместо кого он бежал. Увидев это, сдающий разворачивался и нёсся уже в обратном направлении навстречу стоящему на контроле начальнику кафедры. Вся схема была рассчитана так, что «стартёр-финишёр», не торопясь, дефилировал до тыловой дороги, по которой «катилась» группа сдающих; глядел им вслед, и так же, не торопясь проходил десять метров между казармами на внешнюю дорогу, и глядел на приближающуюся группу курсантов, не подозревая, что за несколько секунд до этого, он глядел в спины совсем других субъектов. Всё гладко, а выгода заключалась в том, что экзаменуемый «срезал» метров 50-60, которых хватало как раз для того, чтобы вложиться в норматив. Всё, экзамен гарантированно сдан, здравствуй, отпуск!
Наш взвод стартовал третьим. "Подставные" уже дежурили за агитационным щитом.
Старт! Понеслась! Пересекая линию плаката, краем глаза вижу, как «попёр» мой партнёр вдоль казарм.
Хорошо! Выбегаю вместе с остальными на внешнюю дорожку, бегу, но, то ли из-за мандража, то ли по неопытности, но бегу как-то медленно. Мне в те секунды даже кто-то кричал, что «медленно!», а я как-то не придал этому значения.
Когда до начала последней казармы оставалась дистанция в половину предыдущей, показался парень – моя подмена. Поскольку у других-то "подставы" были ближе, они (после разворота) оказались довольно далеко позади меня.
До меня дошла моя ошибка, когда я оказался почти «нос к носу» с преподавателем с секундомером. И шёл я по дистанции чуть ли не с олимпийским рекордом! Я, конечно, сбавил скорость, как мог, чтобы выравняться с остальными, но, как говорится, «спалился».
Финишировал я среди первых, в норматив уложился, но начальник кафедры вдруг упёрся: где срезали?
Пришёл контролёр, начальник – к нему: сколько, мол, пробежало мимо тебя? Столько-то. Всё совпадает. Ничего не понимаю. Всему взводу грозит незачёт. Из-за одного. Из-за меня!
Идём в казарму. Все зыркают на меня злыми взглядами и сквозь тяжёлое дыхание ругают, на чём свет стоит. Я не знаю, куда деваться от стыда и жуткого смущения оттого, что подвёл взвод. Досада – мягко сказано. Меня обвинили в том, что захотел в подлоге быть лучше всех. Хотя это было и не так. А оправдываться поздно, да и бесполезно – не верит никто.
– Что ж ты такой !? – обидно накричал на меня парень из другого взвода, когда мы вошли в расположение курсантской батареи. Обиднее было вдвойне, поскольку парень был в авторитете, и многие побаивались его кулаков и злого языка.
Всем всё уже было известно. Казалось – молва долетела до народа раньше, чем мы дошли; и ребята со злым укором смотрели на меня. Я не знал, куда деваться. Настроение было – хоть вешайся.
А ещё через некоторое время пришёл взводный, принёс ведомость сдачи зачёта и, на вопросы особо озабоченных, сказал, что сдали все. Мы поняли, что дело замято; спортивной кафедре тоже не нужен был никакой «геморрой» с не сдавшим взводом. Да и «придурка», который внезапно «пошёл на мировой рекорд», за «жопу» взять не удалось. Не пойман, не вор. Ну и ладно.
Больше нам в подобных экспериментах участвовать не пришлось; на четвёртом курсе физо в госэкзамен не входило. Да и кто из-за спортивного разряда станет «гробить» подготовленного офицера-артиллериста?! Афера наша ушла в историю и в курсантские предания. Скоро рухнул Советский Союз. Бывшие однокашники, из тех, кто «выжил в Афгане» или не спился, волею судеб оказались в разных государствах. Но это уже совсем другая история.
Вертолёт
В городе Хмельницком лет двадцать тому назад располагалось артиллерийское училище. Сейчас на месте его находится академия прикордонной стражи Украины; но две 122-х миллиметровые гаубицы с поднятыми стволами напротив парадного входа стоят до сих пор.
Ещё там стоит (между учебным корпусом и курсантским клубом) вертолёт Ми-8. Для чего он стоит, не очень понятно – видимо, чтобы сбить с толку вероятного противника.
И, тем не менее, даже в те времена, когда вертолёта ещё не было, по курсантским казармам, пардон – общежитиям, иногда всё таки летали «вертолёты»…
Курсанты, порой, забавляются, и не всегда безобидно.
Для «запуска вертолёта» необходимо: доверчивый и несколько туповатый курсантик, над которым то и дело потешаются, зимний период обучения и швабра.
Во время зимнего периода обучения, а попросту – зимы, курсанты переходят на соответствующее обмундирование, включая нательное бельё: бязевые кальсоны и рубахи.
После ужина, в благословенное время для личных потребностей, некоторые скидывают военную форму и ходят: то в душ, то в туалет, то в бытовку, в тапочках и в нательном белье.
Имея соответствующий настрой, кто-нибудь из потенциальных шутников находит-таки потенциальную «жертву» и говорит, что он хочет показать ей… вертолёт.
Несчастный, заинтригованный такой необычной постановкой вопроса, соглашается, резонно полагая, что при его мускулатуре, реакции и сообразительности, а также известном авторитете, ничего непредвиденного произойти не может.
Взяв в руки швабру, инициатор аттракциона предлагает простаку развести руки в стороны, и проталкивает деревянную ручку через один рукав и спину в другой рукав.
«Ну и чё такого?» – думает испытуемый. А в это мгновение кто-то... стягивает с него кальсоны.
Трусов в зимнее время военным не положено, а потому всё переднее и заднее хозяйство тут же оказывается на виду у всех. Несчастный инстинктивно пытается сделать сразу два дела: сначала натянуть обратно кальсоны, что у него не получается, поскольку руки вниз не опускаются, ограниченные в движениях предательской шваброй, и куда-нибудь спрятаться. Он начинает, под весёлый хохот ребят, бегать по казарме, суетливо заваливаясь по крену расставленными в стороны руками то влево на борт, то вправо.
Наконец, взяв себя в руки, он догадывается наклониться в бок, со стороны которого находится перекладина злосчастной швабры, и вытрясывает её из себя. Натянув штаны, он бегает с этим предметом уборочного инвентаря за улепётывающим от него обидчиком.
Каждый раз, на очередном курсе, эта немудрёная схема срабатывает одинаково и каждый раз находятся её новые исполнители.
Курсантская легенда
Рассказывали в нашем училище такую байку, которая, конечно же, более походила на выдумку.
Один курсант слыл изрядным ловеласом и даже не пытался эту репутацию как-то дезавуировать. В общем, все четыре года он «дружил» со многими подругами, каждый раз представляясь «Валиком Торсионным», но на последнем курсе одна девица от него забеременела, а это обстоятельство никак не входило в его жизненные планы. А пассия имела, судя по всему, целью – «захомутать» будущего офицера и всячески его обхаживала.
Парень продолжал ходить в гости к подруге, а сам лихорадочно обдумывал план «побега», чтобы наверняка.
И вот, настал день выпуска молодых лейтенантов. Подружка его с уже явно округлившимся животом и со своей мамой встречали его возле училища после торжественной церемонии вручения офицерских погон, прощания с боевым знаменем и торжественного прохождения.
Далее, следовала выдача документов и молодые лейтенантики разъезжались по домам «по своим, да чужим» в свои первые офицерские отпуска. Будущие «тёща и невеста» ни на шаг не отходили от «суженого». После штаба училища они двинулись к курсантскому общежитию, забрать вещи.
Наш герой оставил спутниц перед крыльцом, зашёл в казарму, вынес огромный увесистый чемодан, поставил на асфальтовую дорожку перед ними и сказал:
– Постерегите, сейчас я попрощаюсь с друзьями и выйду.
С этими словами он вошёл обратно в здание. Пройдя в расположение первого этажа, открыл окно, выпрыгнув наружу, сиганул через ограждение училища и «рванул» на вокзал к отъезжающему в скором времени поезду, билет на который взял заранее, а вещи предварительно сдал в камеру хранения.
Несчастные женщины, стоявшие рядом с чемоданом, начали понимать, что что-то произошло, что противоречило их планам, минут через сорок, когда постепенно улеглась суета и стихли голоса в помещениях. Зайдя в общагу, они обнаружили, что она абсолютно пуста с первого до последнего этажа. А из раскрытых окон на них веет тёплый июльский ветерок офицерской вольницы.
Сбежав вниз и раскрыв чемодан, они обнаружили в нём всякий увесистый хлам: тряпки, куски досок, гантели, бумаги и прочий мусор.
Ну, что сказать? Досадно конечно! Но от этого, кажется, не умирают.