Семён Моисеевич уже забыл вкус нормальной водки. Боярышник — вот любимый напиток мужчины. Он давно не видел друзей, с которыми можно было бы посидеть за столом, поговорить по душам. Каждый вечер он наливал себе стакан боярышника, чтобы хоть как-то заглушить одиночество и тоску. Иногда ему казалось, что это не просто напиток, а его единственный верный друг, который всегда готов выслушать и поддержать.
Однако в это субботнее утро всё изменилось.
— Семён, хочешь коньяка? — поинтересовалась Варвара Ивановна, давняя подруга и иногда собутыльница мужика.
— Спрашиваешь, конечно, хочу, — забрызгал слюной Семён.
— Есть одно дельце, за которое ты получишь заветную бутылку.
— Выкладывай, Варвара.
— Нужно вскрыть кое-какую квартиру, вынести кое-что.
— Ну ты, подруга, даёшь, конечно, это же тюрьма.
— А вот тут ты не прав! Квартира моей бывшей невестки, а вынести нужно то, что по праву принадлежит мне! Телевизор, микроволновка, кофеварка — это всё куплено на деньги моего сына, а значит, принадлежит мне! - философски заявила Варвара.
Семён почесал затылок.
— Ладно, Варвара, я согласен.
Два дня спустя.
Семён Моисеевич, в чёрной шапке и с сильно потёртой спортивной сумкой через плечо, нервно переминался с ноги на ногу у подъезда.
— Ну где она? — бормотал он себе под нос. — Коньяк… «Наполеон»… три звезды, не меньше… Хоть бы не «Агдам»…
— Я здесь, я здесь! — из-за угла вынырнула Варвара Ивановна в ярком пуховом платке и с огромной авоськой. — Что ты как шпион стоишь? Иди сюда.
— А инструмент? — спросил Семён. — Отмычки там, фомка?
— Какие отмычки, Сёма? У меня ключ есть! — Варвара лихо вытащила из кармана связку. — От сына старый оставила. Она просто сменила замки. Но дверь-то та же, советская. Знаешь, где у них слабое место?
— Где?
— Вместо языка секрета у них был шуруп! Сынуля, дурак, вкрутил, когда тот сломался. А я запомнила. Берём мой маникюрный набор, откручиваем шуруп снаружи — и всё, дверь на задвижке. Толкнём — и внутри.
Семён посмотрел на неё с новым уважением.
— Варвара, да ты гений криминальной мысли.
— Не гений, а просто невестка — дура. Ну, пошли.
Поднявшись на пятый этаж, они замерли у нужной двери. Варвара деловито вынула из авоськи маленькую отвёрточку с цветной ручкой.
— Держи фонарик, — скомандовала она Семёну.
Тот, дрожащими руками (коньяк же!), светил на замочную скважину. Варвара копошилась внутри.
— Кажется, нашла… Ой, чёрт, сорвала шлиц! Сёма, у тебя нож есть?
— Есть, — Семён полез в карман и вытащил затупившийся складной ножик. — Но он не режет уже, только колбасу.
— И так сойдёт! — Варвара схватила нож и с силой ткнула в скважину.
Раздался сухой щелчок, и… лезвие ножа осталось торчать из замка, а ручка с характерным хрустом осталась у Варвары в руке.
Они в ужасе смотрели то на обломок, то друг на друга.
— Ну вот, — философски произнёс Семён. — Теперь у нас улика. Висящий в замке клинок с моими отпечатками. Классика.
— Молчи! — прошипела Варвара. — Думай! Может, толкнуть?
Она уперлась плечом в дверь. Семён, вздохнув, присоединился.
— Раз-два, взяли!
Дверь с глухим стуком поддалась, но не открылась, а лишь отъехала на сантиметр. Изнутри послышалось громкое, недовольное мурлыканье.
— Задвижка-то снялась, — прошептала Варвара, — но цепь она, стерва, поставила!
— И кота завела, — мрачно добавил Семён, заглядывая в щель. В щели на них светился один жёлтый, полный презрения кошачий глаз.
— Что теперь?
— А теперь, — Варвара засучила рукава, — операция «КотоЛов». Просовывай руку, Сёма, сними цепь!
— Я?! А он меня цапнет! У меня иммунитета к кошачьим нет, я с боярышником дезинфекцию провожу!
— Семён Моисеевич! Коньяк «Наполеон»! Три звезды!
Семён стиснул зубы, перекрестился и просунул длинную худую руку в щель. Кот заурчал громче.
— Не чувствую… там какая-то кнопка… или крючок… Ой-ой-ой-ой! ЦАП!
Семён дёрнул руку обратно. На указательном пальце краснела царапина.
— Ранен в бою! Нужна антисептическая повязка! — Он уже тянулся к внутреннему карману, где у него была заначка в виде стограммового пузырька боярышника.
— Да перестань ныть! — Варвара отстранила его и сама сунула в щель руку в пуховой варежке. — Ах ты, рыжий негодник! А ну отдай! Не царапайся, я твою маму знаю… почти… Готово!
Раздался лязг, и дверь открылась. На пороге, подметая хвостом пол, стоял огромный рыжий кот, с видом хозяина жизни, которого только что разбудили.
— Ну, — выдохнула Варвара, переступая порог. — Быстро, Сёма! Телевизор в зале!
Но Семён замер, уставившись на кота. Кот смотрел на Семёна. В его глазах Семён прочёл что-то родное, глубоко понятное: вселенскую скуку, тоску по чему-то настоящему и лёгкое презрение к окружающей действительности.
— Знаешь, Варвара, — тихо сказал Семён. — Он… он как я. Одинокий. Хозяева на работе, он тут сутками один сидит.
— Ты о чём?! Хватай телевизор, он на стене!
— Не могу, — с внезапной твердостью заявил Семён. — Это не наш метод. Это… низко. Кота напугали, дверь сломали. Я хоть и пью боярышник, но вором не был.
Варвара онемела от ярости.
— Так коньяка тебе не видать!
— И не надо, — Семён нагнулся и осторожно почесал кота за ухом. Кот, к удивлению, буркнул и потёрся об его штанину. — Я лучше этого парня заберу. Он, я чувствую, душу понимает. А микроволновку ты, может, в суде через галочку потребуй. Законно.
В этот момент в квартире раздался пронзительный звук сирены. Из-за телевизора мигал красный огонёк небольшой сирены-сигнализации.
— Вот чёрт! Бежим! — крикнула Варвара.
Но было поздно. На лестничной площадке уже раздавались тяжёлые шаги и голос соседа снизу, пенсионера-сторожа Митрича:
— Кто там? Я уже милицию вызвал!
Варвара, забыв про телевизор, рванула к двери, но Семён её остановил.
— Спокойно. Иди вон в ту комнату, на балкон, — сказал он неожиданно спокойно. — Скажешь, что от квартиры невестки ключ был, пришла забрать свои вещи, а я тебе помогал. А дверь… кот случайно закрыл.
— А сигнализация?
— Кот на пульт наступил. Он же у них умный, наверное.
Через десять минут участковый, глядя на пухлую Варвару, бледного Семёна с царапиной на руке и на огромного рыжего кота, мурлыкавшего на коленях у Семёна, чесал затылок.
— Так вы, гражданин, поцарапались, когда кота от пульта гоняли?
— Именно так, товарищ начальник. Он у них дикий. А мы тут всё законно. Вот Варвара Ивановна даже опись имущества составила, — Семён показал листок, на котором Варвара дрожащей рукой нацарапала «телек, микра, кававарка».
В итоге, разобравшись и отругав всех за самоуправство, участковый ушёл. Квартиру они закрыли, новый шуруп Варвара, кряхтя, вкрутила обратно.
На улице она зло посмотрела на Семёна, который нёс на руках рыжего кота.
— Ну и куда ты его?
— Домой. Друг у меня теперь есть. Будем беседы проводить.
— А коньяк?
— Знаешь, Варвара, — Семён Моисеевич почесал кота за ухом, и тот довольно зажмурился, — я, кажется, забыл его вкус. А боярышник… его и кот, может, не одобрит. Придётся завязывать. Как-нибудь, с настоящим другом, и одиночество не так гложет.
И они разошлись. Варвара — злая и без добычи, Семён — с новым, пушистым и слегка циничным другом, который, как оказалось, обожал смотреть хоккей и совсем не пил боярышник.