Найти в Дзене

Увидел бабушку в больнице

Знаете, что больше всего бесит в наших поликлиниках? Не очереди, не хамство медсестёр, а равнодушие людей друг к другу.
Понял это на прошлой неделе, когда сердце прихватило. В пятьдесят четыре уже не шутки, жена неделю пилила: "Иди к врачу, Серёжа! Что ты как мужик упёртый?" А я всё отмахивался, работа, дела, некогда... Пока в понедельник утром совсем плохо не стало. Проснулся и понял: давление

Знаете, что больше всего бесит в наших поликлиниках? Не очереди, не хамство медсестёр, а равнодушие людей друг к другу.

Понял это на прошлой неделе, когда сердце прихватило. В пятьдесят четыре уже не шутки, жена неделю пилила: "Иди к врачу, Серёжа! Что ты как мужик упёртый?" А я всё отмахивался, работа, дела, некогда... Пока в понедельник утром совсем плохо не стало. Проснулся и понял: давление зашкаливает, в груди колет, одышка.

По моему опыту, мужики вообще к врачам не любят ездить. Считаем себя железными до последнего.

Всё,, говорит Лена,, или сам едешь, или скорую вызываю!

Пришлось ехать.

Прихожу в городскую поликлинику № 15, народу битком. Коридор как в преисподней: воздух спёртый, все хмурые, недовольные. Кто-то надрывно кашляет, кто-то охает и ахает. Старики со справками, мамаши с орущими детьми, работяги на больничном. Классическая картина нашей медицины.

Взял талончик к кардиологу, двадцать третий в очереди. Сижу на пластиковом стуле, жду своей участи, читаю местные объявления: "Просьба не мусорить", "Соблюдайте тишину", "Врач имеет право отказать в приёме при отсутствии документов".

И вдруг вижу: в коридор заходит бабушка. Лет семидесяти пяти, не меньше. Маленькая, сгорбленная, с деревянной палочкой самодельной. Видно, сын выстругал из черёмухи. В старом пальто явно советских времён, тёмно-синее, воротник потёртый до дыр, пуговицы заменены на новые, но цвет не совпадает.

Идёт медленно, осторожно, каждый шаг обдумывает. В одной руке палочка, в другой сумочка старая, из чёрного кожзама, потрескавшаяся по углам, но аккуратно заклеенная скотчем. Видно, бережёт, дорогая для неё.

На ногах валенки с калошами, хотя на улице уже апрель. Платок повязан по-старинному, под подбородком завязан. Лицо усталое, но глаза живые, внимательные.

Подходит к регистратуре неуверенно, словно впервые здесь:

 Девочка, — говорит медсестре тихим голосом (а той лет под сорок!), — мне к врачу нужно. Талончик есть.

Протягивает мятый листок дрожащими руками, видно, нервничает.

Медсестра, тётка суровая, в толстых очках, с причёской "под горшок", даже головы не поднимает от компьютера. Злобно клацает мышкой, печатает что-то с видом человека, которого весь мир достал.

Меня бесит, когда медперсонал так себя ведёт. Понимаю, работа тяжёлая, зарплата копеечная, но люди же приходят больные!

 Очередь занимайте! — рявкает, не глядя. — Видите, людей сколько сидит?

Так я же записана, — робко возражает бабушка, показывая талон. — Тут время написано... девять утра. А сейчас уже половина десятого.

— Записаны тут все! — ещё громче кричит медсестра, выходит взглянув на неё. — Время это ориентировочно! Врач когда освободится, тогда и примет. Садитесь и ждите, как все нормальные люди!

Последние слова произносит с особым презрением, будто бабушка чего-то неприличного потребовала.

Бабушка растерялась, даже отступила на шаг. Оглядывается по сторонам, ищет свободное место. А в коридоре битком набито. Все пластиковые стулья заняты, люди стоят вдоль стен. Молодёжь уткнулась в смартфоны, старики с тоской смотрят в потолок, мамы пытаются успокоить капризных детей.

Бабушка подходит к парню лет сорока, толстый такой, в спортивном костюме, играет в какую-то игрушку на телефоне:

— Сынок, можно я тут рядом постою? — просит вежливо. — Места свободного нет.

Парень даже не отрывается от экрана:

— Не знаю, — буркает недовольно. — Мне только не мешайте. У меня тут важная игра.

Важная игра! У бабушки ноги еле держат, а у него важная игра в телефоне! Я считаю, что это просто позор. В каком мире мы живём?

Бабушка прислонилась к стенке рядом с ним. Вижу: ноги у неё трясутся, палочка дрожит в руке. Стоять явно тяжело, лицо бледное, губы поджаты, терпит изо всех сил. То и дело глубоко вздыхает.

Не выдержал. Встаю со своего стула:

— Бабуля, садитесь, пожалуйста.

Ой, внучек,, лицо сразу просветлело,, спасибо большое! Но вы же тоже больной... Очередь потеряете.

— Ничего страшного, — улыбаюсь, помогая ей присесть. — Мне пост

оять полезно. Да и очередь тут виртуальная, врач когда захочет, тогда и будет принимать.

Села тяжело, с облегчением выдохнула. Сумочку старую на коленях держит обеими руками, видно, что дорогая для неё вещь. Палочку аккуратно прислонила к стулу.

—Скажите,, тихо спрашивает, оглядываясь,, а долго тут обычно ждать? Я первый раз в эту поликлинику попала. Совсем тут не ориентируюсь.

— А откуда вы, если не секрет?

— Из Марьина, — вздыхает. — Там у нас участковый заболел, в отпуск ушёл. А мне направление дали сюда, к другому врачу. Добиралась два часа, три автобуса, одна пересадка. Ещё полчаса ваш кабинет искала по этажам.

Представил себе эту дорогу для семидесятипятилетней бабушки с палочкой. Кошмар!

Достаёт из сумочки толстую пачку документов, их там штук пятнадцать, не меньше. Все аккуратно сложены по порядку, подписаны дрожащим, но старательным почерком: "Анализы крови от 15 марта", "Направления от участкового", "Справки из больницы", "ЭКГ прошлый месяц", "Рентген лёгких".

Кстати, забыл сказать. Меня всегда поражает, как пожилые люди ответственно относятся к документам. Всё подписано, разложено, ничего не теряется. А мы, молодые, вечно что-то забываем.

— Сын вчера вечером собирал, — объясняет виноватым тоном. — Говорит, всё с собой носи, а то врачи руга

— Сын вчера вечером собирал, — объясняет виноватым тоном. — Говорит, всё с собой носи, а то врачи ругаться будут. Скажут, зачем пришла без анализов, время тратишь. Он у меня умный, в Сбербанке работает, управляющий. Всё в таких делах понимает.

— А сын сегодня где? Работает?

— Ага. Вчера отпрашивался, меня до врача в прошлый раз довёз. А сегодня не смог, проект какой-то срочный горит, говорит. Начальство злое, отпускать не хочет. Вот я и сама добиралась.

Голос становится грустнее:

— Он хороший, переживает за меня. Жена его тоже. Внучка у них маленькая, четыре годика. Предлагали к ним переехать, но у них маленький ребёнок, а я же больная... Не хочу обузой быть.

По моему опыту, пожилые люди часто так думают. Боятся стать обузой для детей, хотя те готовы помочь.

— А что у вас болит?

— Да всё, внучек, — грустно улыбается. — Сердце как бешеное то бьётся, то замирает совсем. Давление скачет, то 200, то 90. Ноги к вечеру отекают так, что обувь снимать больно. Голова кружится, шумит... Возраст, что поделаешь.

Тяжело вздыхает:

— Раньше я такая была, как конь! На заводе токарем работала, могла три смены подряд стоять. Мужики удивлялись, откуда у бабы силы? А теперь вот... до ближайшего магазина дойти уже подвиг.

— А муж?

— Пять лет как умер, — тихо говорит. — Рак был, поджелудочная. Долго мучился, два года... А я осталась одна. Живу в двушке на первом этаже, хорошо хоть лифта ждать не надо.

Медсестра вдруг орёт через весь коридор:

— Петрова Анна Васильевна!

Бабушка дёрнулась, как от выстрела:

— Это я! Это я! — засуетилась.

Пытается встать, но от волнения палочка выскальзывает из рук, документы рассыпаются по полу. В глазах паника, боится опоздать.

— Спокойно, — говорю, подхватывая палочку. — Никуда не денется врач.

Собираю бумажки, помогаю подняться:

— Идём потихоньку.

Идём к кабинету. Она медленно, осторожно переставляет ноги, а я рядом подстраховываю. В коридоре люди смотрят, кто с сочувствием, кто равнодушно.

У двери останавливается, хватается за сердце:

— А вдруг я что-то забыла? — паникует. — Сын так переживал, три раза всё проверял. Говорил, если документов не хватит, врач принимать не будет.

— Ничего не забыли, — успокаиваю. — У вас всё с собой.

Заходит в кабинет. Жду в коридоре, что-то тревожно стало на душе.

Через час выходит, лицо расстроенное, глаза на мокром месте.

— Анна Васильевна, что случилось?

— Говорит, в больницу ложиться срочно надо, — дрожащим голосом. — Обследование полное делать, ЭХО, томографию, коронарографию какую-то. А я... я боюсь. Одна ведь там буду.

Плачет уже открыто:

— Сын работает, отпуск только в августе. Жена его тоже не может, с ребёнком сидит. А мне страшно... Вдруг что-то найдут страшное?

Я считаю, что больше всего пожилых людей пугает именно одиночество в больнице. Не болезнь, а то, что некому руку подать.

— Куда ложиться сказал?

— В кардиологию, на Каширку. Говорит, там хорошие врачи, всё сделают.

Думаю: далеко от дома, сын работает... Кто её навещать будет? Кто передачки принесёт?

—Слушайте,, говорю, доставая телефон,, номер у вас есть?

— Есть, сын дал. Простенький такой, только звонить.

— Давайте мой запишем. Если что-то понадобится в больнице, звоните. не стесняйся.

— Ой, зачем вам это? — удивляется. — Вы же мне чужой человек совсем.

— Не чужой. Теперь мы знакомые. Анна Васильевна и..., представляюсь,, Сергей Михайлович.

Записываю номер в её потрёпанную записную книжку.

— И ещё, если в больницу будете ложиться, неизбежно позвоните. Подвезу на машине. На автобусе с сумками мучиться не надо.

— Да что вы! — машет руками. — Как я могу... Мы же не родственники!

— Можете. И будете звонить. Договорились?

Кивает, слёзы текут по щекам:

— Спасибо вам... Таких людей мало осталось.

На следующий день звонит утром:

— Сергей Михайлович, это Анна Васильевна... Завтра в больницу кладут. Если вас не затруднит...

— Конечно не затруднит. Во сколько подъехать?

Забираю её из дома, оказывается, живёт в старой пятиэтажке, на первом этаже. Квартира чистенькая, но

бедная. Фотографии на комоде: молодой муж в военной форме, сын с женой, внучка.

Довожу до больницы, помогаю с документами, провожаю в палату. Женщины там лежат разные, кто помоложе, кто постарше. Анна Васильевна сразу всех стесняется.

— Буду навещать, — говорю на прощание. — И если что-то нужно, звоните сразу.

Это не по теме, но когда видишь, как человек остаётся один на один с болезнью, понимаешь, насколько важна поддержка.

Навещал два раза в неделю. Приносил фрукты, газеты, лекарства, которых в больнице не было. Оказалось, сын действительно работает без выходных, приехать может только по воскресеньям.

Через две недели выписали. Обследование показало, не всё так страшно, как казалось. Лечение назначили, таблетки прописали.

При выписке говорит:

— Сергей Михайлович, как я вам благодарна... Вы мне как сын родной стали.

А я думаю, а ведь мог пройти мимо в той поликлинике. Мог не обратить внимания на рассыпанные документы. Или просто отвернуться.

У меня самого мать есть, семьдесят восемь лет. Живёт в другом городе с младшим братом. И я представляю, вдруг она окажется одна в незнакомой больнице? Вдруг меня рядом не будет?

Хочется верить, найдётся добрый человек, который поможет, поддержит.