Вы говорите «величайшая трагедия»? Ну, если смотреть с точки зрения обычного человека, который в этот вечер смотрел телевизор, то это была не трагедия. Это было дикое, сюрреалистическое шоу, дешёвый трюк, после которого тебе объявляют: «Всё, прежней жизни не будет. А новой — мы вам пока не придумали».
Трагедия — это когда гибнет что-то живое. А Союз к тому моменту был уже неживым. Это была не жизнь, а симулякр сверхдержавы. Горбачёв со своими «новым мышлением» и «гласностью» был хирургом, который сделал разрез и в ужасе сбежал из операционной, оставив пациента истекать кровью.
И вот финальный акт этого фарса. 25 декабря. Горбачёв по телевизору — не как вождь, а как расстроенный пенсионер, который сдаёт казённую дачу и казённый «ЗИЛ». Он говорит о «судьбоносном решении» и «историческом выборе». А через пять минут над Кремлём спускают красный флаг. Без выстрелов. Без толпы. Без всего. Как спускают ветхую, выцветшую театральную кулису, чтобы повесить новую. Только новую кулису не успели пошить — повесили что-то бело-сине-красное, что для половины страны было флагом белогвардейцев и предателей, а для другой половины — непонятным триколором Ельцина.
В этом и есть главная трагедия-фарс: не было торжества свободы. Была тихая, казённая процедура ликвидации. Как закрытие убыточного завода. Людей даже не спросили. Им показали по телеку. Вот так, в прайм-тайм, между рекламой «МММ» и сериалом «Санта-Барбара», у них упразднили Родину.
И дальше началось не строительство «новой России», а великая распродажа. Всё, что было «ничьим» (то есть общенародным), стало приватизированным. Заводы, недра, телеканалы. «Трагедия» была не в смерти СССР. Трагедия была в том, ЧТО пришло ему на смену. Вместо диктатуры партии — диктатура кооперативов, рэкета и банковских счетов в Швейцарии. Вместо «нерушимого блока коммунистов и беспартийных» — нерушимый блок бывших комсомольцев и бывших цеховиков, которые за три года стали олигархами.
Горбачёв не развалил Союз. Он просто констатировал, что труп уже разложился, и отказался быть его смотрителем-гробовщиком. А настоящая трагедия разыгралась потом — в 90-е. Когда выяснилось, что у новой власти нет ни идеи, ни совести, ни плана. Только аппетит.
Так что 25 декабря — это не день трагедии. Это день постановки диагноза: пациент скончался. А все последующие годы — это уже возня вокруг наследства, где одни грабили казну, а другие — просто пытались выжить.
Величайшая трагедия была не в том, что спустили флаг. А в том, что не нашлось никого, кто мог бы достойно поднять новый и заставить людей в него поверить. Началась великая смута. Вот и весь сказ. Не трагедия Шекспира, а чёрная комедия абсурда, где все проиграли, даже те, кто думал, что выиграл.