Мои прекрасные! Данная глава достаточно тяжёлая морально, а потому прошу Вас - если Вы впечатлительны или не дай бог, страдаете болезнями сердца и нервов - пропустите её!
Повесть
Все части здесь
– Спасибо вам за всё! – она горячо поблагодарила стариков и спросила у Зинаиды Леонтьевны – скажите, а кто-то остался здесь ещё вашего возраста, кто может помнить бабушку?
– Мало кого, да все на другом конце посёлка!
– Зинаида Леонтьевна, мне эту историю нужно рассказать Петру Борисовичу, сказать ему, что я внучка Дарьи. Это необходимо, потому что... Мне нужно попросить помощи у него и участкового. Вы не могли бы... пойти к нему со мной?
– Конечно, девочка! Когда скажешь, тогда и пойдём!
Они договорились, что пойдут на следующий день с утра, и Аня отправилась домой. Она шла по дороге и думала о том, как же непредсказуема бывает судьба. Вот идёт она, вероятно, по той самой тропочке, по которой ходила когда-то её бабушка... Вон там, куда указала ей Зинаида Леонтьевна, остатки дома её бабушки, а в другой стороне – стены старой комендатуры.
Часть 57
Зинаида Леонтьевна смотрела на фотографию, и Анютка видела, как на глазах у неё появляются крупные капли слёз. Она внимательно наблюдала за женщиной, пережившей войну, и сейчас видела перед собой не её – она видела ту девчонку, строгую, с длинными косами, с красивыми голубыми глазами, бьющими лучистым светом, портрет которой висел в деревянной резной рамке на стене. Девчонку с нежным румянцем во всю щёку, с завитками густых волос у висков, которая смотрела прямо, мечтая о прекрасной, наполненной событиями, жизни, крылатые мечты о которой так внезапно сломала война, как и миллионам таких же молодых девушек в стране. Она видела перед собой не старую женщину, которую нисколько не сломили жизненные трудности, а прекрасную девушку, которая мечтала только об одном – чтобы пришёл на русскую землю снова мир, и не было бы войн, горя и несчастий, не хоронили бы матери своих детей, жёны – мужей, а сыны – отцов...
Анюткины глаза тоже наполнялись слезами, и вот взгляды женщин разных поколений пересеклись, Зинаида Леонтьевна усилием воли постаралась взять себя в руки и сказала тихо, показывая на фото:
– Вот это я... – Анютка подумала - очень странно, что Лариска не знала, что одной из подруг её бабушки была та, что жила с ней в одном селе... Она смотрела на фото девушек и конечно, сразу нашла сходство с тем фото, что находилось в рамке на стене дома Зинаиды Леонтьевны – а вот это Даша Травникова... – и женщина показала на копию Анютки, стоящую в самом центре.
– Это моя бабушка – медленно сказала Аня – я не застала её. Она умерла, когда моей матери было всего несколько месяцев. О ней мне рассказала всё, что знала, моя приёмная бабушка.
– Анюта – Зинаида Леонтьевна сглотнула комок – ты как оказалась в наших краях? И что ты знаешь о своей бабушке?
– Я попала сюда случайно, по распределению. Попросилась в другое место, и мне предложили этот посёлок. Бабушка моя, Ефросинья, не знала, из какой станицы прибыла Дарья, потому я никак не могла рассчитывать на то, что попаду сюда.
Собравшись с духом, она рассказала женщине всё, что знала со слов бабушки Ефросиньи о Дарье, а также о том, как и почему умерла Дарья Травникова. Под конец её рассказа Зинаида Леонтьевна плакала, не стесняясь.
– Ах, Даша, Даша! Незавидная, тяжёлая судьба! А ведь ей всего семнадцать было! Жить бы ещё да жить! Война проклятая... таких людей на тот свет отправила... Никогда от этой боли нам не разогнуться... никогда!
Она помолчала. Чтобы прийти в себя, Анютка отпила глоток чая и зачерпнула на ложечку немного мёда. Лакомство было душистым и сладким, и Анютке показалось, что всё в ней возвращается к жизни сейчас.
– Но я тебе расскажу, всё расскажу, девочка! Ведь я была Дашиной подругой, и кому, как не мне знать, что произошло тогда... Я не знаю, почему она сказала вашему старику, Платону, что бежала якобы от гнева станичников, и не поведала всей правды. Может быть, боялась, что руки фашистские и туда дотянутся, в тыл, или руки полицаев, которых у нас тут тогда развелось, как мух в нужнике. А может быть, боялась, что из местных найдётся тот, кто узнав её историю, отправит её назад в станицу, в руки фашистов. Ведь война-то порой даже из своих же людей врагов делала, а чужим уж и подавно старались не доверять, тем более, она из оккупации бежала! На самом деле, всё не так было, Анечка! Я помогла Даше с побегом и несколько наших комсомольцев.
– Но почему она бежала? – спросила Анютка.
– Потому что она отца своего ребёнка убила, немца этого проклятущего! Звание у него было... погоди-ка... ни генерал, нет...Бригаденфюрер – еле-еле выговорила она тяжёлое слово – по нашему генерал-майор. Мы же пытались здесь подпольную деятельность вести, все их звания знали... Но наши быстро подоспели и освободили нас, немцы тикАли так, что пятки сверкали. Так вот, этот самый Фридрих Краусе ссильничал Дарью. Она ведь... вон какая красивая была, ты вся в неё, потому я и удивилась, когда в первый раз тебя увидела. Одно лицо ты с Дашкой, бабкой своей... Не могла она тогда ему сопротивляться, не ожидала, что случится такое. Родила она ребёнка, а потом... пришла к нему... Он в комнате жил при немецкой комендатуре, один. Она поздно ночью к нему явилась... Он подумал, что она не просто так пришла, а за ласками, да не заметил, что у неё нож с собой. Перерезала она ему горло, вернулась домой, собрала дочку, и прибежала ко мне. Так мы ночью в путь и пустились – двое наших ребят – мальчишек, и мы с Дашей... Мы с ней простились, как прошли два села, а ребята с ней дальше пошли, чтобы до города проводить... Окольными тропами, через лес... Как мы плакали с ней, Анечка, как прощались! Обещали друг другу, что встретимся обязательно, пусть через много лет, но встретимся! Ни дня не прошло, чтобы я не вспоминала и не ждала её! А теперь оказывается, что и не судьба была... Рано Даша этот мир покинула!
– Зинаида Леонтьевна, скажите, у бабушки были тут родные? – кажется, надежда на то, что она найдёт тут родню, слышалась в голосе Анютки так явственно, что женщина опустила голову, словно была виновата в чём-то.
– Никого не осталось, Анечка. Немцы как пришли – загуляли тут... Троих Дашиных сестёр расстреляли прямо во дворе, когда узнали, что отец их на фронте, мать пытали с вечера до утра следующего дня, крик стоял такой по улице, что казалось, никогда больше станица не будет жить без слёз и печали. У меня все эти годы этот животный, нечеловеческий вой в ушах стоит. Дарья спаслась только потому, что на тот момент в соседнюю станицу к подруге уходила. Вернулась – хотели и с ней тоже самое сделать, да Краусе этот не позволил. А потом ссильничал её... Ненавидела она его, ох, как сильно! Сколько раз говорила мне – убью его, Зина, хоть одного немца в своей жизни, но убью! Геройской она была женщиной, бабушка твоя, не каждая ведь решится вот так генерал – майора немецкого прикончить, а она смогла!
Теперь уже и Анютка плакала открыто – как же больно было ей узнать о том, что оказывается, никого здесь не осталось из её родных, родных её бабушки Дарьи Травниковой! Как горько было узнать о том, какую же мученическую смерть они приняли!
– А отец бабушкин? – спросила она с надеждой.
– Погиб он... На адрес сельсовета похоронка пришла. Лежит теперь где-то в братской могиле, горемычный...
Аня опустила лицо в руки, вздохнула с надрывом... Совсем она одна – никого нет в её жизни. Была мать, но и та... Хотя почему же нет? У неё есть Соня, Назар Егорович, Санька, Лариска, её, Анюткины, любимые животные! И совсем даже она не одна!
– Зинаида Леонтьевна, а те ребята, что бабушку провожали до города – они живы?
– Да вот, перед тобой один сидит – лукаво сказала женщина, указывая на мужа.
Мужчина чуть наклонил голову, а потом внезапно взял маленькую Анюткину руку и прикоснулся к ней сухими губами.
– Гордиться ты должна своей бабушкой, девочка.
– Спасибо вам, за то, что помогли ей выбраться, это ведь было очень опасно, везде были немцы. В результате этого я увидела эту жизнь... Зинаида Леонтьевна, а вот об этом вы знаете что-то? – и Анютка достала из-под рубашки шнурок с камнем.
– Он это на шее носил, Фридрих этот... Она с него это содрала, сказала, сама не знаю, зачем. Мол, если я не выживу, так дочке моей останется, как память о том, в каких условиях она зачата и рождена была, чтобы никогда не забывала о том, кто отец её, чтобы был он для неё плохим примером, и она никогда не стала такой, как он. Девочка у неё была светленькая, сразу видно было – на отца похожая, очень боялась Дашка, что во всём она станет похожей на него, и что будет постоянно ей о нём напоминать.
– А дом, в котором бабушка жила – с ним что стало? Остались хоть какие-то... стены, или останки, ещё что-то?
– Пепелище от него осталось, и поскольку на пепелище не строятся, то ничего там теперь и нет. За столько лет всё растащили, раскидали, расчистили – только деревянные доски полов ещё кое-где проглядывают. Дарья, перед тем, как уйти, дом свой подожгла, сказала – много в нём боли внутри, мук, слёз за войну скопилось. Сказала – не хочу это людям оставлять и немцам... Пусть горит...
– А вот это что, как вы думаете? – спросила Аня, показывая рисунок с толстым деревом с огромным дуплом.
– Да это вон у нас, в лесу росло, с левого берега Лебединого! Самое толстое дерево у нас было! А фрицы, когда велели в комендатуре полы перестилать, показали на него – мол, вот это пилите, оно надёжное, да с него доски на полы делайте.
– Зинаида Леонтьевна, в посёлке много про сокровища говорят, которые якобы немец тот оставил. Я в те россказни не верю, а вы?
– Ой! – женщина рукой махнула – Анечка, ну, какие сокровища?!
– Вы только не подумайте – я не стремлюсь за ними гнаться, за сокровищами этими, просто... из-за них может беда случиться, люди могут пострадать.
– Я понимаю, девочка! Но я тоже не верю, что были те сокровища... Придумывают у нас много, в частности, Борька, бывшего председателя внук, сбивает молодёжь с панталыку! К слову сказать, этот его дед пытался тут всем угодить, когда эти фрицы пришли – и нашим, как говорится, и вашим! Не то чтобы уж сильно он под немцев прогибался, но стелил мягко! Да чего уж теперь судить – умер человек, какой с него спрос!
Они ещё немного поговорили о Дарье, а потом Зинаида Леонтьевна стала расспрашивать Анютку о Насте. Но услышав, как сухо та рассказывает о матери, расспросы свои остановила. Сразу поняла чуткая женщина, что между матерью и дочерью нет тех тёплых чувств, которые должны быть между близкими людьми.
Перед уходом Аня спросила женщину:
– Зинаида Леонтьевна, а где располагалась немецкая комендатура? Мне сказали, что была она на месте старого сельсовета...
– Заброшенным оно теперь стоит, здание это, за универсамом, выше улицей, может видела, одни стены серые, без крыши. Сколько бед повидали эти стены! Ведь и пытали там, и допросы учиняли – всё выискивали, кто партизанит, да деятельность подпольную ведёт. Слава богу, не долгой власть их была, супостатов этих, наши пришли... А потом и не стали на том месте делать ничего. Ведь там проклятый Краусе и бабушку твою ссильничал – ответил за Зинаиду Леонтьевну её муж.
– Спасибо вам за всё! – она горячо поблагодарила стариков и спросила у Зинаиды Леонтьевны – скажите, а кто-то остался здесь ещё вашего возраста, кто может помнить бабушку?
– Мало кого, да все на другом конце посёлка!
– Зинаида Леонтьевна, мне эту историю нужно рассказать Петру Борисовичу, сказать ему, что я внучка Дарьи. Это необходимо, потому что... Мне нужно попросить помощи у него и участкового. Вы не могли бы... пойти к нему со мной?
– Конечно, девочка! Когда скажешь, тогда и пойдём!
Они договорились, что пойдут на следующий день с утра, и Аня отправилась домой. Она шла по дороге и думала о том, как же непредсказуема бывает судьба. Вот идёт она, вероятно, по той самой тропочке, по которой ходила когда-то её бабушка... Вон там, куда указала ей Зинаида Леонтьевна, остатки дома её бабушки, а в другой стороне – стены старой комендатуры. Интересно, знает ли современная молодёжь всю историю, что происходила в посёлке в годы войны? Смогли ли представители старого поколения донести до молодых, сколько всего геройского совершено было нашим народом, когда пришла общая беда?
Аня сама не заметила, как ноги привели её туда, где по рассказам Зинаиды Леонтьевны стоял когда-то добротный дом Травниковых. Сейчас здесь всё поросло высокой травой, но Анютка упорно пыталась разыскать остатки серых досок, которые со временем вросли, наверное, в землю... И она нашла! Нашла остатки дома, который мог бы быть когда-то и её домом! Опустилась сначала на корточки, погладила шершавую, еле проступающую поверхность рукой, потом ещё и ещё. Половичные доски были толстыми, но время было властно и над ними – они почти впечатались в землю, скрылись под её гнётом, чтобы не оставить в памяти станичников ни следа о том, что жила когда-то в этом доме храбрая маленькая девушка с густыми косами, – Даша Травникова – которая убила немецкого офицера.
К горлу подступил горячий, противный комок, она вдруг упала на коленки на эти доски и зарыдала без слёз – глухо, голосом. Никогда она не испытывала подобного, никогда не думала, что получится так, как получилось сейчас. Лишь только появилось в ней малейшее подозрение, что она прибыла на родину своей родной бабушки, теплилась в её груди слабая надежда на то, что остались здесь хоть кто-то из ее близких, а оказалось, что всех забрала страшная война, забрала уже у Дарьи. Поэтому и рыдала она сейчас, рыдала об этих потерянных, напрочь разбитых, надеждах. Зинаида Леонтьевна сказала, что тела матери и сестёр Дарьи похоронили на местном кладбище, могилки те с трудом, но можно найти, и пообещала проводить её туда.
Успокоившись, она отправилась домой, и казалось, что совсем другими глазами смотрит она на Лебединое теперь. Глазами бабушки Дарьи, которая умерла, оставив после себя Настю и её, Анютку. А ещё она решила, что никогда не расскажет матери о том, что оказалась на родине Дарьи, незачем ей знать об этом.
Сейчас она чувствовала себя успокоенной, умиротворённой и даже перспектива разговора с Петром Борисовичем и Матвеем Андреевичем, в процессе которого она должна была рассказать всё, в том числе и о сокровищах, и попросить помощи, не пугала её.
На скамейке у её дома сидел Карасёв – старший. Анютке совсем сейчас не хотелось видеть его – хотелось остаться наедине со своими мыслями и чувствами, но она посчитала, что невежливо будет сразу его отфутболить – человек всё-таки ждал её. Он поднялся ей навстречу, закрывая что-то своей спиной, а потом сказал:
– Здравствуй, Аня! А я вот... жду тебя... У меня для тебя подарок.
Он отошёл в сторону, и Анютка, не веря своим глазам, уставилась на предмет, который стоял на скамейке.
Продолжение следует
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.
Все текстовые (и не только), материалы, являются собственностью владельца канала «Муза на Парнасе. Интересные истории». Копирование и распространение материалов, а также любое их использование без разрешения автора запрещено. Также запрещено и коммерческое использование данных материалов. Авторские права на все произведения подтверждены платформой проза.ру.