Любовь Николаевна обожала свой дом. Каждую деталь в трёхкомнатной квартире она выбирала с мужем, которого уже не было десять лет. Шкафчик на кухне с резными дверцами, розовые розы на обоях в гостиной, тяжёлые бархатные портьеры — всё это было её миром, её воспоминанием о счастье.
А потом в одну субботу приехал сын.
- Мама, мы с Наташей решили… Квартиру снимать стало невыносимо дорого. Можно пожить у тебя? Месяца три, не больше.
Любовь Николаевна радостно засуетилась:
- Конечно, Андрюша! Комнату гостевую освобожу.
Но «месяца три» растянулись на полгода, а потом Наташа забеременела.
Первая битва случилась на кухне.
- Любовь Николаевна, я всё переставила, — Наташа говорила бодро, но в глазах — вызов. — Ваши банки с вареньем теперь на верхней полке, а здесь — моя посуда. Так удобнее готовить.
- Но я эти банки всегда здесь хранила.
- Времена меняются, — коротко бросила невестка, поворачиваясь к плите спиной.
Андрей лишь разводил руками:
- Мама, не драматизируй. Просто переставь обратно, если хочешь.
Но переставлять обратно было уже страшно — это означало открытую войну.
Война объявилась в гостиной.
- Эти шторы надо снять, — заявила Наташа. — Они собирают пыль, да и стиль уже не тот.
- Этот „стиль“ — память о твоём свекре», — тихо сказала Любовь Николаевна.
- Жить надо настоящим, а не прошлым. Я уже заказала новые, римские. Современно и практично.
Андрей на этот раз промолчал, уткнувшись в телефон.
Кульминация наступила, когда Наташа зашла в комнату свекрови.
- Знаете, мы думаем… Когда ребёнок родится, нам понадобится ваша комната. Она солнечная. А вы переедете в гостевую. Она поменьше, но вам одной хватит.
Любовь Николаевна почувствовала, как земля уходит из-под ног.
- Это моя комната. Мой дом.
- Наш теперь дом, — поправила Наташа. — Мы же семья. И внук ваш тут будет расти. Разве это не главное?
Вечером Любовь Николаевна попыталась поговорить с сыном.
- Андрюша, я не могу… Она вытесняет меня из моего же дома.
- Мама, Наташа просто обустраивает быт. Она беременна, ей тяжело. Ты должна войти в положение.
- А моё положение?
Андрей вздохнул:
- Ты же хочешь, чтобы у внука было всё хорошо? Наташа говорит, что для ребёнка важна гармония в доме. А эти постоянные трения…
Любовь Николаевна поняла. Она проиграла.
Последний разговор состоялся неделю спустя.
- Я уезжаю к сестре в Подольск. У неё свободная комната.
Наташа даже не притворилась расстроенной:
- Как скажете. Но, честно, вам будет лучше. Вы с сестрой всегда ладили.
Андрей попытался возразить:
- Мама, не надо, - но в его голосе не было убедительности.
- Ты привози внука, когда родится, — сказала Любовь Николаевна, глядя куда-то мимо сына.
Упаковывая вещи, она слышала, как на кухне смеётся Наташа:
- Наконец-то мы сможем сделать ремонт! Представляешь, здесь будет стена сноситься! Обязательно выделишь долю мне, ведь мама уже сделала на тебя дарственную!
Андрей что-то пробормотал в ответ.
В день отъезда Наташа стояла в дверях, положив руку на едва заметный животик — жест победы и утверждения.
- Счастливо оставаться, — сказала Любовь Николаевна, в последний раз окинув взглядом прихожую. — Хозяйка.
Дверь закрылась. В машине, глядя на окна родной квартиры, Любовь Николаевна думала не о розах на обоях, не о шторах или полках. Она думала о том, как тихо предательство. Оно не грохочет, а скрипит, как дверца кухонного шкафчика, который больше не твой. Сын предал её, выставив за дверь чужими руками родную мать, теперь ему с этим жить.