Честно скажу — ну не лежит у меня душа к авангардизму, не люблю я его. Реализм, гиперреализм, сюрреализм, символизм, импрессионизм, пуантилизм, религиозная живопись Европы Средних Веков, традиционная живопись стран Дальнего Востока, художники Великих Моголов, на худой конец русская иконопись... Авангардизм для меня — на грани неумелой детской мазни, а весьма часто и за этой гранью. Кубизм с этими идиотскими расслоёнными геометрическими недофигурами вместо нормальных вещей и тел. Бесит, когда знаешь, что человек в принципе умел рисовать — но по каким-то внутренним соображениям малевал вот такое... Для меня это сродни психическому заболеванию, умственному растройству, помешательству, которое в XX в. почему-то поразило широкие массы (если в принципе так можно говорить об элитарном в любой стране сообществе живописцев...) вроде бы совершенно здоровых ментально художников — и они принялись извращаться и так, и сяк. Собственно, XX в. породил много извращений — взять тот же нацизм с его лагерями смерти. Вот и авангардизм я рассматриваю как извращение художественного вкуса, как абсолютно безвкусный культурный тупик, который ведёт живопись в никуда — на дно распада формы и цвета и композиции и уничтожения самой сути искусства как такового. Собственно, даже среди авангардистов я выбираю для себя ну хоть что-то более-менее реалистичное.
Но тут вопрос не в моих хотелках, а в том, что были среди русских художников ещё дореволюционные авангардисты, которые после Октябрьской революции никуда не бежали — наоборот, приняли советскую власть, активно включились в создание новой, социалистической культуры и играли в этом процессе активную творческую и педагогическую роль.
Мне было очень интересно работать с думающим, настоящим, умным, воспитанным, корректным человеком, каким был Константин Николаевич. Он был художником оригинальным, эмоциональным, живым, влюблённым в природу и в живопись. (А.А.Лабас. Воспоминания о современниках.)
Сын царского офицера и дворянина и помещённый за участие в рабочих демонстрациях Первой Русской революции на какое-то время в тюрьму Константин Николаевич Истомин (1887—1942) получил художественное образование в школе рисования во Владивостоке, в студии Е.Е.Шрейдера в Харькове (1904—1905), в школе живописи венгерского живописца Ш. Холлоши в Мюнхене (1906—1909) и потом на искусствоведческом отделении Московского императорского университета (1909—1913), обучение на котором он совмещал с поездками по Греции и Италии в 1912 г. Призванный в армию в 1913 г., Константин Истомин в годы Первой Мировой войны служил артиллерийским офицером и командиром батареи, был контужен и после лечения вернулся на фронт. В 1917 г. был избран в полковой комитет и демобилизован. Весной 1918 г. он прибыл в Москву, вступил в секцию изобразительных искусств Моссовета и оформлял агитпоезда и советские праздники, потом служил в РККА на фронтах Гражданской войны, но после ранения и перенесения заболевания тифом был повторно демобилизован — уже советской властью.
После службы сотрудником дипломатической миссии в Армении по распоряжению Народного комиссариата просвещения К.Истомин в 1921 г. стал организатором художественного рабочего факультета — т.е. стоял у истоков создания советской системы художественного образования. В дальнейшем он многие годы работал профессором Высших художественных мастерских (ВХУТЕМАСа), позднее реорганизованных в Высший художественно-технический институт — ВХУТЕИН) (1923—1930), долгое время преподавал в Московском полиграфическом институте (1930—1939) и затем в Московском художественном институте имени В. И. Сурикова (1937—1942). Умер художник во время эвакуации МГХИ в Самарканд в самый разгар Великой Отечественной войны.
Он очень большое значение придавал изучению тёплых и холодных цветов, светлому холодному или теневому тёплому или наоборот тёплому освещённому и холодному теневому. Он считал, что решать предельные контрасты почти от белого и до чёрного нужно цветом и только цветом, и что можно взять сильнее, чем в натуре. Сохраняя цветовое отношение, можно и выделить какие-то предметы, даже прорисовать, но опять же, эта линия должна участвовать как цвет, все равно цветовые пятна и цветовые линии. (А.А.Лабас. Воспоминания о современниках.)
Любимой моделью художника была получившая травму позвоночника и пожизненную инвалидность бывшая танцовщица варьете Лидочка. Он входил в художественные объединения «Маковец» (1922—1923) и «Четыре искусства» (1924—1929). В 1935 г. в автобиографии Истомин указал, что как живописец с юности ориентировался не на русских передвижников, а на барбизонскую школу французских пейзажистов.
Я не сомневаюсь в том, что Константин Истомин умел рисовать. Ну и в целом этот художник ещё не утрачивает свою связь с реалистической манерой изображения, ещё не полностью поехал от своих художественных экспериментов — типа Малевича, Кандинского или Татлина. Но даже при этом я выбирал из его весьма своеобразной живописи лишь что-то наиболее реалистичное и лично мне хоть как-то понравившееся. И даже эти картины мне кажутся (нарочито-)грубыми (или преднамеренно огрублёнными...) набросками, недорисованными эскизами, недоделанными произведениями искусства.
Он был контужен, и это часто давало знать о себе, но он старался всегда скрыть перед студентами своё состояние, и я под руку уводил его куда-нибудь в комнату, где он отсиживался, а потом я его провожал до дома. У него был его особый, истоминский голос, громкий и звучный, который иногда вдруг мог зазвучать по-военному. Вполне понятно, Истомин в прошлом — военный, и это чувствовалось и в голосе, и в фигуре. Он редко выходил из себя, но всё же бывало, что некоторые студенты выводили его из терпения, и он мог накричать и даже уйти и хлопнуть дверью. Его бросало сразу в краску, лицо делалось сердитым, суровым. Он всегда возмущался, когда студенты ничего не поняв, очень вяло начинали копировать натуру, чисто механически. Это его могло взорвать, и он кричал, объяснял: «Я вам говорил, и для чего спрашивается, всё зря! Вы не работаете, а спите на своём холсте». Когда я к нему потом подходил, он смеялся и говорил: «Вероятно, только криком его проймёшь». (А.А.Лабас. Воспоминания о современниках.)
Наверное, я что-то не понимаю в искусстве авангарда. Может быть, более просвещённые читатели статьи и канала и знатоки живописи научат меня его любить своими комментариями...
Статья дополняется.
