Подойдя ближе к дому, обнаружил, что в окно, которое находится у самой земли, наведываются люди. И довольно часто. Тропинка натоптана очень хорошо, да и рама выставлена полностью и аккуратно поставлена рядом.
Ну и что? Местечко-то пользуется популярностью.
Из этой комнаты вытащили всю мебель. Надеюсь, хозяева. А не ушлые дельцы. Это, конечно, их дело. Я — в засаду.
На улице быстро смеркалось. Хорошо, сидеть недолго. Придут ведьмы, должны. И Аслана приведут. Сидеть в квартире было очень неудобно, и я уже было подумывал найти укромное местечко на улице, как вдруг услышал тихое перешёптывание. Кто-то шёл по тропинке. Неуверенно, шарахаясь от каждой тени. Ну, это точно не ведьмы. Любители пощекотать нервы, кто-нибудь из молодёжи? Быстро нашептав заговор на кошачий глаз, увидел крадущихся двух девчонок. Ладно, посижу потихоньку, не буду их пугать. Если уж начнут мешаться — тогда и пугну. Время ещё есть, да и развлечение хоть какое-то.
Девчонки дошли до окна, постояли, подумали, о чём-то тихо посовещались. Как я понял из услышанного, решали, где обряд проводить — в квартире или на улице. Решили в квартире, всё же разуваться, а фото другого нет.
И девчонки полезли в квартиру. Ну, что мне оставалось? Лишь обозначить своё присутствие тихим покашливанием. Они замерли, потом одна из них, что оставалась ещё на улице, с громким воплем кинулась бежать. А вторая словно застыла. Я опять кашлянул. Девчонка даже не моргнула. Лишь пыталась что-то вымолвить, но у неё не получалось. Видно, от страха паралич полный. Вот же ещё — надо было раньше шугануть.
Глава 20 / Начало
Я встал и подошёл к девушке. Симпатичная, только уж очень худенькая. Когда в самый сок войдёт, все парни у ног валяться будут.
— Эй, ты чего? Испугалась? — постарался я спросить как можно мягче.
Она сморгнула, и из глаз её градом покатились слёзы.
— Ну-ну. Ты чего? Ну-ка, давай, перелазь сюда.
Девчонка отчаянно замотала головой, при этом не двигаясь с места.
— Ну, ты же шла сюда. Зачем-то надо было?
Она опять попыталась что-то сказать, но голос ей не подчинился.
— Так не пойдёт, — возмутился я. — Сама ничего не сделаешь и мне мешаешь!
— А вы что? — наконец выдавила она. — Вы… ну, тут?
— Наверное, что и ты, — я усмехнулся. — Ты же ворожить пришла.
— Я? Нет. То есть да. Я не знаю… — и она опять заплакала.
— Ну, хватит слёзы лить. Давай присядем, — чуть повысил я голос.
Девчонка, наконец, обрела подвижность. Протиснулась в проём и села, прижавшись к стене.
— Сил нет, — просипела она. — Убежать бы надо… — Она глубоко вздохнула.
— Не мешало бы, — подтвердил я. — Твоя подруга вон как драпанула и про тебя забыла.
— Манька? — Девчонка опять вздохнула. — Она всегда так. Утром спросит, как я выкрутилась.
— Хорошая подруга.
— Ага, — подтвердила она, не поняв сарказма. — Мы с ней с детского сада вместе. Я пойду. Может, ещё догоню её.
— Тебя как звать?
— Лена, мама Алёнкой зовёт. Отпустите меня?
— А я и не держу, — пожал я плечами. — А ты сюда зачем?
Алёнка чуть подумала, а потом решила рассказать. Всё же испугалась она знатно, и ей надо было выговориться.
— Одноклассника к себе хотела приворожить. Немного, на чуть-чуть. У всех парни есть, а я — всё третий лишний в каждой компании. Девчата вон, какие красивые. А я… Инкубаторская, — она нервно хихикнула.
— Почему инкубаторская? — Удивился я, сразу вспомнив, что инкубатором в городке называют интернат для учеников с разъездов и аулов.
— Меня в инкубаторе выхаживали. Знаете, такой, где яйца куриные высиживают. Папа сам делал. Вместо яиц я там полгода лежала, — она опять хохотнула, но уже уверенней. — Меня мама не доносила. Семь месяцев, едва до килограмма весом. Умереть должна была.
Ну да. Кувезов в конце шестидесятых не было. Надо же.
— Молодцы у тебя мама и папа, — подбодрил я её, всё равно ещё не понимая, при чём тут «инкубаторская».
— Девчата уже вон, какие. А я… без слёз не взглянешь, — она горестно вздохнула.
— А хочешь, я тебя научу, как стать красавицей? — предложил я.
— И как? — навострила ушки Алёнка.
— Не ленись, утром рано вставай и в росе купайся. Ну, или хоть умывайся росой. На следующий год себя не узнаешь.
— А зимой? — тут же поинтересовалась она.
— Иней. Это та же роса, только замёрзшая.
— И буду красивой? — недоверчиво спросила она.
— Мальчишки штабелями у ног будут валяться, — заверил я её. И тут же предостерёг: — И запомни: никогда не привораживай парней. И сама будешь мучиться, и парня измучаешь.
— А вы откуда знаете? — прищурила она глаза.
Вот это у неё глаза — плошки, и явно голубые. Кошачье зрение цвета скрадывает, но глаза точно голубые. А ресницы… Что там в моё время наращивание — вот они, 3D!
— А я ведьмак. И здесь — по работе.
— Такое бывает? — удивилась она. — А я думала, только скрюченные бабки ведьмами могут быть. Вон у Маньки бабка, страшная была. Нос картошкой, одна нога короче другой, а помирала-то как долго! Ох, все и измучились, пока она померла. — Алёнка глядела на меня во все глаза.
— Сама померла или кто к ней подошёл? — поинтересовался я.
— Тётя Римма попа вызывала, — чуть склонившись ко мне, зашептала Алёнка. — А бабка как давай по кровати метаться! Нас выгнали. А потом, говорят, мулла пришёл, велел дыру в потолке сделать. Сделали, как мулла сказал. Я видела ту дырку. Тётя Римма, правда, сказала, что никому нельзя говорить. Но вы же не из партии?
— Нет, — усмехнулся я. — Я же сказал, ведьмак. Ходящий близ смерти.
— Фу! Страшно как, — Алёнка полезла в карман, достала сложенный вчетверо лист бумаги. — У меня вот что есть. Маньяка у бабки из тетради выдрала. А потом ту тетрадь мулла забрал. Я свечку сейчас… — засуетилась девчонка.
— Мне не надо свечу. Я так, — заинтересовался я листочком.
— Ух ты! — восхитилась она. — А ведьмаки все так умеют? А я могу?
— Можешь. Надо наговор произнести и верить в это. Тогда получится, — пробормотал я, читая написанные рецепты.
— Ой, я же тогда ведьмой стану. И буду как Манькина бабка. Нет, мне не надо. Я в росе…
— Лучше бы зелье истины приготовили, чем вот этим бредом заниматься, — ткнул я пальцем в листок. — Ты зачем в дом полезла? Фото вместо разлома втоптать надо.
— Ага. У меня его фото больше нет. Зачем карточку-то портить. Он тут вон, какой симпатичный, — отреагировала Алёнка.
По рецепту из листка надо прийти на место разлома земли. Место молодцы правильно выбрали. Положить фото под левую пятку и, втаптывая его в разлом, произнести заклинание. Так себе действие. Как Алёнка сказала — на чуть-чуть.
— А зелье истины — точно бред, — заверила она меня. — Папоротники не цветут. Это знают все.
— Зато споры бросают. И знающие именно споры с обратной стороны листа папоротника собирают, и зелье с ними готовят.
— Да ладно! — восхитилась Алёнка. — А что там ещё?
— Пыль жемчужная, — подсказал я.
— Ну, это ладно. Это понятно: жемчуг разотри — вот тебе и пыль. А ещё?
— А ещё две капли росы с паутины. Не дождя, а именно росы, — уточнил я.
— Вот! Какая роса на паутине?
— Красивая. Ты когда умываться надумаешь росой — присмотрись, и на паутине её заметишь, — подмигнул я девчонке. Но она этого не заметила. Темно.
— И всё?
— Нет, ещё каплю сока незабудки. Но это если лесная. Если с клумбы, то лучше две, — опять подсказал я ей.
— И что будет?
— Голова болеть будет сильно. Дня три. А потом что ни сделаешь, что ни услышишь, что ни прочтёшь — навек запомнишь, — серьёзно сказал я.
— Да ладно! — ахнула Алёнка. — Сказки это всё. Дядь, можно я пойду?
— Иди. Я тебя и не держал. Вот, листочек свой возьми, — протянул я ей сложенный вчетверо лист.
Девчонка не стала оборачиваться. Припустила по тропинке, аж пятки сверкали. В буквальном смысле слова. Эх, не пуганый в этом времени народ.