- Дорогая, но не кипятись так, мама не со зла тебя ударила.
- С тех пор как Ева Павловна поселилась в нашей квартире, она только и делает, что критикует меня!
- Наташа, так я всё правильно говорю, - в разговор влезла свекровь. - Ты вон даже порядок толком навести не можешь! Хамишь мне, поэтому и получила по губам!
- Ева Павловна, идите в свою комнату!
- Ты мне не указывай, я в квартире сына нахожусь! - разразилась гневом женщина.
- Витя, как ты можешь это терпеть? - крикнула Наташа, сжимая кулаки. - Твоя мама просто невыносима!
- Дорогая, успокойся, пожалуйста, - попытался вмешаться Виктор, но Наташа его не слушала.
- Я ухожу, и больше никогда не вернусь! - сказала она, разворачиваясь к двери.
- Наташа, постой! - окликнул её Виктор, но она уже накидывала куртку.
Виктор вздохнул и посмотрел на свою мать.
- Мама, ты опять всё испортила, - сказал он, качая головой. - Я не могу так больше.
- Что? - возмутилась Ева Павловна. - Это она меня провоцирует!
- Мама, хватит! - повысил голос Виктор. - Ты должна уважать Наташу и не вмешиваться в нашу жизнь! Я люблю её и не позволю тебе разрушить наш брак!
Ева Павловна обиженно поджала губы, но ничего не сказала. Она поняла, что её слова больше не имеют значения.
От хлопка двери в квартире повисла тяжёлая, звенящая тишина, Наташа ушла. Виктор стоял посреди комнаты, сжав виски пальцами. В ушах ещё гудел отголосок криков.
— Ну и что ты добился своим тоном? — фыркнула Ева Павловна, уже оправившись от его окрика. — Благодарности ждал? Она тебя на мякине провела, Витенька. Сбежала, как только потребовалось за себя постоять. Не пара она тебе.
— Мама, замолчи, — голос Виктора звучал устало и пусто. — Просто замолчи на пять минут.
Но Ева Павловна не умела молчать, когда чувствовала победу.
— Всё для неё делал, на руках носил. А она? Пыль в углах, суп пересоленный, да и детей рожать, я смотрю, не торопится. Надоело притворяться, вот и показала свою истинную натуру — эгоистка и белоручка.
Виктор медленно поднял на неё глаза. В них не было ни злости, ни укора, лишь какая-то ледяная, страшная ясность.
— Её настоящую натуру я знаю. Она добрая. Весёлая. Она смеялась, мама. В этой квартире. До тебя. А ты… ты методично давила её, как давила отца, как давила меня. Пока мы не перестали смеяться. Пока не начали просто… дышать под твоим контролем.
— Как ты можешь! Я жизнь тебе отдала! — в голосе Евы Павловны дрогнуло, но не от раскаяния, а от уязвлённой гордости.
— Я знаю. И я теперь заложник этой отданной жизни. Пока ты здесь, я не могу быть счастлив. И она не вернётся.
Он повернулся, взял со стула куртку.
— Куда ты? — в её вопросе впервые прозвучала тревога.
— Искать её. Просить… Не знаю. Просто быть там, где тебя нет.
Он вышел, на этот раз закрыв дверь тихо.
Наташа шла по промозглому вечернему городу без цели. Слёзы давно высохли, оставив на щеках стянутые дорожки. Она достала телефон, задержалась на иконке «Витя». Не стала звонить. Что сказать? «Спаси меня от твоей мамы»? Он не спасёт. Он не умеет. Он только просит потерпеть.
Она зашла в круглосуточное кафе, заказала чай. Руки дрожали. Из динамиков лилась приторно-сладкая мелодия, а она думала о его глазах — беспомощных, виноватых, разрывающихся между двух огней. Она любила эти глаза. Но сейчас они казались ей дверью в тупик, из которого не было выхода.
Через час телефон всё же завибрировал. «ВИТЯ». Она смотрела на экран, пока звонок не прекратился. Потом пришло сообщение: «Наташ, прошу, давай поговорим. Я всё понимаю. Всё исправлю. Вернись».
Она набрала ответ, стирала, снова набирала. В итоге отправила коротко: «Не сегодня. Мне нужно побыть одной».
А сама уже понимала, что «одной» — это не на день и не на неделю. Это навсегда. Любовь к нему была жива, но её задавил тяжёлый, удушливый пласт присутствия Евы Павловны. Выжить здесь можно было, только перестав быть собой.
Виктор бродил по знакомым местам: у её работы, у любимого скверика, у подъезда её подруги. Нигде. Он звонил снова и снова. Молчание в ответ было страшнее любых слов.
Он вернулся домой за полночь. В прихожей горел свет. Мама сидела в кресле в гостиной, не ложилась, будто ждала.
— Ну что? Не приползла на коленях, твоя королева? — спросила она, но в голосе уже не было прежней едкости, лишь усталое злорадство.
— Нет, мама. Не приползла.
Он прошёл в их с Наташей комнату. Всё ещё пахло её духами. На тумбочке лежала забытая заколка. Он сел на кровать и опустил голову на руки.
Из гостиной донёсся голос:
—Уснёшь — утром всё будет иначе. Она остынет. Или не остынет… Найдёшь другую. Без царя в голове. Главное — чтобы сына любила. А я помогу…
Виктор больше не отвечал. Он смотрел в темноту окна, где отражалась блёклая тень комнаты — его тюрьмы. Он понял, что Наташа ушла не в порыве злости. Она совершила акт отчаяния и спасения. Она вырвалась. А он остался. Навсегда остался маминым мальчиком в квартире, где когда-то могло быть, но так и не стало его счастье.
Утром пришло новое сообщение. Короткое и окончательное: «Витя, я тебя люблю. Но я не могу вернуться в этот ад. Прости. И прощай».
Он показал текст матери. Та прочла, усмехнулась уголком губ:
—Видишь? Не выдержала испытания, не твоя она.
— Да, — тихо согласился Виктор, глядя в окно на унылый рассвет. — Не моя. У меня теперь ничего нет. Ни её. Ни даже надежды. Только ты, мама. Поздравляю. Ты победила.
И в этой тихой капитуляции, в его опустошённых глазах, Ева Павловна наконец увидела плоды своей победы. Они были горькими, холодными и совершенно безжизненными. Она выиграла войну за сына и в этот момент навсегда его потеряла. Но сказать об этом уже было нечего. Только тяжёлое, гулкое молчание наполнило квартиру, ставшую для них двоих склепом.
Два месяца спустя.
Они развелись. Однажды Витя возвращался с работы и увидел Наташу. Она выходила из машины, но не одна, рядом был мужчина. Они смеялись и выглядели счастливыми. Наташа тоже заметила бывшего мужа, но сразу отвела взгляд, через минуту они скрылись за дверью ресторана.
Витя в тот вечер вернулся домой очень злой.
- Ты где так долго был? - из комнаты вышла Ева Павловна.
- Мама, я тебя ненавижу! - прошипел Виктор.
- Сынок, опять трудный день, - ласково улыбнулась женщина, - ты давай ужинай и приходи в комнату, будем смотреть твой любимый мультик про панду и неистовую пятёрку, я сделаю тебе массаж.