Из воспоминаний Рината Зайнутдинова:
Призвали меня в армию прямо со студенческой скамьи. Сначала попал в учебку – в Маканчинский погранотряд в/ч 2086 Краснознамённого Восточно-пограничного округа. Потом был отобран в отдельную группу, готовящихся для прохождения дальнейшей службы в Афганистане. Но сначала группу направили в Мургабский погранотряд, в Горно-Бадахшанскую автономную область Таджикистана. Там нас, собранных из других частей КВПО, ждала высокогорная подготовка и, собственно, акклиматизация к высокогорью. Устраивается рейд в горы. Пусть не на самые вершины, мы, между прочим, и так были на высоте 3800 метров над уровнем моря, эти вершины ещё называют "семитысячниками", но довольно высоко забираемся. Едем в БМП. Одному, другому солдату плохо, кто-то сознание теряет - этих ребят потом "опускают на землю", как у нас говорили, отправляют служить в долину. А я подпрыгиваю на кочках в теснотище БМП и думаю: интересно, сработает моя уральская лыжная подготовка? Оказалось, сработала, не подвела меня "дыхалка". Тут ведь ещё не в одном высокогорье дело. Сам климат настолько резко континентальный, что для жизни в этих местах надо обладать нешуточным здоровьем. Утром с голым торсом делаем зарядку под палящим солнцем, потом маемся целый день от жары, вечером идём в караул в меховом полушубке и валенках – иначе ночью, на морозе, можно превратиться в ледышку. Сильные ветры-суховеи, отсутствие воды, редкая растительность. Рядом только суровые и невероятно красивые горы в белых шапках ледников. А закат и восход в горах – это сказка наяву!
Четвёртого ноября 1987 года я в составе группы военнослужащих погранвойск пересёк границу Афганистана. Проверка высокогорьем пригодилась сполна: попал в гарнизон Сархад (в 85 километрах от советско-афганской границы), к которому ехали почти весь световой день от пограничного КПП по узкой дороге, проложенной советскими сапёрами ещё в восьмидесятом. Тут тоже были горы, на вершины которых было больно смотреть в солнечный день: казалось, жарит светило со всех сторон, а от ледников ещё и отражается, добавляя света и жара преломлёнными лучами. Тут тоже нас ждал тот самый, резко континентальный климат с перепадами целых времён года в одни сутки. По дороге встречались маленькие кишлаки с какими-то не то низенькими домишками из камней, не то норами, обложенными камнями и затянутыми сверху полиэтиленом, оказалось – окнами жилищ. Выбегали на обочину дети, мы бросали им печенье, конфеты, они бесстрашно кидались подбирать их, чуть ли не попадая под колёса машин. Стояли угрюмые, одетые в рваньё старики и женщины, пугливо закрывающие лица от русских, "шурави". В то время между СССР и ДРА, как говорили нам на занятиях командиры, уже начинала вступать в силу политика примирения. Главной задачей погранотряда оставалась охрана границы и прилегающей территории, но стрельбы, такой интенсивной, как раньше, уже не было. Крупных операций в регионе, по крайней мере, на моём солдатском веку, тоже не проводилось. Так что служба шла в более-менее мирных условиях. Но и команда "Тревога!" не была для нас неожиданностью: то тут, то там всё же вспыхивали какие-то конфликтные ситуации. Пограничные посты, особенно "дозоры", были более подвижными, нам же оставалось наблюдение, и называли нас "часовыми границы". Мы и оставались "часовыми" Малого Афганского Памира до конца службы. В пятнадцати километрах располагалась ещё одна погранточка, Барогиль. Практически все возможные пути передвижения караванов были под контролем наших войск.
Гарнизон наш с военно-стратегической точки зрения был расположен очень удачно – на возвышении, посредине огромного ровного горного плато. Внизу – кишлак Сархад и расходящаяся в трёх разных направлениях – в Китай, Индию и Пакистан – Ваханская долина. Численность гарнизона не превышала 50-60 человек. На вооружении у нас были 5-6 БМП, несколько станковых гранатомётов и самые почитаемые личным составом, безотказные "калаши" – пулемёты и автоматы АКС. Самым большим помещением заставы была казарма, далее шли санчасть, склады. Офицеры и разведчики жили отдельно. Землянки отапливали "буржуйками" – эти металлические маленькие печки сооружали сами. Вокруг территории заставы была выдолблена в скалах "оборона" – длинный окоп с позициями для ведения огня. Внизу располагались столовая, баня, вертолётная площадка и дизельная, откуда на всю территорию заставы подавалась электроэнергия. По периметру – колючая проволока с сигнальными минами. Мы жили в закрытом гарнизоне, окружённые горами и тревожной неизвестностью: ведь вообще-то на территории республики девять с лишним лет уже шла война, зверствовали душманы, гибли наши ребята. И, как ни странно, эта постоянная тревога в душе нас сближала. Мы знали все подробности жизни друг друга, ждали писем, которые, к сожалению, приходили только раз в месяц, но выручал телевизор, и новости Первого канала мы тогда уже ловили. У нас тут была неплохая библиотека, свободное время многие проводили с книгой. Мы поддерживали друг друга в трудную минуту, всегда старались подбодрить товарища перед ночным дозором – особенно тяжёлым в службе, летели к вернувшимся с заданий, чтобы обнять, поздравить с тем, что живы, радовались за "дембелей".
Прямо к забору гарнизона примыкали два жилых дома. В одном жил мулла. Отношение к нам было доброжелательное. Но открытый контакт с местными командованием не приветствовался. Однако жители кишлака часто приходили на заставу то попросить солярки или бензина, то доктора позвать к больному или дать им лекарство. Мы отправляли их на десятый пост, который охранял ворота, там им вызывали переводчика и дежурного офицера или разведчика. Как правило, все просьбы удовлетворялись. Все у нас понимали, что ценились здесь не только дрова, продаваемые на килограммы, а и та же солярка: нальёт афганец немного соляры или бензина в консервную банку, опустит туда фитиль из какой- нибудь тряпицы – вот тебе и светильник. А уж больному отказать – не в правилах русского человека. Ни воды, ни отопления, ни электроэнергии… Нам дико было думать, как эти люди живут, рожают и растят детей? Несмотря на мелкие их уловки и обман, мы помогали им, жалели. Ведь в нашем понимании жили они словно в каменном веке...
Я был рядовым солдатом, не было у меня ни завоевательских амбиций, ни вообще желания воевать, а только долг и верность присяге. И, слава Богу, вернулся живым, здоровым, не пришлось хлебнуть столько, сколько досталось другим ребятам, покалеченным этой войной или лежащим под обелисками. Что осталось от Афгана: юбилейные медали, почётный знак "Воину-интернационалист", ещё именные часы "Слава" от Коллегии КГБ СССР. Да ещё сны и воспоминания. И вот они-то, эти воспоминания о той нашей жизни и дружбе, и есть самое ценное.
Подписка Telegram - отличный выбор! https://t.me/pogranstroy
Источник информации: vestnik-lesnoy.ru
В оформлении использованы фотографии с сайта: vestnik-lesnoy.ru
Уважаемые читатели! Ставьте лайки, подписывайтесь на канал и делитесь своими воспоминаниями!