— Прости, моя хорошая… Я поеду к маме. Лен, если с ней что-то случится, я себе этого не прощу. Она сообщение написала… Лен, у них есть нечего. Голодают… Ну не могу я, понимаешь?! Ты не обижайся, пожалуйста, но я иначе поступить не могу. Она ведь жизнь мне дала!
***
Монитор светился бледным, призрачным светом, выхватывая из темноты комнаты детскую кроватку. На часах было 03:45. Лена потерла глаза, которые пекло так, словно в них насыпали песка. Спина гудела, отдавая тупой болью в поясницу.
«Ещё два абзаца, — уговаривала она сама себя, стуча пальцами по клавиатуре. — И проверку уникальности запустить. Пятьсот рублей на дороге не валяются».
В кроватке завозилась Алиса. Маленький комочек под розовым пледом вздохнул, чмокнул губами во сне и перевернулся на бок. Лена замерла, задержав дыхание. Только бы не проснулась. Только не сейчас. Укладывали её сегодня часа два — зубы.
Лена посмотрела на свои руки. Кожа сухая, маникюра не было уже месяца три. Да и какой маникюр, когда каждая копейка на счету? В тридцать один год она представляла себе семейную жизнь иначе.
За стенкой, в спальне, спал Дима. Хороший он мужик, Димка. Надежный вроде, добрый. Но сейчас… Лена вздохнула и сохранила файл. У мужа на работе полный швах. Строительная фирма, где он работал прорабом, третий месяц задерживала премии, а оклад урезали до смешного. Кризис, говорят. Потерпите, говорят.
А терпеть приходилось Лене.
Она тихонько встала, хрустнув суставами, и поплелась на кухню. В квартире родителей было уютно — старый паркет, высокие потолки, запах бабушкиных книг, который не выветривался даже после ремонта. Родители отдали им эту трёшку сразу после свадьбы. «Живите, — сказал папа. — Нам на даче лучше, воздух свежий». Официально не переоформляли, просто пустили.
Лена налила воды в стакан. В голове крутилась бухгалтерия. Коммуналка за трёшку зимой — космос. Памперсы, смеси (молока своего стало мало от нервов), еда. И этот вечный страх: а вдруг завтра не хватит?
Она легла в постель уже в начале пятого. Дима спал беспокойно, дергался, что-то бормотал. Лена прижалась к его теплой спине, пытаясь украсть хоть пару часов сна перед утренним марафоном.
***
Утро началось не с кофе, а с пронзительного звонка мобильного.
Дима подскочил на кровати, шаря рукой по тумбочке.
— Да… Алло? — голос у него был хриплый, со сна.
Лена приоткрыла один глаз. Алиса в кроватке уже стояла, держась за бортик, и беззвучно раскачивалась, готовясь выдать утреннюю сирену.
— Мам, сейчас восемь утра… — Дима сел, свесив ноги. Плечи его напряглись. — Что случилось?
Лена сразу поняла: звонит Олеся Станиславовна. Свекровь. Женщина-праздник, женщина-танк, женщина-«дай денег».
— Нет, мам, — Дима потер переносицу. — Нет, я не могу сейчас говорить про… Что? В Крым?
Лена окончательно проснулась. Какой, к лешему, Крым?
Дима встал и вышел в коридор, прикрыв дверь, но слышимость в сталинских домах была отменная, да и голос у Олеси Станиславовны был такой, что мертвого поднимет.
— Дима! — доносилось из трубки так громко, что Лена разбирала слова даже из комнаты. — Я устала! Я всю жизнь на вас положила! Имею я право на старости лет морским воздухом подышать? У меня бронхит хронический, ты забыл?
— Мам, у меня сейчас с деньгами туго, я же говорил. Зарплату урезали, Алиске массаж нужен платный…
— Ой, да что там твоему массажу! — перебила свекровь. — Помнёшь сам, руки не отвалятся. А матери здоровье поправлять надо! Мне всего-то тридцать тысяч надо. На билеты и так, на первое время. У тёти Любы комнатку сниму, недорого.
— Мам, нет у нас тридцати тысяч свободных. Нету.
Пауза. Лена встала, взяла дочку на руки, чувствуя, как внутри закипает раздражение. Вчера она заработала эти несчастные пятьсот рублей, сидя до утра, а свекровь требует тридцать тысяч на курорт.
— Ах, нет? — голос свекрови стал ледяным, и от этого тона Лене стало жутко. — Значит, для матери нет? Для жены своей цацы есть, для ребенка есть, а мать пусть загибается в этом клоповнике с алкашами?
— Мам, не начинай…
— Я не начинаю, я заканчиваю, Дмитрий! — визгнула трубка. — Ты где прописан? У меня! В моем доме! Так вот, слушай меня внимательно. Если ты, неблагодарный такой, не найдешь денег до конца недели, я пойду в МФЦ и выпишу тебя к чертовой матери! Будешь бомжом! Пусть тебя твоя Ленка прописывает, если ты ей такой нищий нужен!
Дима молчал. Лена вышла в коридор с ребенком на руках. Муж стоял бледный, прижавшись лбом к прохладным обоям. Телефон он уже опустил, но из динамика доносились короткие гудки.
— Она серьезно? — тихо спросила Лена.
Дима повернулся. В глазах — тоска пополам с бессилием.
— Не знаю, Лен. Она… она может. На эмоциях.
— Дим, это шантаж. Чистой воды.
— Знаю.
— И что ты будешь делать?
— На работу пойду, — он криво усмехнулся. — Если не уволили еще.
Он пошел в ванную, а Лена осталась стоять в коридоре, качая Алису. В груди клокотала злость. Олеся Станиславовна жила в частном доме в пригороде. Дом большой, но запущенный. Вместе с ней жили старший сын Коля — тихий алкоголик, который пропивал всё, что попадалось под руку, и дочь Света с четырьмя детьми. Света нигде не работала, жила на пособия и алименты, которых вечно не хватало. И всю эту ораву Олеся Станиславовна пыталась тянуть. Точнее, пыталась тянуть с Димы ресурсы на них.
Коммуналку платил Дима. Продукты возил Дима. Когда у Светкиных детей ломались телефоны, чинил их тоже Дима. А теперь — Крым.
***
Вечером Дима вернулся еще чернее тучи. Лена накрывала на стол — сварила обычные макароны по-флотски, дешево и сытно. Алиса сидела в своем стульчике, размазывая кабачковое пюре по столику.
— Чё как на работе? — спросила Лена, ставя перед мужем тарелку.
— Шеф сказал, премии не будет до лета. Точно. Какой-то заказчик кинул их на бабки, суды будут. Оклад дадут, но… сам понимаешь.
Он вяло ковырял вилкой макароны.
— Мать звонила еще раз?
— Звонила, — Дима поморщился. — Сказала, срок до пятницы. Иначе в понедельник идет выписывать. Говорит: «Квартира перенаселена, за коммуналку платить много, а толку с тебя нет».
Лена села напротив, внимательно глядя на мужа.
— Дим, ну ты же понимаешь, что это бред? Коммуналку за них платишь ты. Если она тебя выпишет, платить меньше не станет, там же по счетчикам почти всё.
— Ей плевать на логику, Лен. Ей нужны деньги. Сейчас. Вынь да положь. Она привыкла, что я всегда давал. Пока холостой был, пока детей не было… Я же ползарплаты туда возил.
— А сейчас у тебя семья, Дим. Мы.
— Я понимаю! — он вдруг стукнул кулаком по столу. Вилка звякнула. Алиса вздрогнула и захныкала. — Прости… Я понимаю, Лен. Но она мать. И она реально может выписать. По суду, как утратившего право пользования, или как там это делается… И буду я бомжом. Твои родители, конечно, святые люди, но висеть у них на шее без прописки…
— Да пропишем мы тебя, если что! — горячо воскликнула Лена. — Временную сделаем, или я с папой поговорю. Не в этом дело! Дело в том, что она тебя доит!
Дима закрыл лицо руками.
— Мне противно, Лен. Реально противно. Она говорит: «Я твоя семья». А вы тогда кто?
***
На следующий день, в субботу, Лена приняла решение.
— Собирайся, — сказала она мужу за завтраком.
— Куда?
— К твоей маме.
— Зачем? Денег я не нашел. Кредитку распечатывать не буду, нам потом есть нечего будет.
— Мы не деньги повезем. Мы продукты повезем. Картошку, масло, крупы, курицу. Рублей на пять закуплюсь, это мой лимит с подработки. Пусть видит, что мы не отказываемся помогать, но на Крым спонсировать не будем.
Дима посмотрел на неё с сомнением, но спорить не стал. Ему самому было страшно ехать одному.
Закупились в дискаунтере. Багажник старенького «Форда» забили пакетами с самым необходимым. Лена взяла Алису — не с кем было оставить, да и пусть бабушка на внучку посмотрит, может, совесть проснется.
Дом свекрови встретил их лаем цепного пса и запахом дыма. Кто-то жег мусор прямо во дворе. Калитка висела на одной петле — видимо, Коля опять буянил по пьяни и снес её.
Они вошли в дом. В прихожей было темно и пахло сыростью, щами и перегаром.
— Мам! — крикнул Дима. — Мы приехали!
Из кухни выплыла Олеся Станиславовна. В цветастом халате, волосы всклокочены, лицо красное.
— О, явился! — она уперла руки в боки. — Деньги привез?
— Продукты привезли, — твердо сказала Лена, выступая вперед. — Здравствуйте, Олеся Станиславовна. Вот, крупы, сахар, масло, куры…
Свекровь даже не посмотрела на пакеты, которые Дима заносил в коридор. Она смотрела только на сына.
— Ты что, издеваешься? — прошипела она. — Я просила на отдых! Мне лечиться надо! А ты мне гречку суешь? Я что, голодаю?
В этот момент из комнаты вышла Света, сестра Димы. Тощая, с сигаретой в зубах (при детях!), в растянутых легинсах. За ней гуськом выбежали трое чумазых ребятишек, мал мала меньше.
— О, Димон! — хрипло поздоровалась она. — Чё привез? Сладкое есть?
Дети тут же кинулись к пакетам, начали потрошить их, вытаскивая печенье и пряники.
— А ну брысь! — рявкнула на них бабка. — Не трогать! Это моё!
— Мам, ты чё орешь? — огрызнулась Света. — Дети есть хотят. Ты ж сама ныла, что жрать нечего, холодильник пустой.
— Это потому что твой брат, жмот, матери помочь не хочет! — Олеся Станиславовна картинно схватилась за сердце. — Я его растила, ночей не спала, а он… Тридцатку пожалел!
Лена укачивала Алису, которая начала кукситься от криков.
— Олеся Станиславовна, — Лена старалась говорить спокойно, но голос дрожал. — У Димы сейчас нет таких денег. У нас самих нет. Я по ночам работаю, чтобы концы с концами свести. Мы привезли еду, чтобы вам помочь. Это всё, что мы можем.
— Да кого волнует твоя работа! — взвизгнула свекровь, поворачиваясь к Лене. — Ты его захомутала, квартиру получила, сидишь там королевой! А я тут с этими… — она махнула рукой в сторону Светы и её выводка. — Я покоя хочу! Тишины! Моря!
— Так выгони Кольку, пусть работать идет! — встрял Дима. — Света пусть на работу выйдет, младшему уже четыре года, сад дали! Почему я должен всех содержать?
— Потому что ты мужик! Ты сильный! А они… — голос матери дрогнул, она вдруг плюхнулась на старый сундук в прихожей и зарыдала. — Они непутевые… Коленька больной, у него зависимость… Светочка одна с детьми… На кого им надеяться? Только на мать. А мать уже не может…
Сцена была безобразная. Дети жевали пряники, Света курила, прислонившись к косяку, и с ухмылкой наблюдала за истерикой матери. Коля, старший брат, даже не вышел — спал где-то в недрах дома после вчерашнего.
— Мам, — Дима присел перед ней на корточки. — Я не могу дать на Крым. Правда. Выпиши меня, если хочешь. Пусть я буду бомжом. Но денег нет.
Олеся Станиславовна перестала плакать так же резко, как и начала. Она подняла на сына сухие, злые глаза.
— И выпишу. Вот в понедельник пойду и заявление напишу. Посмотрю я на тебя тогда. Пошел вон отсюда! И подачки свои забирай!
Она пнула пакет с картошкой. Картофелины раскатились по грязному полу.
— Пойдем, Дим, — тихо сказала Лена, беря мужа за руку. — Пойдем.
Они вышли молча. Дима был белый как полотно. Руки у него тряслись, когда он пытался попасть ключом в замок зажигания.
— Успокойся, — Лена положила ладонь ему на плечо. — Дыши.
— Как она может, Лен? — прошептал он. — Как? Я же… я же всё для них делал.
В машине Алиса уснула. Они ехали по трассе, и Лена думала о том, что семья — это не всегда кровь. Иногда кровь — это просто биологическая жидкость, а семья — это те, кто готов делить с тобой последнюю пачку макарон.
***
Понедельник прошел в напряженном ожидании. Дима ждал звонка или повестки. Но телефон молчал. Вторник — тоже тишина.
В среду вечером, когда Дима был в душе, на его телефон пришло сообщение. Лена увидела имя: «Света сестра».
Она не сдержалась, прочитала всплывающее уведомление: «Мать с давлением свалилась. Скорую вызывали. Лежит, встать не может. Колька ушел в запой, деньги у неё из кошелька вытащил. Приедь, а? Жрать нечего, кроме твоей крупы».
Лена зашла в ванную.
— Дим, выходи. Там новости.
Через час Дима уже был одет.
— Я поеду, Лен. Не могу я так. Вдруг правда инсульт или еще что.
— Я с тобой, — твердо сказала она. — Алису маме завезем по пути.
В доме свекрови было тихо. Пугающе тихо. Света сидела на кухне, кормила детей пустой кашей (сваренной из той самой крупы, что они привезли). Коли не было видно.
Дима прошел в комнату матери. Олеся Станиславовна лежала на кровати, укрытая старым ватным одеялом. Лицо серое, под глазами мешки. На тумбочке — куча лекарств и стакан воды.
— Мам? — тихо позвал Дима.
Она открыла глаза. В них не было привычной злости или требовательности. Только страх и усталость.
— Дима… — прошелестела она. — Приехал…
— Приехал. Что с тобой? Врачи что сказали?
— Криз гипертонический. Сказали, лежать. Нервы…
Она попыталась приподняться, но Дима мягко уложил её обратно.
— Лежи. Тебе чего-нибудь надо? Лекарства?
Олеся Станиславовна вдруг схватила его за руку. Пальцы у неё были холодные, цепкие.
— Колька… — зашептала она, и слезы покатились по вискам в подушку. — Колька, паразит, последние две тысячи вытащил, пока я спала. На «беленькую». Я проснулась, а он… Смеется. Говорит: «Чё тебе, старая, деньги? Тебе на похороны копить надо, а не на Крым».
Дима сжал зубы.
— А Света?
— А Света… Света сказала: «Сама его разбаловала, сама и расхлебывай». И ушла сериал смотреть.
Повисла тишина. В этой тишине было слышно, как тикают часы на стене. Те самые, что отец Димы дарил матери на юбилей двадцать лет назад.
— Дим, — она посмотрела на него с такой надеждой, что у Лены, стоявшей в дверях, защемило сердце. — Прости меня, дуру старую. Не пойду я никуда тебя выписывать. Куда ж я без тебя? Ты ж один у меня… нормальный. Человеком вырос.
Дима опустил голову, прижался лбом к её руке.
— Мам, ну зачем ты так… Мы же семья.
Лена подошла ближе.
— Олеся Станиславовна, вам бульон сварить? Куриный. Силы нужны.
Свекровь перевела взгляд на невестку. Впервые за долгое время в этом взгляде не было оценки «сколько с тебя можно поиметь».
— Свари, Леночка… Если не трудно. И чайку. Сладкого.
***
Дима вышел на крыльцо покурить, хотя бросил полгода назад. Стрельнул сигарету у Светы, которая вышла следом.
— Чё, помирились? — спросила сестра, выпуская дым в ночное небо.
— Типа того.
— Ну и ладно. А то она нас тут поедом ела. «Дима то, Дима сё, Дима плохой». А как прижало — только Дима и нужен.
— Свет, — Дима посмотрел на сестру. — Тебе работу искать надо. Я серьезно. Я больше денег не дам. Только маме на лекарства.
Света хмыкнула, сплюнула.
— Да найду я, найду. В «Пятерочку» вон кассиры требуются. Задолбало всё. Кольку бы еще сдать куда-нибудь…
— В рехаб его надо. Но это денег стоит.
— Пусть сам зарабатывает на свой рехаб. Или подыхает. Достал.
Жестоко. Но честно.
Дима вернулся в дом. На кухне пахло куриным бульоном. Лена резала хлеб, напевая что-то себе под нос.
— Как она? — спросил муж, обнимая Лену сзади.
— Поела немного. Уснула. Дим, надо будет ей лекарства докупить, я список переписала. Там тысячи на две.
— Найдем, — твердо сказал Дима. — Завтра аванс обещали, хоть и маленький. Лен…
— Что?
— Спасибо тебе. Что поехала. Что не бросила. Я бы один… не знаю, что бы я сделал.
Лена повернулась в его объятиях, уткнулась носом в его свитер. Пахло табаком и улицей.
— Ты бы справился. Ты сильный. Просто иногда тебе нужно напоминать, что ты имеешь право говорить «нет».
***
Спустя месяц.
Майские праздники выдались теплыми. В Крым никто не поехал, конечно. Но они собрались на даче у Лениных родителей.
Олеся Станиславовна, заметно присмиревшая после болезни, сидела в плетеном кресле, укутанная в плед, и наблюдала, как Дима жарит шашлыки. Колю в тот день всё-таки забрали в наркологию — по квоте, бесплатно, Дима договорился через знакомых. Света вышла на стажировку в магазин и детей «подкинула» бабушке, но теперь хоть продукты в дом приносила свои.
— Леночка, — позвала свекровь.
Лена подошла, вытирая руки полотенцем.
— Да, Олеся Станиславовна?
— Смотри-ка, Алиска-то на Димку похожа. Глаза его. А вот нос твой, курносый.
— Наш нос, — улыбнулась Лена. — Семейный.
Свекровь вздохнула, пошарила в кармане кофты и достала маленький бархатный мешочек.
— Вот. Возьми. Это мое кольцо обручальное. Золотое, проба хорошая. Я его берегла… Думала, продам, если совсем край будет. Но лучше пусть у внучки будет. На память.
Лена опешила.
— Что вы, не надо…
— Бери! — строго сказала свекровь, вкладывая мешочек ей в ладонь. — Я бабка вредная, характер у меня скверный. Но я не слепая. Вижу, как вы живете. Трудно вам. А я еще со своими капризами… Прости, дочка. Не будет Крыма, и черт с ним. Главное, чтоб вы рядом были.
Лена сжала теплую ладонь свекрови.
— Будем, Олеся Станиславовна. Куда мы денемся. Мы же вас прописали… в своем сердце.
Дима у мангала обернулся, увидел, как жена и мать сидят рядом, и улыбнулся. Дым от шашлыка поднимался вверх, к ясному голубому небу, и казалось, что все бури остались позади. Жизнь продолжалась, сложная, неказистая, но настоящая. И в этой жизни, как оказалось, можно найти компромисс даже там, где его, казалось бы, нет. Главное — вовремя сварить куриный бульон и сказать твердое «нет», когда это действительно нужно...
Уважаемые читатели, на канале проводится конкурс. Оставьте лайк и комментарий к прочитанному рассказу и станьте участником конкурса. Оглашение результатов конкурса в конце каждой недели. Приз - бесплатная подписка на Премиум-рассказы на месяц.
Победители конкурса.
«Секретики» канала.
Самые лучшие и обсуждаемые рассказы.