Вы когда-нибудь прогуливались по улице Ленина? А по улице Пушкина? По улице Петра I? Если вы живёте в России — скорее всего, вы неоднократно проходили мимо памятника Ильичу, а вот про Петра Первого — разве что в Петербурге или в парке «Патриот». Потому что улиц в его честь в стране — 52. А улиц Ленина — 5781.
Эта цифра не шутка. Это не оценка, не приблизительный подсчёт. Это данные Росреестра, Минстроя и открытых топонимических баз — цифры, отражающие реальный ландшафт российских городов. И этот ландшафт — не столько «непрерывной истории», сколько монументального топонимического перекоса в пользу советского периода.
Советская топонимия — не наследие, а норма
Взглянем на факты, улиц в честь:
Ленина — 5781 улица
Кирова — 2811
Калинина — 2260
Чапаева — 2071
Карла Маркса — 1496
Свердлова — 1151
Фрунзе — 1141
Даже Юрий Гагарин, космонавт, ставший национальным символом, «опережает» Пушкина (2909 против 3877 улиц). Но вот что любопытно: Суворов, «генералиссимус всех времен и народов», — всего 849 улиц. Кутузов, победитель Наполеона, — 488. Александр II, «царь-освободитель», — одна площадь. Пётр I, реформатор, основатель империи, — 52 улицы.
Если перевести это на язык метафор: вклад Петра I в историческую память пространства, по которому мы ходим каждый день, в 111 раз меньше, чем вклад Ленина. Царь, создавший регулярную армию, флот, Академию наук и перетащивший Россию в Европу, — в 111 раз «менее значим», чем революционер, построивший режим, который уничтожил и Академию, и церковь, и дворянство, и крестьянство.
Для сравнения личности из досоветской России:
Пушкин — 2909
Лермонтов — 1298
Суворов — 849
Ломоносов — 755
Степан Разин — 589
Кутузов — 488
Емельян Пугачёв — 450
Не можем не отметить Богдана Хмельницкого со 174 улицами.
Почему же сегодня почти никто не настаивает на переименованиях?
Тридцать лет назад — в 1990-е — по стране шли массовые переименования. Горький стал Нижним Новгородом, Свердловск — Екатеринбургом, Ленинград — Санкт-Петербургом. Это было частью исторического катарсиса: общество, освобождаясь от идеологического гнёта, стремилось стереть его следы из повседневности. Сегодня такой энергии нет. Почему?
Во-первых, процесс переименования — бюрократически и финансово болезненный. Смена вывесок, обновление карт, реадресация почты, изменение регистрационных документов — всё это стоит десятков, а то и сотен миллионов рублей на уровне одного города. В эпоху сдерживания бюджетных расходов такие инициативы воспринимаются как «роскошь».
Во-вторых, власть сама сдерживает топонимическую ревизию, подавая её как «разрыв исторической преемственности». Официальная риторика последних лет — «мы не должны осуждать ни одну эпоху». Но если «ни одну» — то почему советская эпоха занимает подавляющее большинство уличных имён, а имперская — почти отсутствует?
«Неделимость истории» как прикрытие советского доминирования
Заявления о «неделимости российской истории» звучат благородно, но на практике они означают сохранение топонимического дисбаланса. Под предлогом «уважения ко всем эпохам» фактически замораживается любая попытка восстановления исторического равновесия. Это удобно: ведь если каждый период равен другому, то и ничего менять не надо. Особенно — не трогать Ленина.
Но тогда возникает вопрос: если мы действительно чтим всех — от Рюрика до Путина — то почему русские государи, создавшие многовековую державу, почти исчезли с карты? Почему в честь Александра Невского или Дмитрия Донского чаще названы храмы, а не улицы? Почему Богдан Хмельницкий (человек, боровшийся против Москвы) имеет больше улиц в России (174), чем Александр II или Кутузов?
Ответ прост: топонимика — не зеркало истории, а архив идеологии. А советская идеология оказалась живучей. Она ушла из Конституции, но осталась в названиях улиц. И сегодня, под прикрытием «непрерывности», она легитимизируется заново.
Красная пропаганда в белой рубашке
Это и есть завуалированная красная пропаганда: она больше не требует веры в коммунизм, она требует лишь молчаливого принятия советского наследия как естественной нормы. В то время как другие эпохи — особенно имперская — продолжают подвергаться тихой топонимической репрессии.
Конечно, можно возразить: «Зачем городу очередная улица Петра I?» Но тогда возникает встречный вопрос: зачем ему пять тысяч Лениных? Если мы говорим о сбалансированной памяти — давайте сделаем её действительно сбалансированной. Не в угоду либеральным декоммунизаторам и не в угоду сталинистам, а в угоду исторической справедливости.
Нельзя одновременно возрождать храмы, ставить памятники императорам и при этом утверждать, что переименование — «разрыв преемственности». Преемственность не в сохранении перекоса, а в восстановлении пропорции.
Топонимия как барометр исторического сознания
Пока российские города остаются музейным пространством, где Ленин — главный герой, а императоры — редкие экспонаты, говорить о «непрерывной истории» — значит, вводить в заблуждение. Настоящая непрерывность — это не культурная шизофрения, когда мы молимся святым и идём по улице Дзержинского. Настоящая непрерывность — это гармоничное присутствие всех эпох в городской ткани.
А пока — да, вы не охренели. Но, возможно, пора перестать прикидываться, что «всё нормально», когда городская среда по-прежнему живёт по советско