Светлана работала медсестрой в хирургическом отделении городской больницы. График у неё был ненормированный, с ночными и дневными дежурствами. Нередко возвращалась она под утро, когда серое небо только-только начинало светлеть над крышами домов.
Её муж Артём работал удалённо, разработчиком сайтов. Он выбрал эту профессию, как часто говорил, ради свободы. Свободы от офисных стен, от дурака-начальника, от «жёстких рамок». Его рабочий день начинался поздно, после обеда, и мог затянуться далеко за полночь. Такая свобода требовала особых условий: определённого сорта кофе, идеальной тишины, когда он «в потоке», и полного невмешательства в его процесс.
— Света, ты можешь объяснить Лене, что папа работает? — раздавался его голос из кабинета, бывшей лоджии, заставленной мониторами. — Она топает, как слон. У меня мысли разбегаются.
Лена, девочка двенадцати лет, тихая и послушная, привыкла на цыпочках пробираться в свою комнату.
Светлана, только переступив порог после смены, уже закатывала рукава. Она мыла посуду, стирала, готовила обед, шепотом делала с дочерью уроки. Все движения — отточенные, тихие, спокойные. Она существовала в режиме постоянного сглаживания углов, устранения фоновых шумов, которые могли бы помешать священнодейству под названием «работа Артёма».
— Я же не прошу многого, — говорил он за ужином, отодвигая тарелку с недоеденным супом. — Просто немного тишины и порядка. Я головой работаю, мне нужна концентрация. А тут у вас постоянный хаос.
— Какой хаос, Артём? — тихо спрашивала Светлана, вытирая со стола крошки, которые он только что оставил. — Лена учится, я работаю. Никто не шумит.
— Ты что, не понимаешь? У меня стресс от вас! Мне нужна свобода творчества, а не бытовая рутина! Ты же медсестра, ты ко всему привыкла. А у меня голова по-другому работает.
Однажды вечером, когда Светлана собиралась на смену, он объявил, развалившись в кресле:
— Всё. Я сдаюсь. Мне нужна перезагрузка. Надо уехать.
— Куда ты собрался? — взволнованно спросила Светлана.
— Я уезжаю на месяц. В деревню, к Сашке. Он тоже фрилансит, снял там дом. Будем работать в тишине, на природе. Поработаю в спокойной обстановке, проект доделаю. А то тут с ума сойду.
Светлана посмотрела на него. На его лицо, выражавшее неподдельную усталость от «цирка», который он сам же и создавал, уходя от любых обязанностей.
— На месяц? А как же Лена, дом?
— Ты справишься. Ты же всегда справлялась. А мне это необходимо. Для роста. Для новых проектов. Здесь я загниваю.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Поезжай.
Он даже вздрогнул от её спокойствия, ожидал слёз, скандала, упрёков.
— Ты… не против?
— Против чего? Ты же взрослый человек. Тебе виднее, где тебе лучше работать и жить.
Артём уехал на следующее утро, кинув в багажник ноутбук и сумку с вещами. Первые дни он присылал фотографии. Вот он сидит в плетёном кресле прямо на лужайке, ноутбук на коленях, на столике рядом — кружка. Подпись: «Вот она, настоящая рабочая атмосфера. Свобода!» Вот шашлык на мангале, друг Сергей с гитарой. «Свобода, детка!».
Только Лена, увидев папу на фотографиях, сразу спрашивала.
— Мама, а папа когда вернётся?
— Не знаю, рыбка. Он работает.
Светлана смотрела на эти снимки, и сразу удаляла. Жизнь в квартире изменилась. Не стало тирании тишины. Лена могла посмотреть мультик не в наушниках. Можно было разговаривать в полный голос. Грязная посуда теперь была только их с Леной, и её было в два раза меньше. Усталость никуда не делась, но её стало заметно меньше. Без этого постоянного фонового раздражения, которое висело в воздухе.
Через две недели. Глубокой ночью, когда Светлана уже спала после двенадцатичасовой смены, зазвонил телефон. На экране — Артём. Она взяла трубку.
— Свет… — раздался сиплый, жалобный голос, не похожий на его обычный уверенный баритон. — Свет, ты спишь?
— Теперь нет. Что случилось?
— Я… я заболел. Кажется, сильно простудился. Здесь, в этом чёртовом доме, холодно, печка плохо греет. Серёга вчера уехал по делам в город, я один. И… я не знаю, что делать. Температура, кажется. А градусника нет. Есть только маленькая коробка с лекарствами. Послушай, ты же медсестра… что мне принять? Хотя бы по телефону скажи.
В трубке послышался тяжёлый, прерывистый вдох. Он ждал. Ждал привычного потока заботы, чётких инструкций: «Посмотри в синей коробке, там должны быть жаропонижающие, измерь температуру, положи на лоб мокрое полотенце». Он звал свою личную, круглосуточную медсестру.
— Видишь ли, Артём, — сказала она ровно, без единой дрожи в голосе. — У меня теперь тоже свободный график. С тех пор как ты уехал. И я в этот график не вписала время на обслуживание взрослого мужчины, который сбежал от семьи, где его кормили, лечили и убирали за ним.
В трубке повисло гробовое молчание, нарушаемое только хрипом.
— Что… что ты говоришь?
— Говорю, что моя забота о тебе закончилась в тот день, когда ты пересёк наш порог. Ты думал, что убегаешь от проблем. А на самом деле ты убежал от последнего человека, который эти проблемы за тебя решал. Где найти градусник и что принять — посмотри в интернете. У тебя же ноутбук под рукой. Или позвони маме.
— Ты не может так! Я твой муж! — в его голосе прорвалась паническая тревога.
— Был, — тихо поправила Светлана. — Именно был. Пока не решил, что быть мужем и отцом — это «лишние рамки». Свобода, Артём, она ведь двусторонняя. Ты свободен от нас. А это значит, что и мы свободны от тебя. Выздоравливай.
Она положила трубку. На душе было пусто и очень спокойно. Она подошла к окну, взглянула на спящий двор, на одинокий фонарь. Его свобода, такая фотогеничная, обернулась холодной избой, где некому было даже подать стакан воды с таблеткой. Пространством, где есть только он и его работа, и больше ничего. Ничего тёплого, живого, родного.
На следующий день, ближе к вечеру, раздался звонок в дверь. Светлана открыла. На пороге стоял Артём. Бледный, небритый, в помятой футболке. За спиной болталась его сумка.
— Я вернулся, — хрипло сказал он.
Она молча отступила, давая войти.
— Ты была права, — он не смотрел ей в глаза, уставившись в пол. — Там… там было ужасно. Холодно, одиноко, и эта тишина… она начала давить на уши. Я всё понял. Я был эгоистом. Прости.
— Мама, папа! — радостно крикнула Леночка и побежала к папе.
Он машинально обнял дочь, не отрывая глаз от Светланы.
— Леночка, иди, убери со стола, сейчас будем ужинать. - Света недоверчиво посмотрела на мужа.
— Раздевайся. Сейчас принесу градусник. Но, Артём, — она сделала маленькую паузу.
— Свободный график — это когда ты сам моешь свою тарелку. Сам стираешь свои носки. И сам помнишь, что у жены ночная смена, и вечером в доме должен быть порядок. Если ты готов к такому графику — оставайся. Если нет — в деревне тебе самое место.
Она повернулась и пошла на кухню. Он остался стоять в прихожей, глядя ей вслед. Его свобода осталась там, в холодном доме, где некому было даже подать ему лекарство. А здесь, в этой квартире, где было тепло и пахло готовящимся ужином, начиналась другая жизнь. Он понял, что свобода одного человека заканчивается ровно там, где начинается ответственность перед другим.
Ваш лайк — лучшая награда для меня. Читайте новый рассказ - Не впустила родителей мужа в новогоднюю ночь. Сами заслужили.