История взаимоотношений венесуэльской нефтянки и американских компаний слишком сложная, чтобы говорить о вине только одной стороны.
Президент США Дональд Трамп заявил, что у его страны отняли права на нефть в Венесуэле, потому как предыдущий глава Белого дома якобы за этим недосмотрел. Теперь же, по словам Трампа, Вашингтон исправит это.
«Там было много нефти, как вы знаете. Они выгнали наши компании, и мы хотим все это обратно»,
— заявил глава Белого дома. В свете того что американские военные де-факто захватывают некоторые танкеры с венесуэльской нефтью, а ВМС США сконцентрировали на побережье латиноамериканской страны внушительную группировку, такие призывы звучат как начало для захватнической войны.
Но так ли все однозначно на самом деле? С одной стороны, есть заявления заместителя представителя генерального секретаря ООН Фархана Хака, который сообщил, что ООН не обладает какой-либо информацией о «краже» Венесуэлой американских активов и нефти. С другой стороны, все прекрасно знают, что в этой латиноамериканской стране работали крупнейшие американские компании, но Каракас — дважды! — принял решение национализировать добывающие активы.
Взлет Каракаса и начало голландской болезни
Забегая вперед и отодвигая политику в сторону, нужно сказать, что венесуэльская нефтянка (в каком бы плачевном состоянии она сегодня ни была) очень многим обязана американским нефтегазовым компаниям, которые десятилетиями инвестировали в отрасль этой страны. Не без выгоды для себя, разумеется.
Пока весь мир в 1914 году был занят Первой мировой, у правительства Венесуэлы появился настоящий повод для радости. Было открыто нефтяное месторождение Мене Гранде в нефтегазоносном бассейне Маракайбо. В течение нескольких лет были найдены еще месторождения, в том числе в 1917 году — группа месторождений Шельф Боливар.
В 1918 году латиноамериканская страна начала экспортировать нефть. Старт был с высокой планки, и в 1921 году годовой объем экспорта впервые перешел отметку в 1 млн баррелей. В конце 1930-х Венесуэла уступала место в добыче только США и СССР. Для сравнения, в первом полугодии 2025-го показатель едва дотягивал до 0,9 млн б/с.
Чем больше велась добыча и разведка, тем больше приходило понимание масштабов залежей нефти в недрах Венесуэлы. В итоге сегодня, по данным ОПЕК, на долю Венесуэлы приходится почти пятая часть мировых запасов — 303,01 млрд баррелей.
Однако вместе с бешеным ростом доходов от экспорта нефти в экономику Венесуэлы пришла и так называемая «голландская болезнь». Ее суть — в условиях высоких цен на сырье основным источником дохода государства становится сырьевой сектор.
Из-за такого экспорта происходит два негативных момента:
- Во-первых, страну накрывает волна иностранной валюты;
- Во-вторых, несырьевой экспорт становится неконкурентоспособным (выгоднее продать нефть и купить импортную машину, пшеницу, станок, даже банальную лопату).
Именно это и произошло с Венесуэлой, у которой с 1920 по 1935 год доля нефти в экспорте увеличилась с 1,9% до 91,2%.
С 1942 по 1943-й власти страны попытались исправить ситуацию за счет налоговой реформы. Она обязала все нефтяные компании отдавать 50% валовой прибыли (раньше это было 15-25%). Это дало свои плоды, через шесть лет доходная часть страны выросла в пять раз. Другие отрасти Венесуэлы стали получать больше финпомощи от государства. Но многим, включая США, компании которых активно работали в этой стране, это не понравилось.
Опасная дружба с США
В 1948 году в результате военного переворота был свергнут президент Ромуло Гальегос. В перевороте очень многое указывало на руку Вашингтона. Через 10 лет ситуация повторилась, когда был свергнут президент Маркос Перес Хименес. Однако это не остановило венесуэльских политиков.
Ведущие партии страны были едины во мнении, что Каракас должен забирать у нефтяных иностранных компаний уже не 50%, а 60% доходов. В 1960-м это стало особенно актуально, поскольку создана ОПЕК (к слову, по предложению венесуэльского министра). Страны-добытчики нефти по всему миру стали активнее давить на иностранные компании, требуя от них большей доли в доходах от продажи черного золота.
В том же году в Венесуэле была создана госкомпания Venezuelan Petroleum. Каракас уверял, что такая компания не несет угрозы для работающих в латиноамериканской стране компаний из США — Standard Oil of New Jersey и Gulf Oil Corporation (ныне Exxon), Standard Oil of New York, Texaco, Standard Oil of California (теперь это Chevron). Якобы никакой национализации не будет. Увы, но почти через 15 лет все кончилось именно национализацией.
Вся инфраструктура и активы этих компаний в Венесуэле национализированы в 1976 году, после чего создана государственная компания PDVSA. Правда, американские компании не полностью ушли из страны, они оставались в качестве операторов по сервисным контрактам.
В итоге можно сказать, что с 1950 по 1980 гг. США старались сохранить выгодные для американских компаний условия, не гнушаясь сменой режимов в стране, а Каракас в ответ на это лишь усиливал давление, доведя ситуацию до полного взятия под контроль всех нефтегазовых проектов. К тому моменту нефтянка страны достигла небывалых высот, обеспечивая экспорт более 2 млн б/с.
Решая свои проблемы, Каракас полез в чужой карман
К началу 1980-х в Венесуэле начался новый этап голландской болезни. Если в 1976 году был зарегистрирован самый высокий показатель годового роста ВВП — 7,7%, то в 1979-м он упал до 0,8%, а в 1980-м вообще ушел в минус (-4,4%).
Заморозка цен на 100 основных товаров и услуг, повышение минимальной зарплаты, временный запрет на увольнение работников — все это не помогало. Зато помогли кредиты от МВФ и выполнение его требований. В итоге в 1990 году ВВП Венесуэлы вырос на 6,5%, в 1991 году — на 9,7%. Вот только товары для населения продолжали дорожать, что привело к попыткам госпереворота и победой на выборах 1998-го Уго Чавеса — военного, который был участником одной из этих попыток. Он постарался перевести огромную часть нефтяных доходов на нужды населения, 70% которого к тому времени уже жило ниже черты бедности. Отчасти у него получилось.
Однако это не отменило третей волны голландской болезни, когда нефтянка страны хоть и помогала другим секторам экономики, все равно была главным источником заработка, делая все остальные сферы деятельности бесполезными без господдержки.
После того, как Уго Чавес умер в 2013 году, а его пост занял Николас Мадуро, последнему досталась страна с инфляцией выше, 68,5% (в 2017 году — 862,6%, а в 2018-м — 130060%, и это не опечатка).
Падение уровня жизни ожидаемо вызвало череду протестов в Венесуэле в 2014-м, и их последующее подавление властями. США начали вводить за это против Каракаса санкции, заодно пытаясь протолкнуть во власть в Венесуэле своих сторонников (Вашингтон пытался сделать это потом еще несколько раз). С 2015 года американские компании (SLB, Halliburton, Baker Hughes и Weatherford) начали постепенно уходить из страны. Из-за этого добыча в Венесуэле, которая в 1990-х составляла рекордные 3,5 млн б/с, упала в 2020-м до 1 млн б/с, после чего уже особо не поднималась, а только падала.
Но справедливости ради надо сказать, что Каракас нельзя однозначно называть жертвой. Еще при Уго Чавесе была проведена вторая волна национализации. В 2007-м он предложил иностранным компаниям, включая американским Exxon, Chevron и ConocoPhillips два варианта:
- создать совместные предприятия, где 60% акций переходили бы PDVSA.
- уйти из Венесуэлы.
Некоторые компании согласились на условия и получили компенсации, другие отказались, что привело к экспроприации их активов. В 2009 году Чавес еще и национализировал американские газовые компании Williams и Exterran.
Неудивительно, что Вашингтон с 2010-го решил давить на Каракас всеми способами, чтобы тот перестал решать свои экономические проблемы за счет доходов американских нефтегазовых гигантов.
Итог — последние 15 лет США то усиливают санкции против Венесуэлы, то несколько ослабляют их на некоторое время, но не получив выгодного для себя предложения по добыче нефти в Венесуэле, вновь их возобновляют. Из-за этого нефтянка латиноамериканской страны пришла в упадок, и до недавнего послабления рестрикций (когда Вашингтон разрешил Chevron туда вернуться) она составляла жалкие 0,2 млн б/с.
Как бы сильно ни дрались, помириться выгоднее
Проблема в том, что в противостоянии Каракаса и Вашингтона обе стороны зашли слишком далеко. По политическим причинам они не могут быстро, причем публично, пойти на компромисс.
Слова Трампа, что Вашингтон должен «вернуть свою венесуэльскую нефть», отчасти имеют смысл. Но это не оправдывает захват судов и уж тем более потенциальное вторжение в страну.
Не оправдывает это и отъем американскими властями активов Citgo, дочерней структуры венесуэльской PDVSA. Эта компания (теперь уже американская) управляет тремя нефтеперерабатывающими заводами в США, два из которых — на побережье Мексиканского залива, то есть в районе, где традиционно для переработки используется именно венесуэльское сырье. Почти все НПЗ на побережье Мексиканского залива настроены на работу с тяжелыми сортами нефти, как сорта из Венесуэлы или из Мексики.
В целом, американским компаниям, как и политикам, выгодно чтобы венесуэльская нефтянка вновь увеличила добычу. Это выгодно:
- НПЗ в США в Мексиканском заливе;
- Вашингтону, который будет получать больше налогов от Chevron и других нефтегазовых гигантов, если им позволят работать в Венесуэле;
- энергетике и топливному рынку США, поскольку после 2026-го Минэнерго прогнозирует снижение добычи нефти в Штатах.
Нужно это и самому Каракасу, поскольку он сможет получать больше денег для бюджета от экспорта. Правда, рискуя вызвать очередную волну голландской болезни, если будет поступать так же, как и в предыдущие разы.
Илья Круглей
Венесуэла с 11 декабря увеличила экспорт нефти — Kpler