Найти в Дзене
Северный ГрадЪ

Паулс разозлил Ригу: легенда сцены сказала то, что власти запрещают слышать

Раймонд Паулс — человек, чьими мелодиями когда-то дышала огромная страна, — неожиданно сказал вслух то, о чём в Латвии принято шептать. Маэстро признал: Латвия, потеряв восточный рынок и устроив войну с русским языком, всё сильнее превращается в провинцию — и это заявление, как сообщается, задело власти.​ Паулс — не «артист на пенсии», которого можно снисходительно похлопать по плечу и отправить в архив. Он руководил Рижским эстрадным оркестром, создавал ансамбль, после распада СССР возглавлял латвийское Минкультуры и в 1999 году даже участвовал в президентской кампании.​ Но его главный вес — в другом: расцвет творчества пришёлся на советские годы, когда его музыку пели первые имена эстрады, а письма к нему летели со всех концов большой страны. И именно поэтому нынешние слова Паулса звучат для Латвии особенно неприятно: это говорит не «чужой», а свой — легенда, символ, витрина эпохи.​ Маэстро, ссылаясь на собственные ощущения и опыт, объяснил, что Латвия лишилась большого восточного ры
Оглавление
Коллаж Царьграда/Сгенерировано нейросетью
Коллаж Царьграда/Сгенерировано нейросетью

Раймонд Паулс — человек, чьими мелодиями когда-то дышала огромная страна, — неожиданно сказал вслух то, о чём в Латвии принято шептать. Маэстро признал: Латвия, потеряв восточный рынок и устроив войну с русским языком, всё сильнее превращается в провинцию — и это заявление, как сообщается, задело власти.​

Маэстро, который дошёл до политики

Паулс — не «артист на пенсии», которого можно снисходительно похлопать по плечу и отправить в архив. Он руководил Рижским эстрадным оркестром, создавал ансамбль, после распада СССР возглавлял латвийское Минкультуры и в 1999 году даже участвовал в президентской кампании.​

Но его главный вес — в другом: расцвет творчества пришёлся на советские годы, когда его музыку пели первые имена эстрады, а письма к нему летели со всех концов большой страны. И именно поэтому нынешние слова Паулса звучат для Латвии особенно неприятно: это говорит не «чужой», а свой — легенда, символ, витрина эпохи.​

«Мы потеряли рынок — и стали окраиной»

Маэстро, ссылаясь на собственные ощущения и опыт, объяснил, что Латвия лишилась большого восточного рынка, который был ей ментально ближе западного, а на Западе, по его оценке, страну никто особенно не ждёт. В этой логике исчезает и прежний культурный масштаб: некогда заметный музыкальный центр перестал притягивать звёзд и большие события, а история фестивалей уровня «Новой волны» осталась в прошлом вместе с русскими гастролями и концертами.​

Паулс связал культурное выхолащивание с политическими решениями: по его словам, чиновники всё чаще заняты не развитием искусства, а запретительной повесткой и символическими войнами. Отсюда — ощущение, что страна медленно сжимается до размеров «удобной» окраины, где громкие лозунги заменяют работу и смысл.​

Война с языком и пустеющая страна

Отдельно Паулс прошёлся по борьбе с русским языком: он напомнил, что в советское время в Латвии требовали знать русский, но латышский язык и культура при этом не исчезали и не попадали под запреты. Теперь же, по его оценке, ситуация стала обратной: русский язык выдавливается, а русские телеканалы запрещены, хотя значительная часть людей всё равно смотрит их через интернет.​

Дальше — экономика. Маэстро связал закрытие рынков России и Белоруссии с ударом по сельскому хозяйству и говорил о массовом разорении фермерских хозяйств. В результате, по его словам, молодёжь уезжает на заработки в другие страны Евросоюза и часто уже не возвращается, а демография проседает так, что сокращение населения выглядит пугающе.​

И финальная точка — почти безнадёжная: Паулс высказал ощущение, что если так пойдёт дальше, то в стране скоро останется только русофобия, а не производство, культура и будущее. Сказать такое публично в нынешней Латвии — значит бросить вызов системе, которая годами строила «новую идентичность» на отрицании всего русского и советского.​

Святослав РОМАНОВ