25 декабря исполняется сто лет со дня рождения одного из главных мистиков XX века — антрополога и писателя Карлоса Кастанеды. Впрочем, точно говорить о столетнем юбилее в его случае сложно: ведь есть два разных варианта биографии Кастанеды.
По его собственной версии он родился десятью годами позднее, в Бразилии, в штате Сан-Паулу, а его родители на тот момент были подростками — отцу исполнилось 17 лет, а матери только 15. Поэтому растили его бабушка и дедушка по материнской линии. В 1951 году его отправили учиться в США, а по окончании средней школы юноша якобы уехал в Милан, чтобы стать скульптором. И уже только в 1959 году, вернувшись в США, поступил в Калифорнийский университет Лос-Анджелеса, где стал изучать социальную психологию, а позднее антропологию.
Однако впоследствии журналисты из Time раскопали архивы погранслужбы США и выяснили, что на самом деле родился будущий писатель в Перу в 1925 году. А его отец был вовсе не юным «Ромео», а часовщиком и ювелиром. Правда, Карлос действительно изучал скульптуру, но не в далёком Милане, а на родине, в Перу. Далее авторская и журналистская версии сходятся — Кастанеда действительно переехал в США и изучал антропологию в Калифорнийском университете.
Хиппи, романизация угнетённых народов, бум мистицизма и нью-эйджа
Между прочим, наука занимала в жизни Кастанеды важное место, в 1973 году, уже после публикации прославивших его произведений, он получил степень доктора антропологических наук. Собственно, его первый нашумевший труд был вовсе не художественным романом, а научной диссертацией под названием «Учение дона Хуана: путь познания индейцев яки». Она была опубликована в виде книги в 1968 году и, конечно, сразу стала бестселлером, предложив находящейся в постоянном духовном поиске американской и европейской молодёжи новое направление эзотерического знания.
Только за первый год продаж было реализовано почти полмиллиона экземпляра книги, впоследствии она выдержала 30 переизданий. Диссертация состоит из двух частей: в первой автор знакомится со стариком, индейцем из племени яки Хуаном. Старик учит молодого учёного индейской мудрости, уроки сопровождаются традиционным для индейцев употреблением кактуса пейота. Что не остаётся без последствий для Карлоса — в какие-то моменты его рассудок повреждается. Но наставник относится к этому философски, объясняя эти проявления (на самом деле, совершенно медицинские) происками тёмных сил.
Во второй части антрополог пытается проанализировать собранную за время общения с Хуаном информацию. Автор начинает понимать, что настоящий путь к мудрости — непосредственное переживание реальности. В этом, надо сказать, в чём-то учение латиноамериканских индейцев сходится с буддистским учением, за тем исключением, что индейцы считали галлюцинации такой же частью реальности, как и события нашего материального мира.
Гений маркетинга и пиара
Карлос Кастанеда, очевидно, неплохо разбирался в том, что сейчас называют пиаром и маркетингом. Во-первых, он безошибочно выбрал тему своих исследований. Вообразите: на дворе 60-е, молодежь зачитывается Берроузом и Хаксли (творчеством последнего, к слову, увлекался и Кастанеда), интересуется экспериментами Тимоти Лири, в обществе царит атмосфера бунта и свободы. На пике популярности — антиколониальные настроения, интерес к черной культуре и культуре различных меньшинств, а также бывших колоний. Хиппи, нью-эйдж, пацифизм и мистицизм — всё это бурлит и неистовствует. И тут появляется автор, который объединяет почти всё это под одной обложкой – тут и поиски истины за пределами обыденного сознания, и древняя мудрость индейского народа, и всё это замешано на мистицизме. Конечно, Кастанеда был обречён на успех. И, конечно, важную роль играла линия «возвращения к корням», к некому древнему знанию, утраченного городскими жителями – надо сказать, что этот мотив популярен у горожан всех стран и сегодня.
Во-вторых, Кастанеда укрепил свою славу, создав вокруг своей фигуры ореол тайны — он не показывался поклонникам и даже литературным агентам на глаза, а в немногочисленных интервью намеренно путал факты своей биографии, всякий раз перепридумывая ее заново. Якобы, делать так учил его сам Хуан.
«Мало-помалу ты должен создать туман вокруг себя. Ты должен стирать все вокруг себя до тех пор, пока ничего нельзя будет считать само собой разумеющимся, пока не останется ничего гарантированного или реального», — говорит старый индеец на страницах книги «Путешествии в Икстлан».
Знакомые Кастанеды впоследствии говорили о его склонности к мистификациям ещё до антропологической экспедиции к индейцам, называя его «непревзойдённым лгуном и искусным соблазнителем». Что же, возможно, что натура Кастанеды просто откликнулась на комплементарное ей учение Хуана — почему бы нет?
Прежде всего – антрополог?
Интересно то, что академическое сообщество, коллеги-антропологи смотрят на творчество Карлоса Кастанеды совсем под иным углом, чем рядовые читатели. Как писал профессор антропологии Университета Западной Бретани (Брест) Патрик Бумар, в действительности в своих книгах Кастанеда опирался на сугубо научный подход, выработанный его университетским наставником Гарольдом Гарфинкелем. Речь идёт о этнометодологическом подходе. Этнометодология изучает обыденные нормы и правила поведения в том или обществе через погружение в повседневное социальное взаимодействие (если среди читателей есть социологи и антропологи, поправьте меня, если я не совсем корректно излагаю суть учения).
Смысл в том, что без полного погружения в социокультурный контекст понять смысл слов, социальных взаимодействий в иной культуре невозможно. Это действительно так — пока мы применяем свою меру, наполняем своим смыслом то, что наблюдаем в других культурах, мы вряд ли сможем проникнуть них достаточно глубоко и понять суть происходящего. Как, например, мы можем считать людей другой культуры алчными и безнравственными, не понимая, что в их историческом контексте стяжательство — добродетель. И они подлинно моральны, просто мораль у них – иная. Также мы вряд ли сможем понять всё то, что может скрываться за обыденным разговором незнакомых нам, но давно знакомых друг с другом людей.
Именно разработкой этого метода под началом основателя этой социологической школы и занимался Кастанеда на протяжении десяти лет в университете, а поездка в Мексику для сбора материала была частью этой работы. По результатам которой и появилось «Учение дона Хуана».
Общение исследователя, Кастенеды, с исследуемым — старым индейцем, происходит ровно в логике этнометодологического подхода, отмечает Бумар. Кастанеда пытается избавиться от отстранённого взгляда учёного, полностью погрузившись в контекст. Это помогает стереть те интеллектуальные предубеждения, которые неизбежно присутствуют во время межкультурных коммуникаций. По крайней мере, Кастанеда очень старается их стереть.
Однако неизбежным побочным эффектом этого слияния становится потеря учёным «своего различающего и критического взгляда». То есть, научного взгляда исследователя, который по определению должен сохранять некоторую отстранённость от объекта изучения. Собственно, потеряв его, Карлос Кастанеда из антрополога превратился в мистика и литератора.
Возвращение к публичной жизни и кончина от рака
Хотя, вполне возможно, что всё было куда проще: карьера и слава писателя, кумира миллионов людей по всему миру, показалась ему куда привлекательней, чем академическая карьера в стенах университета.
Надо сказать, что в начале 1990-х Кастанеда вернулся частично к публичной жизни и даже читал лекции в своей альма-матер, а также проводил эзотерические семинары. В 1995 году он основал компанию Cleargreen, которая торговала методическими материалами по тенсегрити — комплексу психофизиологических упражнений мексиканских шаманов. Вот так тайное и древнее знание оказалось безбожно коммерциализовано.
Карлос Кастанеда скончался на 73 году жизни в своем доме в Калифорнии от рака печени. Никаких шаманских ритуалов над телом мистика не проводилось, его просто кремировали, а пепел был перевезён в Мексику. На землю, где когда-то молодой антрополог встретил своего главного учителя дона Хуана.
В наше время учение Карлоса Кастанеды (или дона Хуана – никто доподлинно не знает, существовал ли он в реальности) уже не так популярно. Молодёжь стала более прагматичной и рассудительной, и это, наверное, хорошо. Но всё же немного грустно от того, что наивная и романтическая эпоха 60-х, след от которой тянулся вплоть до конца 90-х, уже окончательно ушла не небытие, со свей её мистикой, пацифизмом и духовными поисками.