В гуще сражения Михаил Илларионович попросил об отступлении, но получил от Александра Васильевича совсем другое распоряжение — возглавить гарнизон крепости в случае победы
22 декабря 1790 года генерал-аншеф Александр Суворов добился поразительного успеха: во главе 30-тысячного корпуса занял османскую "армейскую твердыню" Измаил. Солдатской крепостью Измаил называли из-за того, что за его стенами укрывались войска, равные по численности армии — 35 тыс. турок. Оставлять их в тылу было немыслимо — воины султана в любой момент могли высыпать на равнину, — но и брать город с боем не хватало сил. По канонам военной науки XVIII века при приблизительном равенстве преимущество оставалось на стороне оборонявшихся. К счастью, к победоносным войскам Суворова это не относилось. Одной из штурмовых колонн руководил рисковавший жизнью генерал-майор Михаил Кутузов: за Измаил он получил новое звание и орден Святого Георгия. Крепость была взята!
Сделать честь Отечеству
Первая встреча двух русских полководцев состоялась в 1762 году в Астрахани, когда Суворов командовал полком, а Кутузов — ротой. И вот первая же служебная характеристика вышестоящего о подчиненном: "Прилежен и от службы не отбывает, подкомандных своих содержит, воинские экзерциции обучает порядочно и к сему тщение имеет… и во всем себя ведет так, как честному обер-офицеру подлежит" — могла бы затеряться в высоких кабинетах, если бы не одно но: Кутузову всего 17 лет. Суворов старше его почти вдвое — ему 32.
Война 1768–1774 годов, начавшаяся шесть лет спустя, выдвинула Суворова в герои, а о Кутузове заговорили как о способном офицере, отличавшемся личной храбростью. В 1774 году, отбивая атаку османского десанта в Крыму, он повел в бой своих солдат сам, уже подполковник. Турецкая пуля, пройдя через его левый висок, вышла у правого, но оставила будущего героя 1812 года в живых и зрячим, то есть на военной службе. "Чудо" Кутузова, что поразило всех, повторилось еще один раз: в 1788 году при осаде Очакова вражеский снаряд снова прошел близ глаза полководца и опять не покалечил его. Схватившись за голову, Кутузов проревел тогда своему спутнику: "Что же ты делаешь? Для чего ты позвал меня на эту позицию? [где шальные пули]". Тем не менее тяжело раненный Кутузов смог вернуться в строй и оставался годен для того, чтобы лично водить солдат в атаку. В этом качестве и использовал его таланты Суворов при штурме Измаила: война продолжалась.
Генерал, отправленный за чудом
Поздней осенью 1790 года создавалось впечатление, что русская осада турецкой твердыни Измаила провалилась. Взявшие ее в кольцо с трех сторон (с четвертой — Дунай) войска генералов Ивана Гудовича и Павла Потемкина терпели урон от османской артиллерии, состоявшей из 265 орудий. В русской армии хватало специалистов по Измаилу: цитадель брали штурмом в 1770 году, но с тех пор фортификационную революцию в ней произвели союзники турок — французы. С европейской помощью старая крепость превратилась в грозный аванпост, гордость за который позволила коменданту Айдослу Мехмед-паше однажды бросить свысока: "Скорее Дунай потечет в небо, чем Россия возьмет Измаил".
Внутренне согласиться с этим уже готовы были Гудович и Потемкин-второй. Они подали сигнал к отступлению, но были остановлены в пути приказом фаворита императрицы Екатерины — князя Григория Потемкина. С его точки зрения, имперского стратега, Россия нуждалась в решительном успехе на османском фронте, который бы принудил турок завершить войну. Взятие Измаила подходило для этой цели как нельзя лучше: после капитуляции соседних крепостей в городе-цитадели собрался гарнизон из всех их. Сдача такого количества турок-османов одовременно означала бы, что султан будет, скорее всего, принужден к прекращению боевых действий.
Однако же именно это и осложняло русским задачу. Однажды уже уступившие турки оказывались зажатыми в угол перед гневным лицом своего повелителя — халифа всех правоверных. Второй капитуляции султан просто бы не принял: возвращение на родину в османскую Турцию было для большинства равносильно смертной казни. Именно поэтому вражеские войска намеревались сопротивляться русским до конца.
Князь Потемкин сознавал, что сил для взятия Измаила у России недостаточно. И тем не менее принял решение попытать счастье, бросив в бой Суворова, которому секретно дал позволение отступить от крепости в случае неудачи, хотя заклинал этого не делать: "Моя надежда на Бога и на Вашу храбрость. Поспеши, мой милостивый друг! <…> Много тамо равночинных генералов, а из того выходит всегда некоторый род сейма нерешительного. Рибас будет Вам во всем на помогу и по предприимчивости, и усердию; Огляди все и распоряди, и, помолясь Богу, предпринимайте. Князю Голицыну дай наставление. Будешь доволен и Кутузовым", — догадывался Потемкин.
Решительный штурм бессмертия
Представ перед творением инженерного гения француза де Лафит-Клове, Суворов вынес свой неутешительный вердикт: "Крепость сия без слабых мест". Это значило, что брешь в ней может открыться через утрату морального духа ее гарнизоном. Война 1787–1791 годов складывалась удачно для России, и турки знали об уже одержанных Суворовым победах. Показываясь то на одном фланге их обороны, то на другом, Суворов рисковал быть раненым, но зато держал в напряжении неприятеля, вынужденного перебрасывать войска вслед его маневрам: от русского полководца ждали, что он сам может повести войска в атаку. На этот раз, однако, он предпочел бросить в бой Кутузова.
Артиллерийская подготовка началась за три дня до штурма, и, когда достигла предела, русские отправились почти на верную смерть, взбираясь на валы и прорываясь через ров. Тогда и разыгрался героический эпизод: утратившему надежду Кутузову Суворов ответил награждением посреди боя. Впоследствии с обреченной решимостью руководителя осады, отвечавшего за все, он произнес о себе в третьем лице: "Суворов знает Кутузова, а Кутузов знает Суворова. Если бы Измаил взять не удалось, Суворов умер бы под его стенами. И Кутузов тоже".
Судьба распорядилась иначе. После взятия Измаила Суворов писал Потемкину: "Генерал-майор и кавалер Голенищев-Кутузов оказал новые опыты искусства и храбрости своей, преодолев под сильным огнем неприятеля все трудности, влез на вал, овладел бастионом, и когда превосходный неприятель принудил его остановиться, он, служа примером мужества, удержал место, превозмог сильного неприятеля, утвердился в крепости и продолжал потом поражать врагов". Самому генералу Кутузову, одолевшему вал и не сброшенному с высоты бастиона, в декабре 1790 года уже минуло 45 лет.
Поединок фельдмаршала и поэта
Героическое взятие Измаила русскими расстроило планы Великобритании, уговаривавшей турок продолжать войну: уже в 1791 году стороны заключили выгодный Петербургу Ясский мир. В следующее десятилетие попытку отомстить России предпринял английский поэт Джордж Гордон Байрон средствами военно-пропагандистского искусства: в поэме "Дон Жуан" не только в роли персонажа непредвиденно появляется Суворов, но и приравнивается к римскому цезарю Нерону, наслаждавшемуся пожаром Рима, только в качестве Вечного города — Измаил.
Темная легенда, окутывающая взятие Измаила, иногда имеет хождение и в русской литературе. Ее основа — знаменитое изречение, приписываемое Суворову, который, обращаясь к коменданту Айдослу Мехмед-паше, якобы произнес: "Двадцать четыре часа на размышление — и воля. Первый мой выстрел — уже неволя. Штурм — смерть". В действительности корреспонденция генералиссимуса сохранилась для потомков и полностью была опубликована академическим изданием в 1986 году. Благодаря ему в точности известно, что писал Суворов так: "Дабы отвратить кровопролитие и жестокость, даю знать чрез сие Вашему Превосходительству и <…> требую отдачи города без сопротивления. О чем и ожидаю от сего чрез двадцать четыре часа решительного от вас уведомления к воспринятию мне действий. В противном же случае не могут быть пощажены не только никто, но и самые женщины и невинные младенцы от раздраженного воинства; и за то никто, как Вы и все чиновники, пред Богом ответ дать должны".
До командиров шедших на штурм частей Суворов довел свою волю по-другому: "Всему войску наистрожайше запрещается: взошед на вал, никому внутрь города отнюдь не бросаться и быть в порядке строя на крепости до повеления от начальства. Христиан и обезоруженных отнюдь не лишать жизни, разумея то же о всех женщинах и детях".
Но самый веский довод, рассеивающий версию о тотальной резне турок, — рапорт полководца в Санкт-Петербург, из которого становится ясно, что не менее 6 тыс. неприятелей оказались в российском плену. Оставшиеся же лишились жизни в небывалом кровопролитии, попав в которое Михаил Илларионович Кутузов вспоминал, преодолевая ужас вновь грозившей ему смерти: "Про кого ни спрошу, либо умер, либо умирает. Век не увижу такого дела…"
Забытая доблесть благодарности
Участвовали ли во взятии Измаила украинцы? Вопрос представлял лишь академический интерес на протяжении двух столетий, пока в 1991 году Одесская область и входящий в нее тихий город Измаил не оказались в составе независимой Украины. Будущее бросает свою тень на прошлое, и в наши дни важно, что причерноморские казаки атамана Антона Головатого и правда находились в распоряжении Суворова: из 30 тыс. войска их насчитывалось около 6 тыс.
Суворов не скупился на награды всем участникам боя, в частности Головатый получил от Российской империи за взятие Измаила орден Святого Владимира. Позже атамана увековечили на Кубани: памятник казачеству в Краснодаре представляет собой фигуру этого государственного деятеля, и он же изображен на барельефе городского монумента Екатерине Великой.
Иначе поступили украинцы с Суворовым. В 2024 году мемориальная доска о взятии Измаила Россией была демонтирована, и вместе с ней исчез монумент полководцу, установленный в 1945 году. Стремясь добавить одно оскорбление к другому, городские власти снесли поверженный памятник генералиссимусу на территорию, принадлежащую "управлению водопроводно-канализационного хозяйства". На фоне бесцеремонного демонтажа скульптуры основательницы Одессы российской императрицы Екатерины Великой эта новость даже и потерялась. Вот только каким образом Измаил мог бы войти в состав Украины, не родись однажды на свет Суворов, так и остается загадкой.
Игорь Гашков