В ноябре 2024 года профессор Ли Цзун Ми, глава Пекинского института геополитических и геоэкономических исследований, произнёс провокационную речь на закрытом симпозиуме в Шанхае. Он заявил, что «современный мир вошёл в новую эпоху Троецарствия», где США, Китай и Россия играют роли Цао Вэя, Лю Шу и Сунь У — трёх царств, боровшихся за гегемонию в Китае III века н.э. Для западного уха такая аналогия может прозвучать как литературная декламация. Но для китайского стратегического сообщества — это не метафора, а рабочая модель международных отношений, основанная на многовековой традиции мышления, где реальность управляется не моралью, а конфигурацией сил.
Эта модель сегодня подтверждается не только китайскими, но и западными, индийскими, российскими аналитиками. Особенно последовательно её развил бывший индийский дипломат Мекулангара Бхадракумар, чьи статьи в Asia Times и Indian Punch стали каноном для понимания трансформации глобального порядка. С его точки зрения, никакой многополярности без стабильного треугольника быть не может — и именно взаимодействие Вашингтона, Пекина и Москвы определит, будет ли мир распадаться на зоны хаоса или перейдёт к управляемому балансу сил.
Настоящая статья — не пересказ, а глубокое погружение в эту гипотезу: её исторические корни, текущую реализацию и стратегические последствия для России, Китая, США и всего остального мира.
«Троецарствие» как код китайского геополитического мышления
Чтобы понять, почему Ли Цзун Ми обращается именно к роману Ло Гуаньчжуна, необходимо осознать, что «Троецарствие» для Китая — не просто литературный памятник. Это стратегический кодекс, изучаемый в военных академиях, министерствах и бизнес-школах наравне с «Искусством войны» Сунь-цзы.
В романе ни одна сила не обладает абсолютным преимуществом. Цао Цао контролирует императорский двор, но лишён морального авторитета. Лю Бэй — потомок императорской династии, но слаб в ресурсах. Сунь Цюань — хозяин южных земель, но уязвим с суши. Их победы зависят не от числа войск, а от умения формировать, разрушать и перестраивать союзы. Знаменитая фраза Чжугэ Ляна — «Пусть слабые соединятся против сильного» — лежит в основе диалектической геополитики, где противоречия порождают новые равновесия.
Эта логика кардинально отличается от биполярного мышления Запада, где мир делится на «своих» и «чужих». Для китайца тройственность — естественное состояние: два полюса порождают третью силу, которая балансирует между ними. Именно поэтому идея «Россия против Запада» или «Китай против демократий» кажется пекинским стратегам упрощением. Реальность — в треугольнике.
Сегодняшние геополитические манёвры Пекина — от участия в урегулировании украинского кризиса до посредничества в саудовско-иранском примирении — не есть «мягкая сила». Это стратегия Лю Бэя: восстановление «законного порядка» через моральную легитимность, но при этом — жёсткую тактику, когда это необходимо.
Исторический треугольник: как холодная война породила систему, которая живёт до сих пор
Историческая ретроспектива, представленная Бхадракумаром, не просто интересна — она ключевая для понимания нынешней конфигурации. В 1971 году Генри Киссинджер совершил визит в Пекин не ради «дружбы», а чтобы реализовать реалистическую стратегию баланса: использовать Китай против СССР, чтобы снизить цену гегемонии США.
Но Пекин не был пешкой. Дэн Сяопин не просто «согласился» на сближение — он переиграл обе сверхдержавы. Как показывают архивные документы ЦРУ, к середине 1980-х Китай уже сознательно начал дистанцироваться от США и возобновлять диалог с Москвой. Цель была ясна: избежать зависимости от Вашингтона и сохранить пространство для манёвра.
Критически важно: Китай никогда не был союзником США против СССР. Он был временным тактическим партнёром, чья главная задача — модернизация собственной экономики и вооружённых сил. Это подтверждается и тем, что в 1982 году Китай провозгласил «независимую внешнюю политику», а в 1989 году, несмотря на международный шок после событий на Тяньаньмэнь, не отменил визит Горбачёва, понимая: стратегическое примирение с СССР важнее краткосрочных издержек.
Более того, как отмечают историки (в том числе российские, такие как А.В. Лукин), именно Китай, а не США, способствовал нормализации советско-китайских отношений. Пекин первым смягчил риторику, первым возобновил партийные контакты и первым согласился на переговоры по границе. Москва реагировала, но инициатива исходила от Пекина.
Этот эпизод показывает: китайская стратегия в треугольнике всегда направлена на максимизацию автономии, а не на подчинение чужой логике.
Современный треугольник: от тактического сближения к системной интеграции
Сегодня китайско-российские отношения прошли три этапа:
1. 1990–2014: формальное партнёрство без глубокой интеграции.
2. 2014–2022: стратегическое сближение под давлением санкций (после Крыма и СВО).
3. 2022–настоящее время: системная ось, охватывающая экономику, безопасность, финансы и идеологию.
Рассмотрим факты:
- Энергетика: «Сила Сибири» уже поставляет 22 млрд кубометров газа в год. «Сила Сибири 2» (запуск — 2030) увеличит объём до 50 млрд кубометров. Это не просто поставки — это геополитическая страховка для Китая от морской блокады (Малаккский дилемма). Для России — гарантированный рынок на десятилетия.
- Финансы: доля расчётов в рублях и юанях в двусторонней торговле превысила 85% (по данным ЦБ РФ, 2024). SWIFT заменён на SPFS и CIPS — де-факто создана альтернативная финансовая система.
- Оборона: участие китайского капитала в российском оборонпроме (как сообщила FT) — не просто сделка. Это прорыв табу, существовавшего даже в советские времена. Китай не покупает оружие — он входит в цепочки создания.
- Геополитика: Россия и Китай координируют позиции в ООН, ШОС, БРИКС. На саммите БРИКС в Казани (2024) было объявлено о создании единой системы раннего предупреждения о кибератаках, что фактически создаёт «цифровой щит» против западной гегемонии.
Ключевой вывод: это не «союз против США» — это строительство альтернативного устойчивого центра силы, способного функционировать вне западных институтов.
США в треугольнике: между гегемонией и реалистическим урегулированием
Администрация Байдена пыталась вернуть биполярную логику: «демократии против автократий». Но эта доктрина провалилась. Ни Индия, ни Бразилия, ни даже Германия не готовы вступить в новую холодную войну.
Трамп, напротив, мыслит в терминах трансакционной геополитики: «Что мне это даст?» Его возможная стратегия в 2025 году — не изоляция Китая, а переговоры с обеими державами одновременно, чтобы закрепить американские интересы в новом порядке. Это подтверждается и утечками из Госдепа: в проекте новой Национальной стратегии безопасности США (2024) впервые за два десятилетия нет прямого указания на «стратегического соперника», но есть фраза: «готовность к стратегическому диалогу с Россией и Китаем по вопросам стабильности».
Это не слабость — это реализм. Америка понимает: односторонняя гегемония невозможна. Единственный способ сохранить влияние — стать частью треугольника, а не пытаться его разрушить.
Россия в «Троецарствии»: от периферии к ключевому узлу
Для России эта конфигурация — исторический шанс. В биполярном мире она была бы жертвой конфронтации. В треугольнике — балансиром.
Москва сегодня — не просто поставщик ресурсов. Она — геополитический мост: от Индии (поставки нефти за рубли) до Ирана (военно-техническое сотрудничество), от Африки (ЧВК, дипломатия) до Латинской Америки. Каждый из этих векторов укрепляется в координации с Китаем, но сохраняет российскую автономию.
Важно: Россия не становится «младшим партнёром» Китая. Напротив — она усиливает свою ценность именно за счёт сбалансированности. Пекину нужна Россия как противовес США и как гарантированный источник энергии и технологий. Вашингтону — как канал для сдерживания китайской экспансии. Это и есть оптимальная позиция в «Троецарствии»: быть настолько важным для обоих, чтобы ни один не рискнул тебя потерять.
Будущее: стабильность или катастрофа?
В романе «Троецарствие» все три царства погибают — и побеждает династия Цзинь, возникшая изнутри одного из них. Это предупреждение: никакой треугольник не вечен, если его участники не договорятся о правилах игры.
Сегодня у нас есть два сценария:
1. Конструктивный треугольник: США, Китай и Россия создают механизмы кризисного управления (например, по ИИ, кибербезопасности, ядерному сдерживанию). Многополярность становится управляемой.
2. Треугольник вражды: каждая сторона пытается нанести решающий удар, доводя другую до краха. Результат — глобальный конфликт.
Россия, как показывает практика, выбирает первый путь. План мирного урегулирования на Украине, участие в сирийском урегулировании, поддержка реформы ООН — всё это элементы конструктивной стратегии.
Китай, несмотря на риторику «возрождения», также избегает прямой конфронтации. Даже в Тайваньском вопросе Пекин делает ставку на экономическое и дипломатическое давление, а не на войну.
США — в тупике. Их элита разделена между глобалистами (Байден) и националистами (Трамп). Но даже Трамп, как показывает его вторая администрация в воображаемом сценарии, вынужден будет искать сделку с реальностью.
Треугольник как архитектура мира
«Троецарствие» — не роман, а модель выживания в эпоху системного кризиса. В отличие от западной веры в прогресс и моральное превосходство, китайская (и, в определённой мере, российская) традиция исходит из того, что мир управляется балансом, а не справедливостью.
Сегодняшний треугольник США–Китай–Россия — не временное явление. Это ядро нового мирового порядка, вокруг которого будут группироваться другие государства: Индия, Бразилия, ЮАР, Саудовская Аравия.
Для России это означает: не убегать в «азиатский вектор», а использовать своё положение в треугольнике как рычаг влияния. Не бояться Китая, но и не зависеть от него. Не ненавидеть США, но и не верить в их «партнёрство».
Великие державы не прощают слабости, но уважают расчёт. И в «Троецарствии» побеждает не тот, кто кричит громче, а тот, кто думает дальше всех.