Айван Эткинсон — о том, как кино рождается на площадке
Одним из хедлайнеров фестиваля «Comic Con Игромир», который в середине декабря посетили в Москве более 53 500 человек, стал Айван Эткинсон — постоянный соавтор Гая Ритчи и продюсер многих его фильмов, первым из которых стали «Джентльмены».
Беседовала Полина Сурнина
Откуда у вас русское имя?
Мой прадед был русским.
Правда?
Мне так сказали. Возможно, моей маме просто понравилось это имя. Но идея про прадеда интереснее. К тому же я сделал генетический тест. И оказалось, что у меня действительно есть русские корни.
Вы выросли в пригороде Дурбана (город в Южной Африке.— Прим. ред.) и в 12–13 лет каждую субботу добирались на автобусе до кинотеатра The Wheel, где с утра до вечера смотрели кино. Что из того киномарафона определило ваш вкус?
Это были 1990-е — и, конечно, это был Тарантино. Хотя в то время выходило много голливудских блокбастеров. Впрочем, магия кино начала действовать на меня и раньше. Я смотрел фильмы дома на видеокассетах, еще когда был слишком мал для того, чтобы меня пускали в кино. Мне всегда нравились сухое чувство юмора, тонкий юмор — хотя и толстый тоже.
На меня точно повлиял «Большой переполох в маленьком Китае» — из-за юмора, тона и персонажей. Такая умора смотреть на то, насколько всерьез относятся к себе герои. Меня очень позабавило это сочетание.
Вы пробовали что-то писать, когда жили в Дурбане?
Нет. В Южной Африке сама мысль о том, чтобы работать в кино, кажется странной. Это несбыточная мечта. Поэтому мне никогда даже не приходило в голову попробовать что-нибудь написать. Но я много играл в ролевые игры — «Dungeons & Dragons» и тому подобное. Так что сторителлинга в моем детстве хватало. Однажды в школе нам дали задание сочинить историю. Мой фантастический рассказ так понравился учителям, что мне не нужно было ничего делать до конца года.
В какой момент вы окончательно поняли, что теперь работаете в кино?
Я сообщу вам, когда пойму.
Кроме шуток, я никогда не думал, что буду работать в киноиндустрии. Все это до сих пор кажется мне сказкой. Есть старая поговорка: если тебе нравится твоя работа, тебе не придется работать ни дня. Иногда я чувствую себя немного виноватым, что ничего не делаю, но люди уверяют меня, что я работаю много.
Что вам больше всего нравится в индустрии?
Опять же сочетание: то, как серьезно относятся к тем, кто всю жизнь притворяется. Вообще-то кино — это развлечение. Мы рассказываем истории. Они должны быть увлекательными, а вокруг вас бизнесмены со строгими лицами. И вам тоже приходится быть серьезными, потому что вы берете их деньги.
Инвесторы никогда не шутят?
Стараются обойтись без этого. Как раз моя задача как продюсера — попытаться немного их расслабить.
Всегда интересно, как зарождается идея кино. Можете рассказать, как это было в каком-нибудь из ваших проектов?
Наша первая совместная работа с Гаем — фильм «Джентльмены». До этого я работал у него ассистентом и просто наблюдал за тем, как он снимает все эти крупные голливудские блокбастеры — «Аладдина», «Меч короля Артура», «Шерлока Холмса». Для режиссера это, конечно, приятная ситуация. Он думает: «Я крутой, я добился успеха, теперь я делаю крупнобюджетное кино». Но он не забыл о том, откуда он пришел.
И тогда у меня возникла идея: мы должны снять по-настоящему серьезный гангстерский сериал. Я все время говорил с ним об этом, постоянно его доставал. И в конце концов Гай сказал: «Если ты не напишешь сценарий, мы никогда этого не сделаем». Я нашел еще одного сценариста, и мы вместе придумали идею для сериала. Это было еще во времена «Аладдина» и «Меча короля Артура». У меня было много свободного времени для творчества, пока они работали над этими большими фильмами.
Идея была такая: делаем серьезный сериал про гангстеров в духе «Крестного отца». Дальше вы все знаете — во-первых, вышел фильм, а не сериал, а во-вторых, во время съемочного процесса родилось столько шуток, что получилась фирменная развлекательная картина в стиле Гая Ритчи. К сожалению, кинопроизводство — это так весело.
В каком смысле — во время съемочного процесса? Вы переписываете сценарий прямо на площадке?
Есть режиссеры, которым дают сценарий, и они следуют ему слово в слово. Они говорят: «Мы не можем этого сделать, потому что этого нет на бумаге». И на этом же могут зацикливаться многие продюсеры.
Но есть режиссеры, их немало, и Гай один из них, кто действует интуитивно. Ритм и темп создаются именно благодаря инстинкту. У нас есть фраза, которая звучит странно, но мы всегда говорим: «Мы всё исправим в день съемок».
Что это значит? Все зависит от обстановки. Вы можете написать в сценарии: актер делает это, говорит это, другие делают и говорят то. А потом вы приходите в день съемок, и у всех разное настроение. Съемочная площадка выглядит не так, как вы себе представляли. И вы думаете: это не работает. Тогда мы садимся, снова смотрим на текст и перечитываем его.
Понимаем, что ничего не работает. И пока на съемочной площадке настраивают свет, зовем актеров и говорим: «Вот что написано, а что вы хотите сказать? Как вы думаете, как это должно звучать?» Они предлагают идеи, мы тоже, и лучшая всегда побеждает. Мы их записываем, и следующая задача — почувствовать ритм диалога. Как будто ты идешь и говоришь одновременно — вот таким он должен быть. Есть определенный речевой паттерн, который нужно уловить.
Как в музыке?
Да. Когда диалог не соответствует этому ритму, он диссонирует и кажется неуклюжим. Я бы сказал, что в 90% случаев то, что написано в сценарии, всегда кажется неуклюжим в день съемок. Тогда приходится пытаться заставить актеров говорить своим голосом, своим тоном и так далее.
Иногда возникает сопротивление, потому что бедный актер выучил дома пять страниц текста, а теперь надо всё переделывать. Порой они расстраиваются, но как только понимают суть игры, втягиваются. У нас такое было, я думаю, почти со всеми крупными актерами в первый день съемок.
И даже Хью Грант согласился заново выучить огромную открывающую сцену в «Джентльменах»?
Забавно, что вы это вспомнили, но это был единственный раз, когда этого не произошло. Мы предложили — он отказался. Правда, во время съемок сам понял, что, кажется, что-то не работает. И стал более открыт к внесению корректировок. Хотя Гранта можно понять. Для него это была сложная роль: 24 страницы диалогов — и всего четыре съемочных дня. Обычно на полнометражном фильме снимают максимум две страницы в день. А тут — от шести до восьми.
Как только актеры чувствуют ритм, они понимают, в чем штука. Чего мы от них добиваемся. И благодарят в конце за опыт, который позволил по-настоящему понять суть фильма и почувствовать себя частью творческого процесса.
Ритчи известен в том числе как мастер экшена. Любой ли актер может работать в этом жанре?
Думаю, сейчас многие актеры понимают, что для долгой карьеры им необходимо быть достаточно спортивными. Поэтому они уделяют этому много времени. Мое знакомство с кино началось опять же с того, что я встретил Гая в спортзале, где он занимался джиу-джитсу. Джиу-джитсу — одно из этих странных боевых искусств, захвативших мир. Оно повсюду. Все немного им занимаются. У меня были тренировки по джиу-джитсу с Джейсоном Стейтемом, Чарли Ханнемом, Дэвидом Бекхемом. Джейсон вообще прирожденный спортсмен. Он много лет входил в сборную Великобритании по прыжкам в воду.
А женщины тоже хороши в экшене?
Да. До того как я стал продюсером, мы снимали «Шерлока Холмса» с Номи Рапас. Она была великолепна. Очень хорошо двигалась. Кроме того, мир каскадеров тоже захватили женщины. На нескольких наших фильмах координатором трюков была постоянная дублерша Анджелины Джоли — Юнис Хатарт. Фантастический профессионал.
Иногда фильмы приходится снимать в нескольких странах. Это сильно усложняет дело?
Мы стараемся, чтобы стран было поменьше. Максимум две. Исключением стал «Источник вечной молодости», его мы снимали в Бангкоке, Ливерпуле, Лондоне, Вене и Египте. Но история того требовала.
Однако фильмы, которые мы пишем и продюсируем сами, мы стараемся делать не слишком масштабными. За последние пару лет мы сняли два фильма в Турции, включая «Министерство неджентльменских дел». Хотя мы были очень близки к тому, чтобы снять его в моей родной Южной Африке. Я ездил туда на некоторое время, смотрел локации, изучал логистику. Но все-таки это очень далеко. И дорого. Вам нужно создавать продакшен-офис в каждой стране, где идут съемки. Возникает много проблем с разрешениями, переездами, актерами, съемочной группой, отелями и прочим. Вы удивитесь, когда узнаете, как много денег из бюджета в $150 млн тратится на простое перемещение людей, если фильм снят в пяти или шести локациях.
То есть чем меньше, тем лучше.
Да, мы стараемся себя ограничивать, потому что хотим снимать фильмы в определенном ценовом диапазоне. Так у нас больше свободы. Если вы снимаете студийный фильм за $150 млн, все жестко регламентировано. Как написано в сценарии, так и снимаете. А если фильм поменьше, есть пространство для чего-то нового.
Есть еще момент. Мы сейчас работаем над тремя проектами в год, чередуем кино и телевидение. Перерыв между проектами составляет максимум месяц-два. И мы хотим оставаться в хорошей форме. Не застревать на три года с одной картиной.
Зачем вам три проекта в год?
Индустрия развивается стремительно. Хочется быть ее частью. Есть фильмы на стриминговых платформах, фильмы в кинотеатрах, телешоу, а также то, что я называю гибридными фильмами, когда в одних странах они выходят в кинотеатрах, а в остальных доступны онлайн. Многие смотрят на нашу отрасль довольно пессимистично и предрекают ей скорый конец. Это не так — это эволюция. Будет потребность и в крупных голливудских фильмах для кинопроката, и в небольшом независимом кино. Нынешнее положение дел дает возможность создавать больше разнообразного контента.
Кстати, о разнообразии. «Переводчик» кажется фильмом другого жанра по сравнению с «Джентльменами» или «Большим кушем». Что вы изменили в подходе, когда его делали?
Нам пришлось немного сбавить темп. Это был сложный фильм, мы снимали его во время пандемии. Что касается тональности, я думаю, что режиссеры и кинематографисты иногда оказываются заложниками вкусов своей аудитории, а она гораздо шире, чем может казаться. Мы думали именно об этом. И потом, мы сняли «Гнев человеческий» с Джейсоном Стейтемом, у которого тоже более серьезный тон. И мне понравилось делать кино, не ощущая на себе давления от необходимости постоянно придумывать шутки.
Это ощущается как давление?
Хорошо, не давление, но у зрителя есть ожидания — фильм Гая Ритчи должен быть смешным.
Диалоги в начале «Гнева» все равно смешные.
Мы не смогли удержаться. Что касается «Переводчика», мы хотели снять фильм, в основе которого была бы личная история. А до этого мы смотрели документальный фильм о переводчиках. Но мы придумали интересный поворот.
Очевидный вариант — сделать героев лучшими друзьями. И когда один из них оказывается в опасности, второй, естественно, возвращается за ним. Но это показалось банальным. На войне есть негласное обязательство: если кто-то рискует своей жизнью ради тебя, то ты обязан сделать для него то же самое. Мы решили использовать именно этот ход, а не клише: «Мы же лучшие друзья, теперь мы вернемся и спасем тебя». Нам показалось интересным показать человека, готового пожертвовать чем-то ради того, кто ему не очень нравится. И не превратить это в фильм про Рэмбо. Потому что еще одно очевидное решение — сделать из этой истории масштабный боевик. Мы отступили от привычного стиля. И я думаю, что это было оценено по достоинству.
Вы думаете двигаться в этом направлении? Меньше юмора, больше человечности?
Да, думаю, мы так и сделаем. Мне кажется, в плане историй мы развиваемся от фильма к фильму. У нас никогда не было четких рамок в плане того, какой должна быть первоначальная идея. Если нам нравится история, если готов сценарий, мы запускаемся, не беспокоясь о том, каким будет тон фильма. И за три-четыре недели до начала съемок Гай говорит: «Все, я выбрал тон». И мы вносим корректировки в производство, чтобы это учесть.
Что это за ощущение — видеть, как придуманное тобой оживает?
Это очень волнительно. Думаешь: «Боже, это ведь я придумал». Пусть и не один, ведь кино — это коллективная работа. Очень приятно создавать что-то, что просуществует какое-то время. Конечно, фильмы тебя не обессмертят. Никто уже не вспоминает кино, снятое 60 лет назад. Но прямо сейчас это весело. Это отличный вид искусства.
Вы хотите увидеть себя на экране?
Меня постоянно вырезают. Я много раз появлялся в эпизодических ролях в фильмах. И все эти камео в итоге оказываются вырезанными при монтаже. Мне говорят, что я слишком красив для экрана.
В 2026 году фестиваль «Comic Con Игромир» пройдет с 30 октября по 1 ноября.
В Telegram каждый день Weekend. А у вас еще нет? Присоединяйтесь!