После ознакомления с полным текстом Прогноза (85-страничный документ, одобренный Правительством Российской Федерации 24 сентября 2025 г., размещенный на официальном сайте Министерства: https://www.economy.gov.ru/material/directions/makroec/prognozy_socialno_ekonomicheskogo_razvitiya/
https://www.economy.gov.ru/material/file/download/bc142016f6ab3772370bb0b4541fc778/prognoz_socialno_ekonomicheskogo_razvitiya_rf_2026-2028.pdf
, отмечаю ряд внутренних несоответствий между заявленными целями и прогнозируемыми показателями.
Прошу рассмотреть изложенное по существу в соответствии со статьей 12 Федерального закона от 2 мая 2006 г. № 59-ФЗ «О порядке рассмотрения обращений граждан Российской Федерации» и предоставить мотивированный ответ с указанием мер по корректировке Прогноза.
1. Показатель роста экономики, ориентированной на внутренний спрос: Несоответствие между заявленным драйвером и прогнозируемыми последствиями для населения
В Прогнозе (стр. 3–4, 12–13) подчеркивается, что основным источником роста ВВП будет внутренний спрос (потребительский и инвестиционный), с ожидаемым ростом на 1% в 2025 г., 1,3% в 2026 г., 2,8% в 2027 г. и 2,5% в 2028 г. по базовому варианту (Таблица 1.1, стр. 10). Однако анализ показывает, что такой "рост" опирается не на повышение покупательной способности населения, а на эксплуатацию неэластичного спроса на базовые товары, усугубляемую дефицитом отечественной продукции и приоритетом экспорта.
По данным Росстата и Минсельхоза, импорт пальмового масла в 2025 г. вырос на 8,34% (в основном из Индонезии), с общим объемом рынка в 1,117 млрд USD в 2024 г. и прогнозом роста до 1,513 млрд USD к 2033 г.
Соглашение о зоне свободной торговли с Индонезией и ЕАЭС (подписано в декабре 2025 г.) снимает 90% тарифов, что увеличит импорт, замещающий, отечественные масла в пищевой промышленности. При этом экспорт отечественного подсолнечного масла планируется на уровне 5 млн тонн в 2025/26 гг., несмотря на снижение на 21% из-за дефицита сырья, что повышает внутренние цены (пошлины на экспорт — 8,214 руб./т в декабре 2025 г.).
Аналогично с рыбной продукцией: экспорт сельди вырос на 72% в 2025 г., с замороженной — на 70% до 146 млн USD (средняя экспортная цена ~77 руб./кг).
Внутренние оптовые цены — 100–350 руб./кг, несмотря на рост квот (на тихоокеанскую сельдь — с 50,1 тыс. т до 95,8 тыс. т в 2025 г.). Общий экспорт рыбы — 6 млрд USD в 2025 г. (+12–13% в первом полугодии), но внутренние цены превышают стоимость мяса, хотя вылов рыбы менее затратен.
Это приводит к регрессивному эффекту: население вынуждено потреблять по завышенным ценам, что маскирует стагнацию реальных доходов (см. п. 4). Прошу пояснить, как такой подход соответствует цели "устойчивой и динамичной экономики" (Указ № 309).
2. Инфляция и курс рубля: Несовместимость прогнозируемых показателей и дополнительные факторы разгона инфляции
В Прогнозе (стр. 14–15, Таблица 1.2) инфляция (ИПЦ) оценивается в 6,8% в 2025 г. с выходом на 4% в 2026–2028 гг. Однако среднегодовой курс рубля к доллару США (стр. 16, Таблица 1.3) предполагает ослабление: 86,1 руб./USD в 2025 г., 92,2 в 2026 г. (7,1%), 95,8 в 2027 г. (3,9%), 100,1 в 2028 г. (~4,5%) — общее ослабление ~16,3% за период. В консервативном варианте ослабление еще интенсивнее (до 104,2 руб./USD в 2027 г.). Ослабление на 5–7% ежегодно добавит 1–2 п.п. к инфляции за счет удорожания импорта (как в 2022–2024 гг., когда ослабление на 20% привело к инфляции 11,9%). Текущие данные Банка России (на декабрь 2025 г.): инфляция ~5,8%, но годовой показатель 6,6–8,15%, с прогнозом МВФ на 7,6% в 2025 г. Прошу обосновать совместимость этих показателей и предоставить расчеты курсового переноса на инфляцию.
Дополнительно, Прогноз не учитывает влияние роста тарифов на жилищно-коммунальные услуги (ЖКУ), который напрямую разгоняет инфляцию, поскольку ЖКУ составляют значительную долю корзины ИПЦ (около 10–12%). Согласно распоряжению Правительства РФ № 3300-р от 26 ноября 2025 г., тарифы на ЖКУ в 2026 г. вырастут дважды: с 1 января на 1,7% по всей стране, и с 1 октября — дифференцированно по регионам на 8–22% (в среднем 10,5%), что впервые превысит целевую инфляцию в 4%. Банк России оценивает вклад этого повышения в ИПЦ на уровне 0,4 п.п. в 2026 г., с проинфляционными рисками, требующими ужесточения денежно-кредитной политики.
Это противоречит вашему сценарию стабилизации инфляции на 4%, поскольку рост тарифов усиливает давление на цены, особенно для низкодоходных групп населения, и маскирует реальную инфляцию (как отмечено в критике Госдумы).
Прошу предоставить расчет влияния тарифов ЖКУ на ИПЦ в вашем Прогнозе и меры по минимизации этого эффекта.
3. Инвестиции в основной капитал и реиндустриализация: Прогнозируемый спад противоречит заявленным успехам
В ответе подчеркиваются инвестиции в металлургию (8 479,1 млрд руб. за 2014–2024 гг., стр. 2–3). Однако в Прогнозе (стр. 18–19, Таблица 1.4) инвестиции в основной капитал: +1,7% в 2025 г., -0,5% в 2026 г. по базовому варианту (-1,3% по консервативному). Это указывает на инвестиционную рецессию, противоречащую тезису о "масштабных проектах". Данные Росстата подтверждают стагнацию инвестиций в 2025 г. из-за высоких ставок.
Прошу уточнить меры по предотвращению спада.
4. Реальные доходы населения и демография: Социальные последствия несоответствий
В Прогнозе (стр. 20–21, Таблица 1.5) реальные доходы: +3,8% в 2025 г., +2,1% в 2026 г., но с учетом инфляции >4% и ослабления рубля — это фактическое снижение. Безработица 2,3–2,6% (стр. 22), но скрытая выше (занятые ~74,8 млн к 2028 г.). Демографические цели (Указ № 309) под угрозой: падение рождаемости усугубляется снижением покупательной способности.
Прошу предоставить анализ структуры доходов (доля трансфертов, ВПК) и мер по их повышению.
5. Внешняя торговля и риски: Зависимость от внешних факторов
Экспорт: 412,9 млрд USD в 2025 г., до 505,5 млрд в 2028 г. по базовому (падение до 369,8 млрд в 2026 г. по консервативному, стр. 24–25, Таблица 1.6). Ослабление рубля должно стимулировать экспорт, но усиливает инфляцию импорта.
Прошу оценку рисков санкций.
Заключение и запросы
Изложенное указывает на информационное сглаживание негативных тенденций в Прогнозе, что может привести к недостоверному информированию граждан (ст. 11 Федерального закона № 59-ФЗ).
Прошу:
Корректировку Прогноза с учетом указанных несоответствий.
Расчеты по совместимости инфляции и курсовой динамики, включая влияние тарифов ЖКУ.
Меры по приоритету внутреннего рынка (ограничение экспорта масла/рыбы, снижение импорта пальмы).
Приложение
Аналитическая справка
Настоящая справка подготовлена на основе анализа ответа Минэкономразвития РФ и сопоставления декларативных успехов реиндустриализации с реальной управленческой практикой. Центральный вывод: между угрозами для критической инфраструктуры, риторикой о «технологическом лидерстве» и реальными действиями чиновников существует разрыв, доходящий до управленческого паралича.
Активы реиндустриализации превращены в мишени
Минэкономразвития хвалит «масштабные проекты» в нефтехимии и нефтепереработке. Реальность 2025 года:
Системные атаки на НПЗ и нефтебазы: выведено из строя 17–38% мощностей атакованных объектов (~123 млн тонн в год для атакованных объектов).
Инвестиции уходят на латание дыр: деньги тратятся не на развитие, а на восстановление после атак. Это не реиндустриализация, а сизифов труд, формально декларируемый как успех.
Экономический эффект: перебои с топливом, рост издержек и ценовое давление; каждый рубль на ремонт — рубль, украденный у модернизации.
Вопрос к Минэкономразвития: как можно называть успешным управление, если стратегические активы систематически выводятся из строя, а защита этих активов отсутствует?
Контраст: пилотные проекты везде, кроме защиты страны
Эксперименты продлеваются и расширяются в социальной сфере: реабилитация детей-инвалидов, беспилотная доставка грузов.
Для стратегической инфраструктуры — ни одного пилотного проекта, даже минимального.
Вывод: бюрократический аппарат способен проводить эксперименты для почты, но не для защиты этих активов. Существуют избирательные барьеры для инициатив, что является чистым проявлением управленческого вакуума.
Технологии XIX века как показатель низкой компетентности
Для круглосуточного мониторинга воздушного пространства над критическими объектами достаточно простейшего решения: привязной аэростат (tethered aerostat) — в бытовых терминах, воздушный шар с подвесной гондолой и радаром на верёвочке.
Простое, доступное, проверенное решение;
Не требует миллиардов — достаточно пилотного образца;
Проверка концепции — элементарная управленческая практика.
Отказ от такого пилотного проекта показывает, что чиновники:
- не способны распознать простое решение сложной задачи;
- боятся инициировать эксперимент, который выявит их предшествующее бездействие;
- формально декларируют «технологическое лидерство», но реально управляют симулякром.
ВСМАК-2: готовый концепт игнорируется
Воздушный Стратегический Мобильный Авиационный Комплекс (ВСМАК-2):
аэростат с подвесной гондолой, оборудованной радарами и средствами ПВО для обнаружения дронов;
проверка мониторинга и противодействия угрозам маловысотного воздушного пространства;
пилотные испытания не требуют крупных бюджетов;
могут создавать новые рабочие места и развивать инженерные компетенции.
Факт: концепт полностью проработан, включая расчеты оболочки, подъёмной силы, двигателей и бюджета.
Факт: пилотные испытания не проводятся.
Вывод: отказ даже от минимальных проверок — системная демонстрация управленческого паралича.
Институциональный вывод
Угроза реальна — измеряема в % от % мощностей и миллиардах рублей ущерба.
Решения существуют — от простых (привязной аэростат) до комплексных (ВСМАК-2).
Аппарат не способен их реализовать — опытные эксперименты в социальной и логистической сфере могут проводиться, а для защиты экономики и инфраструктуры — нет.
Итог: отказ от пилотного проекта даже на минимальном уровне является явной демонстрацией бюрократического конформизма и профессиональной несостоятельности, а риторика о «технологическом лидерстве» — лишь информационный шум, прикрывающий системный провал.