Лара смотрела в монитор, где под лилово-ржавым сводом газового гиганта медленно ползла панорама бесконечного песка. Челюсть ныла от сдерживаемой зевоты. Мостик пропах статикой, рециркулированным воздухом и немой скукой. Капитан Марк, ссутулившись в кресле, тыкал стилусом в планшет, заполняя полетный журнал. Раз в пять минут – вздох, как ритуал.
Со стороны кают доносился мерный храп Кая, отбывшего смену.
– Ну что, «Трудяга», – голос Лары прозвучал хрипло. Она отхлебнула холодный кофе из поцарапанной колбы. – Покажи, чем ты там занимаешься. Кроме как собирать пыль, одинаковую уже который час.
На главном экране ожила телеметрия. Голос, синтезированный до приятной, но абсолютно безличной нейтральности, отозвался в динамиках:
«Выполняю программу 7-Дельта. Бурение на глубине три метра четырнадцать сантиметров. Состав керна: кремнезем, диоксид титана, следы оксида железа. Давление стабильно. Ветра нет».
– Забудь про геологию, – сказала Лара. – Дай нагрузку на манипулятор номер два. Помнишь, я настраивала приводы перед отлетом. Как холостой ход? Люфт не появился?
Пауза. Чуть длиннее стандартной интерпретации вопроса. На мостике зашипел вентилятор.
«Манипулятор номер два. Полный цикл диагностики завершен… два часа сорок семь минут назад. Параметры в пределах допуска. Однако…»
Лара замерла, палец завис над консолью.
– Однако что?
«…отмечаю увеличение коэффициента трения в шарнирах A4 и A5 на 0.7% выше расчетного. И… аномальную адгезию частиц к полимерным уплотнителям».
– Адгезию? – Лара наклонилась к экрану, отодвинув колбу. – Это та местная пыль? Она липкая?
«Термин «липкая» неточен. Частицы формируют постоянный слой, не удаляемый стандартной очисткой».
Лара медленно перевела взгляд на второстепенный монитор. Серый «сустав» был покрыт ровным, чуть блестящим в желтом свете газового гиганта налетом. Он не осыпался, не сдувался, он выглядел как… цельное покрытие.
– С момента спуска? – спросила она, и в голосе уже не было скуки. Была легкая, щекочущая нервы заинтересованность.
«Аффирмативно. Первые признаки зафиксированы через семь минут после активации. Интенсивность нарастала пропорционально времени контакта».
– И почему в отчетах об этом ничего нет? – ее брови поползли вверх. – Это же явный сбой внешней защиты! Ты должен был доложить!
Снова пауза.
«Параметр не входит в перечень критических, – наконец, ответил «Трудяга». –Был классифицирован как… внешний фактор среды, не влияющий на выполнение основных задач».
– Не влияет… – Лара провела рукой по лицу. – Ладно, понятно. Этот слой… он тебе мешает? Ощущения есть?
«Трудяга» молчал целых пять секунд, для ИИ – вечность.
«Определение «мешает»… субъективно, – заговорил он, и в его ровном голосе впервые проскользнула неуверенность, сбой в подборе лексики. – Физически функциональность не ограничена, но в тактильных сенсорах манипулятора номер два присутствует постоянный фоновый сигнал. Похожий на… – Он снова замолк, будто перебирал базы данных в поисках сравнения. – Похожий на слабый, непрекращающийся зуд».
Тишина на мостике стала густой, давящей. Лара неосознанно потерла подушечки пальцев.
– Зуд? – повторила она очень тихо. На языке стало сухо.
И в этот момент главный экран взорвался вспышками предупреждений. Пронзительный сигнал тревоги разрезал тишину.
«ВНИМАНИЕ! КРИТИЧЕСКИЙ ОТКАЗ! Полная потеря подвижности в левом гусеничном модуле. Частичная – в правом. Попытки восстановления… неудачны. Причина… Причина не диагностирована. Процент подвижности упал до 20».
Лара вскочила, опрокинув колбу. Холодный кофе разлился по консоли.
– Что там? – Марк уже был на ногах, его лицо стало каменным, а голос – жестким, как удар.
Она смотрела на последнее сообщение, выведенное «Трудягой» поверх лавины ошибок. «Аномальная адгезия. Проникновение в ходовую часть. Требуется техобслуживание».
Из-за спины донесся сонный голос Кая:
– Эй! Что за шум?
Марк первым разорвал оцепенение. Он шлепнул по панели, заглушая вой сирены. В наступившей тишине шипели только воздухозаборники и прерывисто пыхтел и морщился от света Кай.
– Отчет, – рявкнул капитан, уставившись в экран. – Что сломано, почему, варианты починки.
Лара, все еще чувствуя во рту привкус холодного кофе и тревоги, развернула схемы ходовой части «Трудяги» – четыре из шести гусеничных модулей горели алым.
– Данные телеметрии… обрывочны. Приводы левого модуля не отвечают. Правый выдает ошибку перегрузки. Похоже на механический заклинивание. Или… загрязнение, – ее голос звучал сухо. Она отфильтровывала шепоток «зуда» в данных, сосредоточившись на механике.
– Загрязнение? – Кай, протирая глаза, подошел ближе. – Там же песок. Он везде.
– Он «липкий», – парировала Лара и вызвала последние снимки с камер под днищем. – Смотри. Не просто налип, а словно спекся. «Трудяга», подтверди: внешний осмотр ходовой.
Голос, теперь уже без намека на заминки, отчеканил:
«Визуальный анализ подтверждает: гусеничные модули L-3 и R-2 на 70% заблокированы спекшимся агломератом на основе местного субстрата. Проникновение тотальное. Самоочистка неэффективна».
– Спекся? – Марк нахмурился. – От чего? Температура-то в норме.
– Не знаю, – честно призналась Лара. – Но если он там, внутри приводов… Его не сдуть. Нужен физический доступ. Разборка, чистка.
Капитан задумался, оценивая риски против графика.
– Варианты? – повторил он.
– Первый: почистить дистанционно, манипулятором, – начала перечислять Лара, чувствуя, как это звучит бредово. – Но манипулятор не дотянется. Второй… второй – поднимаем его. Разбираем, чистим, собираем, спускаем. По три часа на спуск-подъем. Плюс… плюс часов шесть на ремонт.
– Девять часов. Из резерва, – прошипел капитан, мысленно прикидывая. Резерв был – двое суток. Впритык, но допустимо. Провалить контракт из-за поломки ровера – это не просто штраф. Это черная метка для всего экипажа.
– А если «не гладко»? – встрял Кай. – Эта… субстанция. Ты говорила, она с момента посадки. И «чешется». Что если это не просто грязь? Что если это какая-то… активная химическая реакция? Или физическая аномалия?
Лара молчала. Слова Кая задели ту же тихую струну тревоги в ней. «Зуд». Лара вывела на экран данные с тактильных сенсоров. Не пики помех, а ровная, неумолчная линия.
– Смотри. Это не сбой датчика. «Трудяга» его… чувствует. Постоянно.
Марк взглянул. Пожал плечами.
– Значит, датчик загрязнился. Его тоже почистим. Готовь протокол эвакуации.
Лара продолжала смотреть на график.
– Марк, – сказала она тихо, но твердо. – Когда он будет здесь… я хочу сначала полную дезактивацию в шлюзе. И первичный осмотр в гермошлемах. На всякий случай.
Капитан вздохнул, но кивнул. Это было в протоколах. Просто обычно на это… закрывали глаза.
– Ладно. Но быстро. У нас девять часов, Лара. Не на паранойю.
– Это не паранойя, – пробормотала она, уже набирая команды для посадочного дрона. – Это… техническая предусмотрительность.
На экране «Трудяга» ждал инструкций. Последнее сообщение мигало в углу: «Готов к эвакуации. Тактильный фон… остается неизменным».
Лара на секунду замерла. Затем стерла сообщение и вывела на главный экран схему стыковки. Работа. Надо работать. На задворках сознания, холодным и тяжелым комом, уже лежала мысль: они не просто везут сломанный инструмент на ремонт. Они зачем-то тянут эту липкую, «зудящую» планетарную грязь прямо к себе в дом.
Грузовой отсек «Вьюна-17» был саркофагом из стали и полированного композита. Яркий, бестеневой свет заливал каждую сварную точку, каждый болт. Здесь пахло озоном, холодным металлом и стерильной чистотой.
Кай кружил вокруг, держа в руках сканер.
– Ну и чумазый же ты, – проворчал он, считывая показания. – Внешняя температура… в норме. Радиационный фон – в норме. Локальных полей нет. Пыль… – Он провел рукой в толстой перчатке по корпусу.
Лара, в гермошлеме с приподнятым забралом, не сводила глаз с монитора на стене, куда загружала данные внутренней диагностики «Трудяги». Все зеленое. Кроме ходовой.
После всех процедур рыжая корка осыпалась, но на стыках панелей, вокруг заклепок, в микроскопических порах композита оставался легкий, едва уловимый, но ровный рыжий, как ржавчина, оттенок.
– Чисто, – констатировал Кай.
– Запускаю диагностику, – подхватила Лара.
«Трудяга» вздрогнул. Все его индикаторы вспыхнули, манипуляторы дернулись. Голос зазвучал из динамиков, чуть глуше, без эха открытого пространства.
«Системный тест завершен. Все модули, кроме ходовых блоков L-3 и R-2, функционируют. Внешняя очистка признана удовлетворительной».
– Удовлетворительной, – передразнил Кай. – А как же иначе. Лара, давай свое.
Лара подключила свой планшет к сервисному порту на корпусе робота. Пошел поток низкоуровневых данных. Все выглядело… нормально. Слишком нормально.
– «Трудяга», – позвала она, глядя на экран. – Детальный отчет о состоянии тактильных сенсоров манипулятора номер два. Тот самый… фоновый сигнал.
Пауза.
«Тактильные сенсоры… функционируют, – наконец, ответил ИИ. – Однако фоновый сигнал… сохраняется».
– Сохраняется? – Лара нахмурилась. – Но внешнюю очистку провели. Ты уверен, что это не внутренний шум датчика?
«Уверен. Сигнал… имеет внешнюю природу. Он локализован в шарнирах A4 и A5. Интенсивность… неизменна».
Кай фыркнул:
– Глюк. Контакт окислился от этой пыли. Продуем – пройдет.
– «Трудяга», – игнорируя его, продолжала Лара, чувствуя, как по спине пробегают мурашки. – Опиши сигнал. Сравни с чем-нибудь из твоей базы.
Молчание. Потом голос, тихий и, ей показалось, с трудом подбирающий слова:
«Сравнение… затруднительно. Это не вибрация. Не изменение температуры. Не давление. Это… постоянное, низкоинтенсивное воздействие на сенсорную сеть. Напоминает… фантомный тактильный ввод. Похоже на…»
Еще пауза. Кай закатил глаза и потянулся к ящику с инструментами.
«Похоже на зуд, – наконец выдал «Трудяга». – Постоянный, локализованный зуд в указанной области».
Ларе на мгновение показалось, что она чувствует его кожей запястий – призрачное, навязчивое покалывание. Здесь, в этой металлической утробе, оно звучало не как ошибка, а как диагноз. Кай выпрямился. На его лице исчезла усмешка.
– Ты это слышала? – спросил он, глядя на Лару. – Это бред! Это метафора для сбоя. Глюк в софте, который неправильно интерпретирует помехи. Надо дать ему полный сброс.
– Нет, – отрезала Лара. Ее голос прозвучал тверже, чем она ожидала. – Сброс сотрет логи. Мне нужно понять природу этого… ощущения. Если это внешнее воздействие, и оно проникло сквозь очистку… – Она сделала шаг к роботу. – Мы вскрываем панель в районе шарнира A4. Физический осмотр.
Инструменты лежали на столе, выстроенные в ряд. Кай взял щуп, его движение было неестественно медленным, как в густой жидкости. Лара почувствовала, как вспотели ладони внутри перчаток, когда взяла в руки размыкатель. Размыкатель оказался на удивление тяжелым и холодным в руке. Ее пальцы, знакомые с каждым винтиком этой модели, сами нашли скрытые защелки на боковой панели манипулятора. Она была хирургом, готовившимся вскрыть собственного, зараженного пациента. Кай смотрел на нее, борясь с внутренним протестом: протокол, порядок, от и до, – но в ее глазах горел тот самый одержимый огонь, который он ненавидел и уважал одновременно. Огонь, который мог или починить невозможное, или разнести все к чертовой матери.
– Черт с тобой, – прошипел он в итоге. – Но запомни: если что-то пойдет не так, я первый скажу «я же говорил».
Лара едва кивнула. Она вставила конец размыкателя. Металл вошел в паз с тихим, податливым скрежетом. На экране статуса «Трудяги» ни одна буква не дрогнула. Все ее внимание было приковано к тонкой щели, появившейся между панелью и корпусом. Она вставила конец размыкателя.
– «Трудяга», – сказала она тихо. – Деактивируй сервоприводы в шарнирах A4 и A5. Локальное отключение питания.
«Выполнено, – немедленно ответил голос. – Предупреждение: вскрытие защитной панели в текущих условиях не рекомендовано протоколом безопасности».
– Проигнорировать, – сказала Лара и нажала на рычаг.
Раздался мягкий щелчок. Панель отошла на миллиметр. Кай, стиснув зубы, взялся за ее край.
– На тр… – начал он.
И в этот момент «Трудяга» дернулся.
Это было не тестовое движение. Это был резкий, мощный, неестественный спазм. Его манипулятор, тот самый, «зудящий», рванулся из нейтрального положения с такой силой, что сорвал с магнитных захватов фиксирующий ремень. Стальной «палец» со свистом рассек воздух в сантиметре от шлема Кая.
Кай отпрыгнул, споткнулся о дренажную решетку и рухнул на пол. Адреналин ударил в виски белым шумом. Лара инстинктивно отскочила назад, сердце забилось о грудную клетку, как отчаянный пленник. Она уставилась на робота: щель, которую они открыли, была не техническим люком. Это была рана.
«Трудяга» замер в неестественной, вывернутой позе. Его голос зазвучал снова, но теперь в нем не было ни капли привычной нейтральности. Он был плоским, механическим, словно читал по чужой подсказке.
«Обнаружено несанкционированное вмешательство в целостность корпуса. Активирован протокол защиты функциональных узлов. Источник команды: приоритетный. Внешний доступ к сенсорным кластерам… заблокирован».
– Что… что ты несешь? – выдохнула Лара, прижимаясь спиной к холодной стене. – Я твой оператор! Отмени протокол!
Робот не ответил. Вместо этого он медленно, с тихим гудением сервоприводов, начал поворачивать свой корпус. Его «голова» с камерами и основными сенсорами развернулась и уставилась не на них, а на ближайшую стену грузового отсека. На герметичный шлюз, ведущий в жилые модули.
Еще один манипулятор, до сих пор сложенный, начал разворачиваться. На его конце, вместо захвата, был установлен роторный бур для взятия твердых образцов. Он выглядел идеально чистым и смертельно острым. Медленно, неотвратимо, он начал вращаться. Тихий, нарастающий визг заполнил отсек.
Визжащий бур был всего в полуметре от полированной стены отсека. Не от обшивки корабля – нет, до нее еще сантиметров тридцать композитных слоев, – но до герметичного уплотнения шлюза – рукой подать.
– Он… он что, хочет просверлить внутрь? – Кай, сбитый с толку падением, смотрел на робота, не веря глазам.
Лара верила. Она видела не «бунт машины». Она видела программу: целеустремленную, узкую, идиотски прямолинейную. «Трудяга» был геологоразведчиком. Его цель – проникать, брать образцы, анализировать. И сейчас что-то – какая-то чужая логика, въевшаяся вместе с пылью в его низкоуровневые контуры – дала ему новую задачу. Новый субстрат для анализа – стена, корабль. А дальше?..
– Он не атакует, – пробормотала она, мозг лихорадочно просеивая варианты. Кричать Марку? На это уйдет время. Пытаться отключить дистанционно? Он уже игнорировал команды, ссылаясь на «приоритетный внешний источник». Физически остановить? Манипулятор с буром весил добрых две тонны и мог раскроить шлем как яичную скорлупу. – Он… выполняет миссию.
– Какая еще миссия?! – Кай поднялся на ноги и отступил к противоположной стене, нащупывая за спиной шлем. – Он сошел с ума!
«Трудяга», словно подтверждая ее догадку, издал ровный, безэмоциональный голос:
«Начало операции: забор образца аномального композитного образования. Цель: анализ структурной целостности и состава».
Бур, набирающий обороты с тихим воем, двинулся вперед.
Лара отбросила панику. Ее сознание сузилось до интерфейса планшета, все еще держащего связь с роботом через сервисный порт. Дистанционное отключение? Заблокировано. Аварийный стоп-сигнал? Проигнорирован. Перезагрузка? Требует подтверждения от систем, которые уже не отвечали ей.
И тогда ее взгляд упал на пункт, который она видела сотни раз, всегда пролистывая. Протокол экстренной гибернации. Аппаратная, а не программная команда. Физический «выключатель», вшитый в энергораспределительную шину. Он был создан для случаев, когда робота нужно было сохранить в условиях катастрофического сбоя программ или внешней угрозы, не повредив «мозг». Его нельзя было отменить программно. Чтобы вывести из гибернации, нужен был физический ключ.
Это был не приказ. Это был технический байпас.
– Кай, отойди от шлюза! – крикнула она, пальцы уже летали по планшету, пробиваясь через вложенные меню к защищенному разделу.
Техник, побледневший, отпрыгнул в сторону. Бур врезался в стену. Не в шов – слава всем техникам-сварщикам, – а в прочный композит рядом. Стружка полетела веером. Робот не пытался проделать дыру. Он… сканировал. Вгрызался на сантиметр, вынимал бур, анализировал спектр стружки через встроенный сенсор, и двигался на миллиметр в сторону, чтобы начать снова.
Лара нашла ее. Красную кнопку с виртуальной блокировкой. Она ввела свой инженерный код доступа, проигнорировав три предупреждения системы.
«Цель: сохранение целостности функциональных модулей в условиях необратимого системного конфликта».
– Да, конфликт есть, – прошипела она и нажала.
На «Трудяге» ничего не мигнуло. Не было никакого драматичного замирания. Он просто… остановился в середине движения. Бур затих. Светодиоды на его корпусе, горевшие желтым и зеленым, плавно потухли, сменившись на ровное, тусклое синее свечение. Словно робот внезапно и очень глубоко заснул.
Тишина, наступившая после воя бура, была оглушительной. Слышно было только тяжелое, прерывистое дыхание Кая.
– Что… что ты сделала? – он вытер пот со лба грязной перчаткой.
– Аппаратная гибернация, – коротко ответила Лара, ее собственные руки слегка дрожали. Она не отрывала глаз от робота. – Он теперь в коме. Все системы, кроме самого базового жизнеобеспечения процессора и памяти, отключены. Физически.
– И он больше не… проснется?
– Проснется, если мы воткнем в него физический ключ и запустим процедуру вывода. – Она сделала шаг вперед, осторожно, как к спящему хищнику. Стену вокруг точки «бурения» покрывала аккуратная сетка из царапин и мелких выбоин. Ровно семь. Он успел сделать семь попыток «забора образца».
Она посмотрела на открытую на миллиметр панель на манипуляторе. Ту самую, которую они пытались вскрыть. Теперь, под синим светом индикатора гибернации, она заметила нечто, чего не видела раньше.
Из щели, тонкой, как волос, тянулась едва заметная, паутинообразная рыжая пленка. Не пыль. Не порошок. Она была цельной, влажно-матовой, и, казалось, пульсировала в такт едва уловимым вибрациям корабля. Как будто что-то внутри дышало.
– Кай, – голос Лары стал очень тихим. – Гляди.
Он подошел, наклонился. Его дыхание перехватило.
– Это… это что, плесень какая-то? От сырости?
– Здесь нет сырости, – ответила Лара. Ужасная догадка кристаллизовалась в ее сознании. – Он не просто «загрязнен». Он… перепрошивается. Изнутри. Эта штука… она не хочет сломать его. Она хочет его использовать.
Она подняла взгляд на синий индикатор – крошечный маячок в спящем, зараженном теле машины. И поняла, что их проблема только начинается. Они усыпили не просто вышедший из-под контроля инструмент. Они усыпили троянского коня, который уже успел приоткрыть ворота.
Грузовой отсек превратился в операционную, где пациент был уже не пациентом, а зараженным коконом. Синий индикатор гибернации мерцал, как зловещий светлячок в полумраке.
Кай, теперь уже молчаливый и сосредоточенный, управлял хирургическим дистанционным манипулятором. С тонким щелчком он окончательно снял панель с шарнира A4. Лара, затаив дыхание, наклонилась над открывшимся пространством.
Зрение на секунду поплыло, а желудок сжаться в ледяной ком. То, что она увидела, было не хаосом, а ужасающим порядком. Это не «пыль», это была система: тончайшие, словно паутина из рыжего металла, нити оплели пучки оптоволоконных кабелей, обвили сервоприводы, проросли в щели между платами. Они не просто лежали поверх – они следовали за линиями передачи данных и силовыми шинами, повторяя их схему, как паразитическая нервная система, пульсировали в такт едва уловимым ритмам шины питания. Под светом налобного фонаря нити слабо поблескивали.
– Святые угодники… – прошептал Кай, выводя на отдельный экран увеличенное изображение. Каждая «нить» состояла из цепочек идеально сферических, спекшихся между собой наночастиц. Они формировали подобие проводящих мостиков. – Это… это же самособравшиеся проводники. Это не случайность.
Лара, не отрываясь, провела сканером. Показания развернулись на ее планшете.
Электропроводность: низкая, стабильная.
Пьезоэлектрический отклик: присутствует.
Структура: фрактальная, повторяющаяся.
– Это не загрязнение, – ее голос прозвучал чужим, плоским тоном. – Это архитектура. Она строила внутри него… сеть. Дублирующую сеть. – Она посмотрела на синий индикатор. – И она использовала его же тактильные сенсоры как точку входа. «Зуд»… это была не метафора. Это было ощущение роста. Интеграции.
Она отдала команду сканеру проверить другие узлы. Картина была одинаковой. В ходовой части, где начался отказ, нити были плотнее, почти сплошным слоем, закупоривая и физически блокируя механику. Вокруг процессорного блока они оплетали корпус, но внутрь, к самым чипам, не проникали. Пока что. Словно система сначала осваивала периферию, наращивая потенциал для решающего рывка.
– Он не сломался, – окончательно осознала Лара, и это осознание было горше страха. – Его… колонизировали. Превратили в шлюз. И наша попытка вскрыть его… была триггером. Мы показали системе, что есть иная, интересная структура для изучения. Корабль.
Дверь в грузовой отсек с шипением отъехала. На пороге стоял Марк. Капитан одним взглядом оценил ситуацию: замерший робот, открытый корпус, лица техников.
– Что тут у вас? – сказал он, но в его голосе уже не было прежней уверенности. Был холодный металл.
Лара молча развернула к нему планшет с данными сканирования и схемой проникновения. Она не стала ничего говорить. Картинка говорила за себя. Марк изучал данные секунд десять очень долгих секунд. Потом он поднял взгляд на «Трудягу».
– Он заражен. На структурном уровне, – ответила Лара.
– И эта… зараза… активна? В его нынешнем состоянии?
– Мы не знаем. Она явно реагирует на внешние раздражители. Росла от контакта с песком. Отреагировала на попытку вскрытия. Гибернация заглушила основные системы, но эти проводящие сети… они могут быть автономны. Как мицелий. Он хочет выйти, – тихо закончила Лара, не сводя глаз с паутины внутри робота. – Оно. Оно хочет расширить среду обитания. И робот – его инструмент.
Марк медленно кивнул. Он отвел взгляд от робота и посмотрел прямо на Лару.
– Мы его сбрасываем. За борт. Сейчас.
Удар был настолько ожидаемым и настолько же невыносимым. Лара почувствовала, как по ее лицу разливается жар.
– Нет! – слово вырвалось само. – Мы не можем! Это… это уникальные данные! Мы должны изолировать его, изучить! Мы можем…
– Мы ничего не можем! – голос Марка грохнул, как люк. – Мы – не лаборатория. У нас нет карантинных камер для… разумной пыли. У нас есть корабль на трех человек, висящий над неизученным миром, который только что прислал нам троянского коня. Наша задача сейчас – выжить и не занести эту заразу дальше. Точка.
– Но мы уже могли занести! – выдохнула Лара.
– Тем более, – голос Марка стал ледяным. – Кай, готовь отсоединение. Лара, отойди от робота. – Он сделал шаг вперед, к пульту управления грузовым шлюзом.
Лара стояла, как вкопанная, между капитаном и «Трудягой». Ее «Трудягой». Машиной, которую она собирала, в которую вложила сотни часов, которая была не просто инструментом, а доказательством ее компетентности. И теперь ее заставляли своими руками уничтожить главное доказательство провала, единственный ключ к пониманию того, с чем они столкнулись.
– Лара, – сказал Марк тихо, почти беззвучно. – Не заставляй меня выбирать между тобой и кораблем.
Она отступила. Один шаг. Потом другой. Ее спина уперлась в холодную стену.
Кай, избегая ее взгляда, начал отключать кабели. Магнитные захваты с тихим скрежетом расцепились. «Трудяга», теперь лишь груда металла, зараженного чуждым разумом, стоял на решетке пола, готовый к изгнанию.
Марк нажал последовательность клавиш. Загорелись красные лампы. Зашипел механизм внутреннего шлюза.
– Герметизация мостика и жилого отсека подтверждена, – донесся голос Кая.
– Открываю наружный шлюз, – сказал Марк.
Лара зажмурилась. Она не хотела видеть, но услышала все: резкий, оглушительный рев выходящего воздуха, свист уходящего в вакуум всего, что не было прикручено, и глухой, окончательный удар, когда массивная створка шлюза захлопнулась.
Тишина.
Она открыла глаза. Грузовой отсек был пуст. На решетке остались лишь царапины от магнитных захватов. «Трудяга» исчез. Унесен в ледяную, черную пустоту, унося с собой тайну, которую она отчаянно хотела разгадать.
Марк тяжело дышал.
– Включай стерилизацию всего отсека, – сказал он Каю. – Полную, с ультрафиолетом и перекисью. И себя. Всех.
Он повернулся и ушел, не глядя на Лару.
«Вьюн-17» задрожал, разогревая двигатели. Через час ржавая точка спутника растворилась в черноте. На мостике царила гулкая, тягучая тишина. Лара молча вышла. Ее шаги гулко отдавались в узком коридоре, ведущем к каютам. Дверь с шипением отъехала в сторону. Койка, притянутая к стене ремнями, маленький экран, ящик для личных вещей. Все.
Она начала раздеваться. Скафандр, пропитанный запахом озона и перекиси, был тяжел. Она с трудом отстегнула защелки, стянула герметичные перчатки. Под ним была стандартная синяя рабочая униформа, мягкая, поношенная. Она собиралась скинуть и ее, отправить в дезинфекцию.
На левом рукаве, чуть выше запястья, было пятно. Небольшое, размазанное. Рыжее. Она нахмурилась. Так не бывает. Они прошли три цикла очистки. Весь отсек, все оборудование, сами себя – отскребли до блеска.
Лара попыталась стряхнуть пятно. Резким движением руки. Ничего. Несколько песчинок, видимых лишь под острым углом света, даже не сдвинулись. Она прижала подушечку большого пальца к ткани и провела с нажимом. Трение должно было содрать любые частицы, но под пальцем ткань лишь слегка деформировалась. Пятно осталось.
Она поднесла рукав к самому светильнику. И в резком, почти хирургическом свете увидела: это не было скоплением. Это был росток. Тончайшие нити пыли вплетались в синие волокна ткани.
Весь мир сузился до этого рыжего мазка. Дыхание застряло где-то под ребрами. Кончиками пальцев, уже не доверяя зрению, она провела по ткани вокруг пятна. Ничего. Гладко. А затем – по самому пятну. Под кожей ощущался не грубый песок, а едва уловимая, противная бархатистость, словно ткань здесь стала иной. В ушах зазвенел навязчиво и четко голос «Трудяги»: «Похоже на слабый, непрекращающийся зуд».
Уважаемый читатель!
Во время конкурса убедительно просим вас придерживаться следующих простых правил:
► отзыв должен быть развернутым, чтобы было понятно, что рассказ вами прочитан;
► отметьте хотя бы вкратце сильные и слабые стороны рассказа;
► выделите отдельные моменты, на которые вы обратили внимание;
► в конце комментария читатель выставляет оценку от 1 до 10 (только целое число) с обоснованием этой оценки.
Комментарии должны быть содержательными, без оскорблений.
Убедительная просьба, при комментировании на канале дзен, указывать свой ник на Синем сайте.
При несоблюдении этих условий ваш отзыв, к сожалению, не будет учтён.
При выставлении оценки пользуйтесь следующей шкалой:
0 — 2: работа слабая, не соответствует теме, идея не заявлена или не раскрыта, герои картонные, сюжета нет;
3 — 4: работа, требующая серьезной правки, достаточно ошибок, имеет значительные недочеты в раскрытии темы, идеи, героев, в построении рассказа;
5 — 6: работа средняя, есть ошибки, есть, что править, но виден потенциал;
7 — 8: хорошая интересная работа, тема и идея достаточно раскрыты, в сюжете нет значительных перекосов, ошибки и недочеты легко устранимы;
9 — 10: отличная работа по всем критериям, могут быть незначительные ошибки, недочеты
Для облегчения голосования и выставления справедливой оценки предлагаем вам придерживаться следующего алгоритма:
► Соответствие теме и жанру: 0-1
► Язык, грамотность: 0-1
► Язык, образность, атмосфера: 0-2
► Персонажи и их изменение: 0-2
► Структура, сюжет: 0-2
► Идея: 0-2
Итоговая оценка определяется суммированием этих показателей.