Людям намного легче рассуждать об Утопии, чем об обязанностях завтрашнего дня. Верность и покорность прекрасны, когда мы покоряемся мудрости и справедливости. Но достойный человек не станет терпеть деспотичную власть, что действует несправедливо и беспощадно, себе во благо, презирая слабых и беспомощных. Если ум слишком долго занят только одной целью, он станет закостеневшим и негибким, человек перестаёт многим интересоваться. Нельзя по одному кирпичу судит о строительстве всего дворца Любовь матери дана Богом... Она длится вечно. Девичья любовь, как облако дыма, меняется от дуновения ветра. Совместная трапеза лучше всего уравнивает людей. Смерть — ничто по сравнению с этим. Философ умирает нравоучительно, лицемер — нарочито, простодушный — скромно, бедный идиот — слепо, как воробей падает на землю. Философ и идиот, мытарь и лицемер — все едят одинаково, если у них в порядке пищеварение, конечно. ... Да, вот так и бывает: задумаешь совершить добрый поступок, а не тут-то было, а п
Людям намного легче рассуждать об Утопии, чем об обязанностях завтрашнего дня.
Верность и покорность прекрасны, когда мы покоряемся мудрости и справедливости. Но достойный человек не станет терпеть деспотичную власть, что действует несправедливо и беспощадно, себе во благо, презирая слабых и беспомощных.
Если ум слишком долго занят только одной целью, он станет закостеневшим и негибким, человек перестаёт многим интересоваться.
Нельзя по одному кирпичу судит о строительстве всего дворца
Любовь матери дана Богом... Она длится вечно. Девичья любовь, как облако дыма, меняется от дуновения ветра.
Совместная трапеза лучше всего уравнивает людей. Смерть — ничто по сравнению с этим. Философ умирает нравоучительно, лицемер — нарочито, простодушный — скромно, бедный идиот — слепо, как воробей падает на землю. Философ и идиот, мытарь и лицемер — все едят одинаково, если у них в порядке пищеварение, конечно.
... Да, вот так и бывает: задумаешь совершить добрый поступок, а не тут-то было, а потом нечаянно сделаешь что-то хорошее и сама удивляешься.
Никогда не прячь свою потаенную боль, не позволяй облакам воспоминаний застилать горизонт.
Если тебя мучит совесть, исправь свои ошибки хорошим поступком.
Любой может переносить боль и горе лучше, если думает, что судьбы все предопределены заранее: так или иначе, тогда кажется, будто моя боль необходима для завершения замысла, а иногда кажется, что все напрасно.
Замечательно, когда изучение прошлого ведет к предсказанию будущего.
Настаивать на послушании без рассуждений − ошибка, которую многие родители совершают в обращении с детьми в это время. Все, что нужно делать детям, − выполнять свои обязанности, слушать простые приказы: «Иди, когда тебя зовут» и «Делай, что тебе говорят!». Но мудрый родитель потакает желанию независимости и постепенно превращается из господина и повелителя в друга и советчика своему ребенку.
Всегда следует задаваться вопросом, всё ли сделано для того, чтобы уменьшить страдания тех, кому суждено страдать.
Люди, которые намерены вылечить мир своей правдой, должны по-разному подходить к разным умам, и быть немножко нежнее, когда преподносят им эту правду, - или бедные больные дураки выплюнут им ее в лицо.
Нет ничего хуже глупца, который верит в свою исключительность.
Мы чувствуем острую боль, вспоминая, сколько возможностей исполнить желания тех, кто скоро уйдет от нас, мы упустили. Попроси они у нас принести им счастье нашей жизни, мы бы не задумываясь положили его к их ногам.
Болезненное ощущение перемен подсказывает, что прогресс вокруг не только справедлив, но и необходим. Чтобы научиться верности суждений и сердечной щедрости, надо больше думать не о том, как обстоятельства влияют на конкретного человека, но как они влияют на окружающих.
Наше будущее зависит от решения сегодняшних проблем. Мудрость прошлого должна помочь в настоящем.
Тяжело сознавать собственную неправоту, но еще тяжелее лицемерие.
Это ведь так просто - говорить о том, что знаешь и делать то, что умеешь.