«Он моет пол у моего подъезда, а когда-то запускал код, которым пользовались миллионы? Да вы шутите!» — это первая реакция соседки, которую мы услышали у стеклянных дверей бизнес-центра на Васильевском. И именно с этой фразы началась история, от которой у одних сжалось сердце, а у других вскипела кровь.
Сегодня расскажем о разговоре журналиста «Фонтанки» с уборщиком из Индии, который, как он утверждает, раньше работал на проектах Microsoft. Почему эта, на первый взгляд, частная беседа вызвала такой общественный резонанс? Потому что в ней — боль наших стереотипов, неумолимая логика миграции и вопрос, который касается каждого: сколько талантов мы теряем, когда судим по форме, а не по сути?
Вернемся к началу. Санкт-Петербург, раннее утро, будний день. В холле одного из новых бизнес-центров пахнет чистящим средством и кофе из автоматов, по стеклу сползает северный дождь. Наш корреспондент снимает короткий сюжет о ночных работниках города — тех, кто приходит, когда мы спим, и уходит, когда мы только просыпаемся. У стойки ресепшен — мужчина в серой куртке с бейджем уборщика. Его зовут Арджун, он из Хайдарабада, говорит на английском и удивительно приличном русском, с мягким акцентом. Несколько дежурных вопросов — и неожиданная развилка: на «Как вы оказались в Петербурге?» следует ответ, который ломает сценарий.
«Я раньше занимался тестированием и девопсом, работал по контракту на проекты Microsoft в Индии. Потом… жизнь повернула. Сейчас я здесь», — тихо, без пафоса говорит он. Наш журналист — человек, привыкший к проверкам и фактам — первое мгновение не верит. Слишком велик контраст: блестящие стекла, ведро с водой и большие имена из мира глобальных технологий. «Не может быть», — почти автоматически произносится в ответ. И с этого момента разговор перестает быть просто беседой и превращается в эпицентр конфликта между картинкой в голове и реальностью внизу, у ведра и швабры.
Что произошло дальше? Арджун рассказывает, что в Индии начал с саппорта, дорос до инженера по автоматизации тестов, три года работал в офисе крупного подрядчика, который вел проекты для Microsoft. «Не в Сиэтле, нет. Хайдарабад, Центр разработки. Это был контракт через поставщика. Ночью мы ловили регрессии, утром выкатывали фиксы. CI/CD, пайплайны — всё как у всех», — перечисляет он привычные для айтишников слова и улыбкой гасит наш скепсис. На телефоне — сканы сертификатов, переписки с hiring-менеджерами, письмо с подтверждением старого контракта, профиль в профессиональной сети, датированный еще 2017–2020 годами. Он не драматизирует, просто листает экран, как будто говорит: «Вот моя жизнь, смотрите сами».
Почему же он здесь, в Петербурге, с ведром и перчатками? «Приехал учиться по ИТ-программе, потом пандемия, потом смена планов. Работу по специальности найти оказалось сложно: язык на собеседованиях, сроки виз, признание диплома, рынок качался. А кушать нужно каждый день. Друг помог устроиться сюда. Это временно», — говорит Арджун. На слове «временно» глаза его на миг становятся упрямыми: он явно в это верит.
Скепсис — твердый и профессиональный — сменяется упрямой проверкой. Мы просим контакты — он дает. Просим показать старые письма — он показывает. Просим назвать имена — называет те, которые можно называть без риска для людей. Вечером редакция, как это и должно быть, делает свою работу: проверяет открытые источники, сверяет даты, находит следы публикаций на техфоруме, где под тем же именем пять лет назад обсуждали автоматизацию тестов, просматривает архив старого митапа в Хайдарабаде, где в списке участников — знакомое лицо, чуть моложе, в футболке с логотипом питоновского сообщества. Прямых официальных подтверждений от корпорации, понятно, нет — и не будет, политика конфиденциальности железная. Но пазл из косвенных фактов складывается удивительно плотно. История, в которую никто не хотел верить, перестает быть невероятной.
«А вы бы поверили, если бы человек в оранжевой жилетке сказал, что преподавал в университете?» — спрашивает нас охранник постарше, пока мы ждем такси под навесом. «Я вот не поверил. А теперь стыдно». Жительница соседнего дома держит сына за руку и шепчет: «Вот почему нельзя судить. Мой муж таксует с дипломом инженера, и что?» Молодой айтишник с рюкзаком, проходя мимо, набрасывается на тему с жаром: «Я видел этот профиль в LinkedIn, он не врет. Ирония в том, что если бы ему дали шанс, он бы через месяц уже закрывал таски на проде. Но у нас барьер — язык и предубеждение».
Не все реагируют одинаково. Водитель маршрутки, услышав историю, фыркает: «Да мало ли кто что скажет. Завтра скажут — космонавт». Женщина в аптеке качает головой: «Все бегут сюда, а у нас свои без работы». И в этих репликах — такое же честное, как утренний дождь, напряжение города, который не всегда готов к сложным ответам.
Между тем история начинает жить в сети. Короткий фрагмент нашей утренней записи — фраза про Microsoft и «это временно» — разлетается по локальным пабликам. Кто-то поддерживает Арджуна и других мигрантов с квалификацией: «Сколько людей с руками и головой мы теряем?». Кто-то требует «не раздувать»: «Пусть сначала язык выучит, потом претендует». Появляются и те, кто буквально предлагает помощь: «Готов бесплатно погонять английский/русский для собесов», «Нужен джуниор на поддержку — пишите в личку». Наш редакционный ящик за вечер получает с десяток писем от HR-ов: «Если есть контакты героя — готовы поговорить, возможно, стажировка, возможно, удаленка». Мы пересылаем предложения Арджуну — он благодарит, но просит время и тишину: «Я не хочу хайпа, я хочу работать».
И, как часто бывает, человеческая история приводит к большему разговору. Питерские айти-сообщества договариваются о встрече: «Как быстро переучивать и интегрировать квалифицированных приезжих? Какие барьеры мы можем убрать сами, без государства?» Комитет по труду анонсирует круглый стол о признании иностранных дипломов и о курсах профессионального русского. Представители клининговой компании, где сейчас работает Арджун, вежливо напоминают: «Мы соблюдаем закон, график, зарплата белая, документы проверены». Здесь важно: обвинений в чей-либо адрес нет, и быть не должно — у каждого своя роль, и на этой лестнице много ступеней.
А что с нашим первым неверием? Наш журналист, тот самый, кто с ходу сказал «Не может быть», выходит в камеру и говорит, как есть: «Я ошибся. Я не проверил до конца, прежде чем подумал. И я не хочу, чтобы моя ошибка стала оправданием чужих предубеждений». Это не покаянная речь, это нормальная часть профессии — признавать, когда ты был неправ. И, может быть, в этом признании — самое важное в сегодняшней истории.
Слушая горожан, мы записываем еще несколько голосов. «Страшно за сына, — говорит учительница начальных классов. — Он умный, но я вижу, как система иногда не замечает умных. Сожрет и прожует. И если умный вдруг окажется не там, где мы привыкли его видеть — мы отвернемся?». Пожилой мужчина с чемоданом тихо добавляет: «Я был инженером-строителем. В девяностые разгружал вагоны. Это не позор. Позор — не давать людям подняться, когда они могут». А приятель Арджуна из общежития шепчет: «Он каждый день читает русский час по два, смотрит лекции, кодит на ноутбуке ночью. Он просто ждет шанса».
Последствия на сегодняшний день такие. История заставила многих пересмотреть привычные «рамки». Несколько компаний запросили у нас контакт героя — мы передали его с его согласия. Две инициативные группы предложили бесплатные курсы русского для профессионалов. Несколько айтишников вызвались помогать с подготовкой к собеседованиям: разбор вакансий, имитация интервью, сбор портфолио. Редакция готовит материал о том, как в Петербурге признаются иностранные дипломы и какие существуют легальные пути для квалифицированных приезжих выйти из «невидимой» занятости. А мы сдержанно радуемся одному простому факту: из циничного «не может быть» выросло конкретное «давайте попробуем».
И все же главный вопрос висит в воздухе. Что дальше? Будет ли наша система — от бизнеса до бюрократии — строить мосты для тех, кто умеет и хочет работать по специальности? Будем ли мы, простые горожане, учиться сначала слушать, а потом судить? Сумеем ли мы видеть в человеке больше, чем его форму, бейдж и акцент? И будет ли справедливость в том простом смысле, в каком она нужна сегодня Арджуну: шанс доказать, что он может больше, чем швабра и ведро?
Напоследок — важная деталь, которую хочется произнести вслух. Нет ничего постыдного в любой честной работе. И в этом смысле Арджун никому ничего не должен. Но общество всегда выигрывает, когда позволяет человеку быть на своем уровне компетенции. Это не про титулы и бренды на резюме. Это про рациональность, доброту и здравый смысл. Про то, чтобы перестать терять людей из-за нашей лени и снобизма.
Если вы досмотрели до этого момента, значит, вам не все равно. Подпишитесь на наш канал — мы и дальше будем находить и рассказывать истории, которые заставляют спорить и думать. Напишите в комментариях, верили бы вы человеку в рабочей форме, если бы он сказал, что вчера правил код для миллионов? Что важнее — ровный русский или живые навыки? И что каждый из нас может сделать, чтобы таких историй с «временно» становилось меньше, а историй с «получилось» — больше?
Мы все живем в одном городе. И, возможно, именно от наших реакций сегодня зависит, какой он будет завтра.