Бабушка Вера, как говорится, решила привязаться к внуку, поучить уму-разуму. А поводом послужил невинный вопрос. Мальчик спросил, воевал ли кто-нибудь из родни с фашистами?
Бабушка изобразила удивление и театрально провозгласила, что наконец-то мальчик заинтересовался чем-то хорошим: «Я уже давно думаю, что тебе только телефон подавай»!
Рассказала, что его прапрадед воевал. И даже привела факты, о которых знала. Внук попросил показать фотографию, а ее-то и нет. Вернее, она есть, но только в другой семье – у родной сестры бабушки Веры. И еще проблема: сестры давно нет на свете.
И тогда Вера вспомнила про племянницу, с которой много лет не общалась и ничего о ней не знала.
Нашла телефон и позвонила. Сначала выяснили, сохранилась ли фотография. Племянница обещала выслать.
После тетя Вера спросила, как племянница живет?
Оказывается, что она домоседка, никуда не выходит, занимается хозяйством по мере возможности, только не объяснила, почему так.
И тут тетку понесло. Она еще не успокоилась после беседы с внуком, который ничем не интересуется: «Как же так? Прочитала, что в вашем городе с гастролями московский театр, привезли прославленные спектакли»!
Это было сказано с возмущением. Тетя продолжила поучать: «Знала ли ты, что мы с твоей матерью всегда в театры ходили? Ни одной премьеры не пропускали? У твоей матери не было музыкального образования, но она посещала концерты симфонической музыки. Мы новые книги читали, выписывали толстые журналы. Даже когда времени не было, читали, смотрели, искусством увлекались».
И приговор: «Да, что за времена? Молодые, а уже ничего не надо. Ты меня, Рита, огорчила».
Матери у племянницы нет, к сожалению. Значит, она, Вера, за мать. Имеет право отчитать и поругать. Пусть тетку родную послушает.
Племянница молчит, видимо, стыдно стало, ищет слова, чтобы оправдаться.
Тетя Вера прикрикнула по-матерински: «Что молчишь»?
Племянница тихо, подавленно ответила: «У меня, тетя Вера, нет левой ноги, и правая болит. На коляске передвигаюсь».
Тетка сразу голос потеряла. Стыд, раскаяние давили безжалостно, и было мучительно больно.
Рита сказала, что муж – человек благородный: «Не оставил меня, тетя Вера. Очень ему благодарна. Что могу, то и делаю. Готовлю, чтобы поел, разные блюда придумываю. Прибираемся вместе. Для него живу, тетя Вера».
Какой-то звук в телефоне, но это не плач, Рита спокойно говорит.
И тетка беспокойным голосом спросила: «Как же это случилось, родная ты моя»?
Какие мерзкие слова, особенно – родная. Столько лет все равно, а тут вспомнила. Вера покраснела, но слово что воробей, вылетит – не поймаешь.
Рита твердо сказала, что не хочет вспоминать: «Извините, тетя Вера. Тяжело, не могу».
Как же разговор закончить? Здоровья пожелать – это на издевательство похоже. Говорить о терпении – глупее не придумать. И тихо сказала: «Прости меня, Рита, что не звонила, не приехала, не помогла».
Оправдываться, что дел и забот полно – недостойно, унизительно. Рита пришла на помощь: «Не укоряйте себя, тетя Вера. Мне хорошо, Толя со мной, меня любит. Он сейчас для меня всё. Передайте всем привет. До свидания, тетя Вера, скоро Толя с работы, мне готовить пора».
Вера телефон положила, вдруг взвыла: «Девочка ты наша! А я-то какая гадина! Сестренка, прости, я не знала, что с твоей дочерью случилось»!
И долго мучилась, что полезла с театрами и концертами. По-другому надо было разговор начать. Бог ума лишил.
Рита не звонила – ее понять можно. Ее понять нужно.
Сидела Вера и повторяла: «Дура, какая я дура».
Подписывайтесь на канал «Георгий Жаркой».