Глеб вышел из такси у подъезда своего дома в час, когда город уже погружался в декабрьский полумрак. Снег валил крупными хлопьями, приглушая звуки, и только фонари на детской площадке мерцали жёлтым сквозь белую завесу. Он специально выбрал рейс пораньше на три дня, чтобы успеть к вечеру десятого декабря и застать Лену врасплох. Два месяца в командировке в Новосибирске вымотали его до костей, но мысль о её лице, когда она откроет дверь и увидит его с огромным букетом роз и бутылкой её любимого шампанского, грела последние недели.
Он не предупредил. Хотел сюрприз. Даже матери не сказал, хотя та звонила каждый вечер и спрашивала, когда сын наконец вернётся к «бедной Леночке». Глеб улыбнулся про себя, поднимаясь на пятый этаж пешком — лифт, как всегда, не работал. В кармане куртки лежал маленький бархатный футляр с серьгами, которые он выбрал в аэропорту: белое золото, скромные, но изящные, в её стиле.
Ключ повернулся в замке почти бесшумно. В квартире было тепло и пахло чем-то знакомым — её духами и свежесваренным кофе. Свет горел только в коридоре и, кажется, в гостиной. Глеб поставил чемодан у двери, снял ботинки и, держа букет за спиной, тихо прошёл вперёд.
Он уже хотел крикнуть «Сюрприз!», но голос застрял в горле.
В гостиной, на их диване, который они вместе выбирали пять лет назад в ИКЕА, сидела Лена. И рядом с ней — мужчина. Не просто сидел — обнимал её за плечи, а она прижималась к нему щекой, тихо смеясь чему-то, что он шептал ей на ухо. На журнальном столике стояли две чашки кофе и открытая бутылка красного вина — той самой, которую Глеб привёз из прошлой поездки в Грузию и берег для особого случая.
Мужчина был высоким, в тёмном свитере, который Глеб мысленно оценил как дорогой. Волосы аккуратно уложены, лёгкая седина на висках. Он выглядел лет на тридцать пять — старше Глеба на добрых шесть лет. И что-то в его манере держать себя, в том, как он небрежно положил руку на спинку дивана за спиной Лены, говорило о уверенности человека, привыкшего получать желаемое.
Глеб стоял в дверном проёме, как вкопанный. Букет роз медленно опускался вдоль тела. Лена повернула голову — и увидела его.
Сначала она улыбнулась привычной тёплой улыбкой, той, которой встречала его каждый вечер последние пять лет. А потом до неё дошло. Улыбка замерла, побледнела, превратилась в гримасу ужаса. Она вскочила, опрокинув чашку. Кофе растёкся тёмным пятном по светлому ковру.
— Глеб… — выдохнула она. — Ты… раньше…
Мужчина тоже поднялся, неторопливо, с достоинством. Он посмотрел на Глеба спокойно, даже с лёгким интересом, будто оценивал.
— Добрый вечер, — сказал он ровным голосом. — Вы, должно быть, муж Елены.
Глеб не ответил. Он просто смотрел на жену. В голове крутилась одна-единственная мысль: «Это сон. Это точно сон». Но запах её духов был настоящим. И пятно кофе на ковре — тоже.
— Кто это? — наконец выдавил он.
Лена сделала шаг вперёд, протянула руку, но остановилась на полпути.
— Глеб, пожалуйста… Давай поговорим спокойно. Это… это Артём. Он… друг.
— Друг, — повторил Глеб. Слово прозвучало глухо, как удар по пустой бочке.
Артём кивнул, будто подтверждая.
— Да, мы знакомы уже несколько месяцев. Елена много рассказывала о вас. Рад наконец познакомиться лично.
Он протянул руку. Глеб посмотрел на неё, как на ядовитую змею. Рука осталась висеть в воздухе.
— Вы можете уйти, — сказал Глеб тихо. — Прямо сейчас.
Артём не стал спорить. Он взял пальто с вешалки в коридоре— и спокойно направился к двери.
— Лен, я позвоню, — бросил он через плечо. Дверь закрылась за ним с мягким щелчком.
Тишина в квартире стала невыносимой.
Лена стояла посреди гостиной, опустив руки. Глаза красные, но слёз ещё не было.
— Глеб… Я не хотела, чтобы ты так узнал.
— А как ты хотела, чтобы я узнал? — Он впервые повысил голос. — По смс? Или вообще не узнал бы?
Она молчала.
Глеб прошёл в гостиную, поставил букет на стол — розы упали набок, несколько лепестков оторвались. Он сел в кресло напротив дивана, того самого, где только что сидел этот Артём.
— Рассказывай.
Лена села на краешек дивана, как будто боялась занять слишком много места.
— Это началось… случайно. В сентябре. Ты уехал, и я… я почувствовала себя такой одинокой. Мы с девочками пошли в одно кафе в центре, там был вечер живой музыки. Артём выступал — он играет на гитаре, поёт. Мы разговорились после. Он… он слушал меня. Правда слушал. Не так, как… — Она осеклась.
— Не так, как я? — закончил Глеб.
Лена кивнула едва заметно.
— Ты всегда был занят. Проекты, командировки, звонки по выходным. Я понимала, что это ради нас, ради будущего. Но… я перестала чувствовать, что нужна тебе не только как хозяйка дома. Артём… он видел меня. Говорил, что я красивая, талантливая. Что я заслуживаю внимания. Сначала просто переписка. Потом кофе. Потом… больше.
— Сколько раз? — спросил Глеб. Голос был ровный, но внутри всё кипело.
Лена подняла глаза.
— Неважно.
— Для меня важно.
Она вздохнула.
— Несколько. В основном у него. Один раз… здесь. Когда ты был в Омске.
Глеб закрыл глаза. В голове всплыла картина: их спальня, их кровать. Он сжал кулаки так, что ногти впились в ладони.
— Ты любишь его?
Лена долго молчала.
— Не знаю. Может быть. Но я люблю и тебя. Просто… по-разному.
— По-разному, — повторил Глеб. — То есть я — это стабильность, ипотека, совместный отпуск раз в год. А он — страсть, цветы, рестораны?
— Не упрощай, — тихо сказала она. — Это не про деньги. Артём не богат. Он музыкант, живёт на гонорары. Но с ним я чувствую себя живой.
Глеб встал, прошёлся по комнате. Остановился у окна. Снег всё валил. Во дворе кто-то запускал фейерверк — видимо, заранее репетировал Новый год.
— Пять лет, Лен. Пять лет мы вместе. Мы пережили ремонт, твою операцию, мою безработицу два года назад. Я думал, мы команда.
— Я тоже так думала, — ответила она. — Но где-то по дороге мы перестали быть любовниками. Остались просто… супругами. Которые делят быт.
Глеб повернулся к ней.
— И ты решила, что измена — это выход?
— Я не планировала. Это случилось. И я не смогла остановиться.
Он снова сел. В комнате повисла тяжёлая тишина. Где-то в соседней квартире играла музыка — тихая, новогодняя.
— Что дальше? — спросил он наконец.
Лена подняла на него глаза. В них стояли слёзы.
— Я не знаю. Я не хочу разрушать нашу семью. Но и притворяться, что ничего не было… тоже не могу.
— То есть ты хочешь и меня, и его?
Она покачала головой.
— Нет. Я хочу понять, что чувствую. Мне нужно время.
Глеб усмехнулся горько.
— Время. Классика.
Он встал, пошёл в спальню. Открыл шкаф, достал свой старый дорожный рюкзак. Лена вошла следом.
— Ты куда?
— В гостиницу. Не могу здесь оставаться сегодня.
— Глеб, пожалуйста… Останься. Мы можем поговорить.
— Мы уже поговорили. Ты сказала всё, что хотела.
Он быстро собрал вещи — пару свитеров, ноутбук, зарядку. Лена стояла в дверях, обхватив себя руками.
— Я не хочу развода, — тихо сказала она.
— А я не хочу быть запасным вариантом, — ответил он.
В прихожей он обулся, надел куртку. Букет роз так и лежал на столе — уже совсем поникший.
У двери он остановился.
— Знаешь, что самое смешное? Я серьги тебе купил. Хотел под ёлку положить.
Он достал из кармана футляр, открыл, показал. Маленькие капельки белого золота блеснули в свете лампы. Лена протянула руку, но он закрыл футляр и положил обратно в карман.
— Оставлю себе. На память.
Дверь закрылась за ним тихо, без хлопка.
В подъезде было холодно. Глеб вышел на улицу, снег сразу залепил лицо. Он вызвал такси до ближайшей гостиницы, которую знал ещё со времён холостяцкой жизни.
В номере он сел на кровать, не раздеваясь. Телефон вибрировал — Лена писала.
«Прости меня».
«Я не хотела тебе сделать больно».
«Пожалуйста, вернись. Мы всё исправим».
Он не ответил. Открыл контакты, нашёл номер матери. Но передумал звонить — не хотел сейчас её вопросов и слёз.
Вместо этого он открыл чат с лучшим другом Сергеем, с которым не виделся полгода.
«Серый, я уже в Москве. Можно к тебе на пару дней?»
Ответ пришёл почти сразу: «Конечно, брат. Что случилось?»
Глеб написал: «Потом расскажу. Длинная история».
Он лёг на кровать, не включая свет. За окном продолжал идти снег. Где-то в городе люди украшали ёлки, покупали подарки, готовились к празднику. А он лежал в чужом номере и пытался понять, как его жизнь за один вечер превратилась в руины.
На следующий день он встретился с Сергеем в старом кафе на Тверской. Рассказал всё — без прикрас, но и без лишних деталей. Сергей слушал молча, только наливал кофе.
— Что делать будешь? — спросил наконец.
— Не знаю. Развод? Прощение? Я сам не понимаю, что чувствую. Злюсь. Больно. И в то же время… жалко её. Мы же столько прошли.
— А этого Артёма нашёл бы, морду набил, — предложил Сергей.
Глеб покачал головой.
— Не поможет. Да и не пацан уже. Тридцать два года.
Они посидели ещё час. Потом Глеб поехал к родителям — мать всё равно бы узнала и начала бы панику.
Мать открыла дверь, увидела его лицо — и сразу всё поняла.
— Ой, сынок… — Только и сказала, обняла.
Отец молчал, наливал чай. Вечером, когда мать уснула, они с отцом сидели на кухне.
— Знаешь, — сказал отец тихо, — я твою мать тоже однажды чуть не потерял. В восьмидесятом. Была у неё… история. На работе. Я тогда на заводе в три смены пахал, дома почти не бывал. Вернулся — а она вся в слезах. Рассказала всё.
Глеб посмотрел на отца удивлённо.
— И что ты сделал?
— Уехал на неделю к брату в деревню. Думал — всё, конец. А потом вернулся. Поговорили по-настоящему, впервые за годы. Она сказала, что чувствовала себя невидимкой. Я пообещал изменить график, больше времени дома проводить. Сложно было. Но справились. Тридцать пять лет вместе теперь.
— И ты её простил?
— Не сразу. Но понял: если люблю — значит, прощаю. А если не прощу — значит, не люблю по-настоящему.
Глеб молчал.
Прошла неделя. Он жил у Сергея, ходил на работу — благо, можно было удалённо. Лена писала каждый день. Сначала — извинения. Потом — воспоминания. Как они познакомились в институте. Как он нёс её на руках через лужи после дождя. Как они мечтали о детях.
В канун Нового года она написала: «Я закончила с Артёмом. Окончательно. Он понял. Я хочу, чтобы ты вернулся. Не ради привычки. Ради нас».
Глеб долго смотрел на сообщение. Потом набрал ответ: «Мне нужно ещё время».
Он встретил Новый год с Сергеем и его компанией — шумно, с салютом, с шампанским. Но в полночь вышел на балкон и посмотрел в сторону своего района. Где-то там, в их квартире, Лена, наверное, сидела одна под ёлкой, которую они всегда наряжали вместе.
Третьего января он вернулся домой.
Лена открыла дверь — осунувшаяся, с тёмными кругами под глазами. Они молча обнялись в прихожей. Долго стояли так, не говоря ни слова.
Потом она тихо сказала:
— Я всё поняла. Я готова отдать тебе всю свою жизнь. Если ты хочешь.
Глеб кивнул.
— Я тоже хочу попробовать. Но честно. Без тайн. И без третьих.
Она заплакала. Он обнял её крепче.
Они не стали рассказывать никому подробности. Ни друзьям, ни родным. Просто сказали, что «был сложный период, но мы справились».
Весной Лена записалась на курсы фотографии — то, о чём давно мечтала, но откладывала. Глеб взял отпуск и увёз её на две недели в Прагу — только вдвоём, без телефонов и работы.
Они не стали идеальной парой из мелодрамы. Иногда ссорились. Иногда молчали по вечерам. Но научились говорить о том, что болит. И слушать друг друга — по-настоящему.
А серьги из белого золота Лена нашла в ящике его стола через год. Он подарил их ей на годовщину свадьбы. Она надела — и больше никогда не снимала.