Неразгаданное
В городке Вишенки, затерянном среди холмов, была одна достопримечательность — библиотека имени братьев Гримм. Не потому что в ней хранились редкие фолианты, а потому что её смотрителем был Самсон Олегович, последний в роду потомственных архивариусов, человек, который знал ответ на любой вопрос. Вернее, знал, где его найти. Координаты каждой мысли, каждой факты в мировой истории, науке и искусстве были аккуратно разложены по полочкам его феноменальной памяти. Он был живым каталогом, ходячей энциклопедией, и жители Вишенок гордились им, как своей собственной нейронной сетью.
До того утра, когда в библиотеку принесли Книгу.
Её принёс старый лесничий Фёдор, нашедший её в дупле сгоревшей молнией вековой сосны на окраине леса. Книга была не похожа ни на что: переплет из материала, напоминавшего то ли кожу камелота, то ли кору неведомого дерева, с тиснением из переплетённых линий, не образующих знакомых букв. Страницы были из тонкого, гибкого пергамента, но холодного на ощупь, и на них были нанесены символы. Не иероглифы, не руны, а нечто принципиально иное — словно кто-то записал саму структуру мысли, минуя стадию алфавита.
Самсон Олегович, в предвкушении новой головоломки, с азартом взялся за расшифровку. Он подключил все свои знания: сравнивал с кодексами майя, с линейным письмом Б, с нотациями средневековых алхимиков, с современными математическими символами. Ничего. Язык книги не просто был неизвестен. Он, казалось, существовал в другом измерении логики. Символы менялись, если на них смотреть под разным углом. Иногда они складывались в трёхмерные узоры прямо в воздухе над страницей, стоило провести рядом рукой. Иногда от книги исходил едва уловимый звук — не звук, а вибрация, похожая на отдалённый звон хрустального колокола.
Городок замер в ожидании. Самсон Олегович всегда справлялся. Он найдёт ответ. Он должен был его найти.
Но неделя превратилась в месяц. Самсон Олегович перестал спать. Он забывал есть. Его безупречно организованный ум, эта библиотека внутри библиотеки, начала давать сбои. Он путал даты, забывал имена, не мог найти простейшую цитату. Все его ресурсы были брошены на одну-единственную, непокорную задачу. Он чувствовал, как Книга сопротивляется. Чем яростнее он пытался её «взломать», тем более неуловимыми становились символы. Они начинали влиять на него. Ему стали сниться сны, составленные из этих знаков — сны без сюжета, но с интенсивным чувством огромного, холодного знания, лежащего за пределами человеческого понимания.
Однажды ночью, в отчаянии, он попытался применить метод, который сам считал ересью. Он перестал анализировать. Он просто сел перед раскрытой книгой, отключил внутренний диалог и начал… смотреть. Не пытаясь перевести. Просто воспринимать.
И Книга ответила.
Символы не превратились в слова. Они превратились в переживание. Он ощутил вкус металла и мёда на языке. Увидел свет, который был одновременно и частицей, и волной, и ещё чем-то третьим. Услышал музыку сфер, которая была математическим доказательством. Он на миг прикоснулся к знанию, которое не было собрано из фактов, а было цельным, как шар, без начала и конца. И в центре этого шара лежала простая, невыносимая истина: человеческий мозг — это не инструмент для понимания такой информации. Это фильтр. Сетка, отсеивающая 99,9% реальности, чтобы оставшиеся 0,1% не свели нас с ума.
Он отпрянул, захлёбываясь этим переживанием, как водой. Его разум, привыкший всё раскладывать по полочкам, был разорван в клочья. Он понял всё. И одновременно — ничего. Потому что то, что он понял, невозможно было выразить в языке, уложить в логические цепочки, заархивировать в памяти. Это было Неразгаданное в чистом виде. Не загадка, у которой есть ответ. А сам принцип Тайны, встроенный в ткань мироздания.
На следующее утро жители Вишенок нашли дверь библиотеки открытой. Самсон Олегович сидел в читальном зале перед раскрытой Книгой. Он был спокоен. Но в его глазах, всегда таких острых и ясных, теперь плавала глубокая, бездонная тишина.
—Ну что, Самсон Олегович, расшифровал? — робко спросил мэр.
—Нет, — тихо ответил архивариус. — И не расшифрую. Никто не расшифрует.
—Но… что же в ней?
—Всё, — сказал Самсон Олегович. — И ничего. Она — не вопрос. Она — зеркало. В котором мы видим пределы своих вопросов.
Он закрыл Книгу. Без прежней страсти, а с нежностью, с каким-то странным уважением.
—Её нельзя понять. Её можно только… признать. Как признают океан или ночное небо. Вы не поймёте их до конца. Вы можете лишь стоять перед ними и чувствовать.
С того дня библиотека имени братьев Гримм изменилась. Самсон Олегович больше не был ходячей энциклопедией. Он стал другим. Он по-прежнему помогал найти информацию, но теперь чаще говорил: «А зачем вам этот ответ? Что вы будете с ним делать?». Он начал собирать не только факты, но и вопросы. Глупые, детские, неразрешимые вопросы. Завел специальную тетрадь: «Почему мы любим?», «Что такое тишина?», «Куда уходит смех?». Рядом с ними он не писал ответов. Он оставлял пустое место.
Книгу он убрал в специальный сейф. Но не для того, чтобы скрыть. А чтобы защитить. От людей, которые, как и он когда-то, попытаются её «разгадать» и сломаются. Он разрешал приходить и смотреть на неё. Только смотреть. Не анализировать. «Пусть она просто будет», — говорил он.
И люди приходили. Садились перед сейфом с открытой дверцей, смотрели на странные символы и… ничего не происходило. Но многие уходили оттуда задумчивыми, умиротворёнными. Как будто сам факт существования Неразгаданного снимал с них груз необходимости всё знать, всё контролировать.
Самсон Олегович прожил долгую жизнь. Перед смертью он оставил завещание. Книгу должно похоронить вместе с ним. Не из страха, а из уважения. Чтобы она вернулась туда, откуда пришла — в землю, в тайну, в вечное незнание.
Когда гроб опускали в могилу, кто-то из присутствующих поклялся, что видел, как из-под крышки на мгновение пробился мягкий, серебристый свет и раздался едва слышный звон, похожий на тот самый хрустальный колокольчик.
С тех пор в библиотеке появилась новая традиция. В самом её центре, там, где раньше стоял рабочий стол Самсона Олеговича, теперь лежит обычный серый камень. На табличке под ним написано: «Здесь покоится Неразгаданное. Не пытайтесь понять его. Позвольте ему быть. Иногда вопрос важнее ответа. А тайна — надежнее, чем любая разгадка».
И странное дело: в городе Вишенки, где перестали бояться незнания, люди стали задавать больше вопросов. Глупых, прекрасных, безответных. Потому что они поняли: самая большая роскошь — не обладать всеми ответами, а жить в мире, где ещё осталось место для настоящего, живого, трепещущего чуда, которое не нуждается в расшифровке. Оно просто есть. И этого достаточно.