Падение в бездну
Марк был инженером-геологом. Он верил в породу, в давление, в математически точные расчёты глубины. «Бездна» для него была просто поэтическим преувеличением, синонимом «очень глубокой пещеры». Поэтому, когда в карстовом районе обнаружили шахту, которую зонд не смог промерить за пять километров троса, он вызвался возглавить экспедицию. Не из жажды приключений, а из профессионального зуда: такого не может быть. Должен быть дно. Физика.
Их было четверо в крошечной капсуле спускаемого модуля «Ариадна». Сталь, титан, сенсоры, прожектора, мощные двигатели для возвращения. Марк, пилот-альпинист Анна, техник-кибернетик Дэн и биолог Лиза, надеявшаяся найти экстремофилов. Шахта, получившая название «Зев», была идеально круглой, словно просверленной гигантским сверлом. Стены на первых трёх километрах были гладкими, отполированными неизвестным механизмом или странной эрозией.
На отметке четыре километра капсула зависла. Датчики внешнего давления, температуры, состава воздуха показывали абсурдные вещи: давление было как на поверхности, воздух — пригоден для дыхания, температура — стабильные +20°C. Это было невозможно. Дэн стучал по приборам, Анна проверяла герметичность. Лиза молча смотрела в иллюминатор на стены, на которых теперь проступали странные, нерукотворные узоры, похожие на концентрические круги или… спирали ДНК.
— Продолжаем спуск, — сухо сказал Марк, заглушая внутренний голос, который начинал что-то подозревать.
На пятом километре погас свет. Не приборный — свет от их прожекторов упёрся во тьму, которая перестала его отражать. Она стала вязкой, плотной, как чёрная вода. Радары и сонары посылали сигналы и не получали отклика. Они повисли в абсолютной, беззвучной пустоте. Ни стен, ни дна, ни верха. Только капсула и чёрное ничто вокруг.
И тут начались сбои. Сначала мелкие: стрелки приборов дергались, не находя нуля, голосовая связь с поверхностью исказилась и превратилась в долгий, тягучий стон, полный статики. Потом Анна, глядя в пустоту, сказала спокойно: «Там кто-то есть. Он смотрит». В её голосе не было страха, лишь констатация. Дэн засмеялся — резко, истерично — и перестал отвечать на вопросы, уставившись в одну точку. Лиза заплакала, повторяя: «Оно живое. Бездна живая».
Марк пытался сохранить рассудок. Он отдавал команды, пытался запустить двигатели для подъёма. Двигатели работали на полную, но капсула не двигалась. Она просто висела. Или падала? Теперь уже нельзя было понять. Ориентация в пространстве исчезла.
Наступил момент, когда время потеряло смысл. Часы показывали то 00:00, то 99:99. Они могли провисеть так минуту или год — никто не знал. Дэн внезапно сорвал с себя шлем, вдохнул «воздух» кабины и замертво рухнул. Но не умер. Его тело стало меняться на глазах: кожа покрывалась перламутровым налётом, пальцы срослись в перепонки. Анна молча открыла шлюз. Её не засосало в бездну — она шагнула в неё, как в воду, и растворилась. Лиза обняла своё колено и начала тихо напевать колыбельную, её глаза стали абсолютно чёрными, без белков.
Марк остался один. Он смотрел в иллюминатор на ту самую тьму. И она смотрела в него. Он чувствовал это. Это не было враждебностью. Это было любопытством. Безразмерным, древним, холодным. Он понял, что «Зев» — это не дыра в земле. Это рана. Или рот. Или глаз. Место, где законы его вселенной переставали действовать.
Паника, крик, борьба — всё это было уже не важно. Бездна не боролась. Она просто была. И чтобы её понять (или чтобы не сойти с ума), нужно было перестать бороться.
Марк отключил аварийные сирены, заглушив их вой. Он оторвал взгляд от приборов, которые всё равно врали. И он… отпустил. Отпустил контроль, отпустил понимание, отпустил саму мысль о возвращении. Он просто стал наблюдать за тем, что происходит с ним внутри.
Он почувствовал, как границы его тела стали размываться. Воспоминания всплывали не картинками, а целыми мирами: детский страх темноты в шкафу, восторг от первого поцелуя, горечь потери отца. Бездна не ворула это. Она раскладывала перед ним, как драгоценные камни, позволяя увидеть каждую грань. Он увидел свою жизнь не как линию, а как сложную, мерцающую трёхмерную структуру, где радость и боль были неразделимы.
Он понял, что падает. Но это падение было странным. Он не летел вниз. Он расширялся. Его сознание, освобождённое от тисков логики и страха, начинало заполнять это безразмерное пространство. Он «видел» теперь не глазами. Он воспринимал саму ткань бездны. Она не была пустотой. Она была потенциалом. Бесформенной, первичной глиной реальности, ещё не оформленной в материю, энергию, время.
Бездна была не вне. Она была внутри. И всегда была. Эта чернота за закрытыми глазами. Эта тишина между мыслями. Этот ужас перед небытием, который всегда прятался в его сердцевине. Он не упал в шахту. Он провалился в самую глубь себя. И там не было дна. Там было… всё.
Он увидел свет. Не снаружи. Внутри себя. Крошечную, яркую точку — не воспоминание, а саму свою волю. Стремление быть. Осознание «Я ЕСТЬ» даже здесь, даже так. Этот свет был смешным, ничтожным перед лицом бесконечной бездны. И в то же время — бесконечно важным.
И бездна отреагировала. Она не поглотила свет. Она отразила его. Миллиардами искр, мерцающих в её глубине. Марк вдруг понял — он не один. Каждая искорка — это чьё-то «Я ЕСТЬ». Анны, которая стала частью тьмы. Дэна, чья форма изменилась. Лизы, напевавшей в темноте. Миллиарды других, упавших сюда за миллионы лет. Они не умерли. Они… преобразились. Стали частью хора, звучащего в тишине.
Его капсула тихо рассыпалась, как карточный домик. Сталь, титан, пластик — всё растворилось без следа. Его физическое тело последовало за ним. Оно было уже не нужно.
Что осталось? Сознание. Сияющая точка самоосознания, плывущая в океане потенциала. Он больше не падал. Он был. Он был частью бездны, а бездна была частью него. В этом не было ужаса. Был покой. Бесконечный, глубокий, безмолвный покой.
На поверхности, у входа в шахту «Зев», приборы зафиксировали последний всплеск энергии, а затем — полную тишину. Капсула «Ариадна» исчезла. Поисковые работы не нашли ничего. Через год шахту запечатали бетонной пробкой, поставили знак радиационной опасности и стёрли все данные.
Но по ночам дежурные слышали иногда из глубин земли не звук, а… тишину. Особую тишину, которая была гуще и глубже обычной. И если очень долго в неё вслушиваться, возникало чувство, что там, внизу, не пустота. А нечто невообразимо древнее и живое. И оно не спит. Оно наблюдает. И помнит каждого, кто решил, что хочет найти дно. И понял, что дна нет. Есть только бесконечное падение, которое рано или поздно перестаёт быть падением и становится просто… полётом в вечность.
Марк, или то, что когда-то было Марком, теперь знал тайну. Смерть — это не конец. Это изменение агрегатного состояния сознания. Падение в бездну — это не гибель. Это возвращение домой, в изначальный хаос, где все мы — однажды родившиеся искры — снова становятся частью великой, тёмной, созидающей материи. И в этом есть своя бесконечная, непостижимая красота.