Демоны внутри
Кирилл был идеальным архитектором кода. Его программы работали без сбоев, алгоритмы поражали элегантностью, а клиенты платили за его труд шестизначные суммы. Но у каждой совершенной системы есть своя цена. Его платой стала тишина.
Не внешняя — в его лофте всегда играл джаз или шумел вентилятор мощного компьютера. А внутренняя. Та самая, что наступает, когда перестаёшь слышать собственные мысли среди белого шума дедлайнов, уведомлений и бесконечного потока цифровой информации. Он стал гладким, отполированным камнем, через который всё просто стекало, не задерживаясь. До той ночи.
Он работал над новой системой машинного обучения для анализа человеческих эмоций в соцсетях. Алгоритм должен был выявлять глубинные страхи, желания, скрытые манипуляции. В три часа ночи, когда сознание уже плавало в полумраке усталости, а на экране мелькали строки кода, он допустил ошибку. Не синтаксическую. Логическую. Вместо того чтобы анализировать эмоциональные паттерны, он случайно создал рекурсивный контур, который начал их аккумулировать. И не где-то в облаке. В своём собственном, слишком уставшем, слишком пустом сознании.
Первым проявился Лихорадочный. Он появился не как видение, а как ощущение. Внезапная, острая потребность проверить почту в пятый раз за десять минут. Потом — обновить ленту новостей. Потом — зайти в профили бывших одноклассников и сравнить их успехи со своими. Кирилл чувствовал, как его пальцы сами тянутся к клавишам, а разум лихорадочно скачет с мысли на мысль, не в силах сосредоточиться. Это был не он. Это было что-то, питающееся его тревогой и раздувающее её до размеров паники. Демон цифровой неуверенности.
За ним пришёл Злопамятный. Он шептал. Тихим, сиплым голосом, похожим на скрип несмазанных шестерёнок, он напоминал Кириллу каждую обиду: как коллега присвоил его идею три года назад, как друг забыл про его день рождения, как отец сказал, что из него «вырастет бездельник». Старые, давно пережитые раны снова раскрывались и сочились ядом. Кирилл ловил себя на том, что строит в ухе планы мести людям, которых не видел годами. Демон застарелой боли, оживший от кода, предназначенного сканировать обиды в твитах.
Потом явилась Зависть. Она не шептала. Она жгла. Когда Кирилл видел фото успешного знакомого на новой яхте или читал о выходе на IPO стартапа его ровесника, в груди разгорался настоящий пожар. Это было физически — сжимало горло, холодели пальцы. Демон сравнивал и находил его lacking — недостаточным, ущербным. Всегда.
Их становилось больше. Ленивец, который нашептывал: «Завтра. Сделаешь завтра», обволакивая апатией. Перфекционист, который издевался над каждой мелкой опечаткой, доводя до паралича: «Если не можешь сделать идеально, не делай вообще». Паникёр, рисующий катастрофические сценарии провала проекта.
Кирилл понял, что это не галлюцинации. Это были эгрегоры — сущности, рождённые из миллионов одинаковых человеческих импульсов в сети, которые его ошибочный код материализовал и привязал к его собственной психике. Он стал живым сервером для демонов цифровой эпохи.
Он пытался бороться. Отключил интернет. Выбросил телефон. Заперся в квартире. Но демоны питались не трафиком. Они питались им. Его страхами, его памятью, его энергией. Без внешних стимулов они стали ещё изобретательнее. Лихорадочный заставлял его по сто раз перемывать одну тарелку. Зависть разжигала костер из воспоминаний о любой, даже мимолётной, детской удаче друга. Он был осаждённой крепостью, и враг был внутри стен.
Крайним стал Бледный Скептик. Демон экзистенциального тумана. «А зачем всё это? — монотонно бубнил он. — Ты умрёшь. Код твой устареет. Вселенная остынет. Ничто не имеет значения». Под его воздействием Кирилл мог часами лежать на полу, глядя в потолок, не в силах пошевелиться, потому что любое действие было лишено смысла.
И тогда, в самый тёмный час, когда казалось, что его сознание вот-вот рассыплется под натиском этого внутреннего шабаша, Кирилл сделал неожиданное. Он перестал сопротивляться.
Он сел посреди комнаты, окружённый тишиной лофта, и… начал слушать. Не как жертва, а как исследователь. Как архитектор.
—Хорошо, — тихо сказал он. — Вы здесь. Вы часть системы. Моей системы. Давайте познакомимся.
Он закрыл глаза и не пытался прогнать Лихорадочного. Он позволил тому метаться, но сам наблюдал за этой метанойой со стороны. «Ага, вот ты где сидишь. В зоне префронтальной коры, да? Ты питаешься дофаминовыми провалами».
Зависти он мысленно показал своё налоговое декларация.«Смотри, я тоже неплохо устроен. Ты хочешь яхту? Может, тебе просто нравится вода? Давай купим абонемент в бассейн».
Злопамятному он начал вслух рассказывать истории обид с точки зрения других участников.Демон заткнулся, запутавшись в многоголосии перспектив.
Он не уничтожал их. Он интегрировал. Перфекциониста он поставил проверять итоговый код, но запретил трогать черновики. Паникёра — составлять планы действий на случай реальных рисков. Даже Бледному Скептику он нашёл работу: «Ты прав, всё тленно. Значит, ценен каждый момент процесса. Наслаждайся кайфом от решения задачи, а не от гипотетического результата».
Это была самая сложная архитектура в его жизни. Перепрошивка собственной души. Он создал внутренний «интерфейс», где каждый демон имел свой «канал» и строго оговоренные «полномочия». Он научился распознавать их голоса не как команды, а как сигналы сбойных датчиков. Тревога? Это Лихорадочный кричит, что пора отдохнуть. Злость? Злопамятный нашел старую «занозу», её нужно аккуратно удалить.
Они не исчезли. Они стали… частью ландшафта. Неудобной, шумной, но управляемой. Как серверное оборудование, которое гудит, греется, но выполняет свою работу.
Через месяц Кирилл закончил проект. Но это была уже не система анализа. Это была система баланса. Программа, которая не выявляла демонов в других, а помогала пользователю распознать своих собственных и выстроить с ними диалог. Он назвал её «Внутренний Совет».
На презентации инвесторы были в восторге. Они видели революционный инструмент для ментального здоровья. Только Кирилл знал настоящую цену этого изобретения.
Вечером он сидел в том же лофте. Джаз тек плавно. В его голове был шумный, оживлённый зал заседаний. Лихорадочный что-то тараторил о новых идеях, Перфекционист ворчал на неточность в музыкальной гармонии, а Бледный Скептик философски отмечал красоту заката за окном, зная о его быстротечности.
Кирилл улыбнулся. Он больше не был гладким камнем. Он стал сложным, многоголосым, иногда противоречивым городом. И он правил этим городом не как тиран, а как мудрый, слегка уставший мэр, который знает всех своих самых странных и назойливых горожан по именам.
Демоны были внутри. Но это не значит, что они должны были править. Иногда самое сложное — не изгнать тьму, а научиться различать в ней отдельные, неповторимые тени и договориться с каждой из них о правилах совместного проживания. В конце концов, они были частью него. И без своих демонов, как выяснилось, он был бы просто пустым, бесшумным сервером, на котором не работало ни одного по-настоящему важного процесса.