В мире, где каждый из нас иногда чувствует себя цыпленком на гигантском, неостановимом конвейере, вопросы «Кто я?» и «Куда иду?» становятся навязчивыми. Искать на них ответы в философских трактатах — путь для избранных. А вот отправиться в театр, где под ногами у актеров буквально движется лента транспортера, а на сцене бродят два птенца в поисках истины, — куда как занятнее.
Именно такой маршрут предложил зрителям режиссер Кирилл Люкевич, представив 20 и 21 декабря на легендарной казанской площадке MOÑ спектакль «Затворник и Шестипалый» по первой повести Виктора Пелевина. Это не просто перенос текста на сцену. Это смелая попытка схватить за хвост самую суть пелевинской вселенной — ее абсурд, гротеск, притчевую глубину и ту самую «чувственную оптику», через которую мы вдруг узнаем самих себя.
Почему именно ранний Пелевин? Почему сейчас?
В 2025 году ставить Пелевина — жест почти что политический. Но Люкевич и драматург Настасья Федорова ушли от прямой публицистики, совершив более тонкий ход. Они вернулись к истокам, к тому моменту, когда будущий культовый автор был еще не мифом, а молодым писателем, выстраивающим свою уникальную вселенную из метафор советского и постсоветского бытия.
«Затворник и Шестипалый» (1990) — это чистый, концентрированный Пелевин. Здесь уже есть всё: тотальная система («мир Луначарского»), маленький человек-цыпленок, мятежный искатель, мифология подполья (крысы), трансцендентная цель (полет) и бесконечный, лишенный смысла конвейер жизни. История двух изгоев, которые отказываются принимать правила безумного мира и отправляются против потока в поисках свободы, оказалась поразительно созвучна нашему времени всеобщей неуверенности и поиска опор.
«Нам показалось, что мир, построенный Пелевиным, дает нам яркую чувственную оптику на наше собственное окружение», — говорят создатели. И они правы. Мы все в какой-то мере Шестипалые, чувствующие свою ущербность в навязанных системах координат. И мы мечтаем встретить своего Затворника — проводника, который научит видеть за фасадом.
От страницы к сцене: как оживить абсурд?
Инсценировать Пелевина — задача титаническая. Его сила в языковой игре и внутренних монологах. Команда спектакля блестяще справилась, найдя не буквальный, а тотальный художественный перевод.
Люба Полуновская (художник) и Тони Шанихин (медиа-художник и саунд-дизайнер) создали не декорации, а целую психоделическую экосистему. Бесконечный конвейер становится центральной метафорой и действующим лицом. Видеопроекции и звук погружают в сюрреалистичную, техногенную реальность «мира Луначарского», где страшно, странно, но есть место магии познания.
Важнейшее решение — доверить роли цыплят-философов актрисам Ай Ахметовой и Анастасии Радвогиной. Их игра — не про внешнее подражание, а про воплощение внутреннего состояния: растерянности, страха, озорства, озарения. Хореография Эдуарда Хабибуллина и свет Никиты Мингазова лепят из их тел то хрупкие, то отчаянно бунтующие скульптуры, стремящиеся к полету в прямом и переносном смысле.
MOÑ: правильная площадка для правильного эксперимента
Неслучайно премьера состоялась именно на MOÑ. Эта площадка — магнит для интеллектуального, ищущего, не боящегося сложного высказывания зрителя. Она сама по себе — пространство выхода за рамки, лаборатория нового театрального языка. И спектакль Люкевича идеально встраивается в эту философию: это не развлекательное шоу, а совместное с аудиторией исследование.
Здесь нет простых ответов, как и у Пелевина. Но есть мощный катализатор для мыслей и чувств. Спектакль задает неудобные вопросы, заставляет смеяться над абсурдом, сочувствовать птенцам и, в конечном счете, — узнавать в них себя.
Премьера состоялась. Что дальше?
Тот факт, что билеты на декабрьские показы были распроданы мгновенно, говорит об одном: голод на умный, многослойный, визуально изобретательный театр в Казани огромен. Зритель устал от простых решений и хочет вместе с художниками разгадывать сложные головоломки бытия.
Хорошая новость: билеты на январские показы еще доступны. Это шанс для тех, кто готов отправиться в необычное путешествие по пелевинской вселенной, где под маской цыплячьей фермы скрываются вечные вопросы о свободе, познании и цене полета.
«Затворник и Шестипалый» в MOÑ — это не спектакль-ответ. Это спектакль-вопрос. Вопрос, адресованный каждому из нас, бредущему по своему жизненному конвейеру: а чувствуешь ли ты в себе силы сделать шаг против потока? И есть ли у тебя крылья, чтобы взлететь?