Наше кино знало немало великих режиссёров, но не все эти гении могли спокойно делить пространство одной страны. История с Леонидом Гайдаем и Марком Захаровым как раз из таких.
Гайдай терпеть не мог Марка Захарова. Вот почему. Оба — мастера, оба — с ярким почерком и амбициями, но их взгляды на искусство не совпали категорически. Поводом стал роман Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев».
Гайдай снял свою версию в 1971 году и считал её лучшей экранизацией. Захаров — в 1976-м, и именно с этого момента между ними началось холодное противостояние.
Непонятый режиссёр
Леонид Иович Гайдай был человеком кадра, света, движения. Его комедии — это ритм, энергия, уличная жизнь. В своих «Двенадцати стульях» он лично выбирал локации: Рыбинск, Тутаев, Ессентуки, Москва — всё настоящее, живое, дышащее.
Он долго искал актёра на роль Остапа Бендера. Пробы проходили Басов, Высоцкий, Гафт, Миронов. В итоге Бендера сыграл Арчил Гомиашвили — харизматичный, но с акцентом, из-за которого его потом переозвучили.
Марк Захаров к тому моменту был признанным театральным режиссёром, руководил «Ленкомом» и только начинал путь в кино. Ему хотелось перенести театральный язык на экран — с аллегориями, метафорами и ироничной философией. Для Гайдая же такой подход был кощунством. Он говорил: «Он снимает всё в павильонах, потому что не умеет работать с натурой». И правда, версия Захарова почти полностью была снята в декорациях.
Для Гайдая, который считал, что «натура — это воздух», такое решение выглядело ужасно. К тому же, по советским меркам, новая экранизация одного и того же романа всего через четыре года воспринималась как укол. Гайдай считал, что руководство решило показать: его версия устарела.
Когда по телевизору впервые показали «Двенадцать стульев» Захарова, Гайдай, не скрывая раздражения, назвал это «уголовным преступлением».
Конфликт эстетик
По сути, их спор был не личным, а мировоззренческим. Гайдай верил в живую комедию, в игру на улице, в энергетику настоящих городов. Захаров — в интеллектуальный театр, символы и философию. Один считал, что смех рождается из жизни, другой — из мысли.
Гайдая раздражало всё. Он говорил, что «театр в кино убивает само кино». Захаров парировал, что гайдаевские комедии перегружены эксцентрикой. В итоге оба оказались правы — просто говорили на разных языках.
После «Двенадцати стульев» каждый пошёл своим путём. Захаров снял «Того самого Мюнхгаузена», «Обыкновенное чудо» и «Дом, который построил Свифт» — всё в тех же павильонах. Гайдай остался верен своему стилю и юмору, продолжая снимать кино, где герои бегают, падают, спорят и живут.
А какая версия вам нравится больше? Делитесь в комментариях!