До сих пор, когда слышу слово «перевал», по спине бегут мурашки. Не те приятные, от предвкушения приключения, а ледяные, сковывающие. И в памяти всплывает не альпийский серпантин с открытками, а глиняный ад под названием Кату-Ярык в Горном Алтае. И дождь. Бесконечный, пронизывающий дождь.
Мы с моим железным конём, выносливым эндуро, приехали сюда за легендой. В интернете пестрели фотографии: головокружительный спуск в долину реки Чулышман, виды, от которых захватывает дух. «Испытание для настоящих байкеров», — гласили отчеты. Я чувствовал себя готовым. Опыт был, техника — в порядке. Наивный.
День первый: Начало, где небо еще было.
Первые капли упали на забрало, когда мы уже стояли наверху, на краю обрыва. Вид и правда был эпическим: гигантская расщелина, как шрам на теле земли, а внизу — лента дороги, зигзагами вписанная в почти вертикальный склон. Это не дорога. Это тропа, вырубленная в глинистом сланце. Сухая — она уже вызов. Мокрая — становится другим существом. Живым и враждебным.
«Проскочим, пока не развезло», — бодро сказал я напарнику. Мы начали спуск. Первые повороты. Глина под колесами из серой стала темной, маслянистой. Появились первые лужи. А дождь усиливался, барабаня по пластику, превращая мир в мутное, серо-зеленое месиво.
Середина спуска: Диалог с глиной.
Заблаговременное торможение? Забудьте. Колодцы скользят, как по маслу. Плавный газ? Шина тут же срывается в пробуксовку, рисуя на склоне дугу паники. Управление мотоциклом перестало быть управлением. Это стал непрерывный, изматывающий диалог с хаосом.
Тело напряжено до боли. Каждый мускул в тонусе, руки сведены в локтях от постоянной борьбы с рулём, который вырывается, живет своей жизнью. Взгляд приклеен к пяти метрам перед колесом. Никаких красот. Только рыжая река, текущая по колее, камни, похожие на клыки, и вечная глина, липкая, как тесто, хватающая за колеса.
Момент истины. Точка невозврата.
Была одна развилка, где тропа расходилась. Левая — более наезженная, но с жутким креном к обрыву. Правая — завалена камнями. Инстинкт сказал: «Камни лучше, чем пустота». Я выбрал правую.
И вот он, момент. Переднее колесо уперлось в скользкий валун, заднее забуксовало. Мотоцикл, медленно, почти грациозно, начал заваливаться на склон. Время замедлилось. Я чувствовал, как нога соскальзывает с подножки, как капли дождя застывают на стекле, как сердце колотится в горле. Не страх упасть. Страх не удержать. Не справиться. Признать поражение перед этой горой.
С глухим чавком, мотоцикл лег на бок. Я успел отпрыгнуть. Стоял, прислонившись к мокрой глиняной стене, дыша как загнанный зверь. Дождь лил за шиворот. Руки тряслись не от холода. От беспомощности. Внизу, в тумане, еще километр такого ада. Назад — только вверх, по тому, что уже едва преодолел.
Финал спуска: Не победа, капитуляция.
Поднять мотоцикл в одиночку на таком склоне было немыслимо. Помог напарник, подъехавший следом. Мы не говорили. Только обменивались понимающими взглядами. Дальше мы ехали не как байкеры, а как саперы на минном поле. Метр за метром. Падение, подъем. Снова падение. Глина покрыла все: мотоцикл, экипировку, лица. Мы превратились в две глиняные статуи, медленно сползающие в преисподнюю.
Когда колеса наконец выкатились на относительно ровную площадку у реки, не было ни эйфории, ни облегчения. Была пустота и глубокая, костная усталость. Я заглушил мотор, снял шлем и просто сел на землю, не обращая внимания на лужи. Дождь продолжал идти. Я смотрел на свою дрожащую руку и понимал: я не покорил Кату-Ярык. Он позволил мне проехать. Сегодня.
Эпилог.
Теперь, глядя на фотографию того дня, где я стою рядом с грязным до неузнаваемости мотоциклом, я чувствую не гордость, а огромное уважение. К горам. К стихии. К тем границам, что есть внутри меня.
Кату-Ярык в дождь — это не про красоту мототуризма. Это про его абсолютную, сырую, неприкрытую правду. Про то, что свобода порой граничит с выживанием, а преодоление — с капитуляцией духа, который всё же, скрипя всеми винтиками, ползёт вперёд.
Я проехал его. Но часть меня навсегда осталась там, на той мокрой глиняной тропе, слушая, как дождь барабанит по шлему, превращая мир в один сплошной, жуткий и бесконечно реальный перевал.