Антикварные лавки в Англии — это не просто магазины. Это порталы в прошлое, терапевтические кабинеты для ностальгирующих душ и национальный спорт под названием «Охота на Сокровище». Их популярность у англичан коренится глубоко: это и уважение к истории, и тоскливая любовь к «старому доброму времени», и практичный снобизм — владеть вещью с историей куда престижнее, чем сияющим новоделом.
Что там только не продаётся! Это вам не музей с табличками «руками не трогать». Здесь можно:
· Склониться над витриной с викторианским фарфором и серебряными ложками для спаржи.
· Наткнуться на груду старых кирпичей с клеймом фабрики (очень ценится садоводами для «патины»).
· Обойти стороной немного жутковатое чучело фазана в треуголке.
· Полистать потрёпанные дневники какой-нибудь Элси, которая в 1897 году писала о погоде и скучном визите тётушки.
· Увидеть горы медных каминных инструментов, ящики с ключами от неизвестных дверей и стопки чёрно-белых фотографий незнакомых людей.
Англичане чаще всего покупают вещи, которые создают уютную историю. Фарфоровые чашки для чая, старые деревянные комоды, картины с видами моря, серебряные портсигары (даже если не курят), книги в кожаных переплётах. Это покупка не предмета, а атмосферы. Купил такую вещь — и вот ты уже не мистер Джонс с офиса, а потомственный джентльмен, попивающий чай у камина из чашки с гербом какого-нибудь графства.
А теперь к истории, которая здесь считается классической. Жил-был в Бристоле некий учитель музыки по имени Генри. Он обожал рыться в лавках в поисках старых нот. В одной, на самой дальней полке, за пыльной вазой, он нашёл потрёпанную папку. В ней были эскизы к костюмам для какого-то театрального представления — яркие, диковинные, подписанные неразборчивыми инициалами. Лавочник, видя интерес, с ходу заявил: «Редкость! Эскизы бродячей театральной труппы XIX века!» и запросил сумму, за которую Генри пришлось отложить покупку нового рояля.
Генри купил. Друзья крутили у виска: «Ты отдал сколько за эти каракули?!» Но он был счастлив. Развешивал эскизы в кабинете, любовался, чувствовал себя причастным к миру богемы.
Прошло лет пять. В город приехала выставка, посвящённая раннему творчеству Обри Бердслея — гения модерна и короля эпатажных иллюстраций. Куратор, друг друга Генри, зашёл к нему на чай. Увидел эскизы. Замер. Побледнел. Провёл экспертизу.
Оказалось, это были подлинные, считавшиеся утерянными, ранние наброски Бердслея к его первому, неудавшемуся спектаклю в провинции. Та самая «бродячая труппа». Инициалы совпали.
Лавку, где Генри сделал покупку, с тех пор обходят стороной все местные антиквары — хозяин, узнав историю, на три дня закрыл заведение от нервного срыва. Теперь он каждому новому клиенту говорит, понизив голос: «У меня тут однажды учитель нашёл Бердслея… А что, может, и вам повезёт?» И показывает на коробку с ржавыми гвоздями. Ведь главное сокровище в антикварной лавке — даже не предмет, а надежда. Надежда на то, что под слоем пыли скрывается твоя личная, чудесная и очень дорогая история. Или хотя бы интересная беседа с чудаковатым хозяином за чашкой чая.