Часовой Мы заняли пустой блиндаж, и боши Устроили нам ад, снаряды в ряд Ложились, но не пробивали бреши. Дождь, водопадом сточным бурно пенясь, Развел по пояс топь, и скоро грязь Покрыла скользкой глиной скат ступенек. Остаток воздуха был затхл, дымясь От взрывов, и в нем прели испаренья Тех, кто здесь жил, оставив испражненья, А может, и тела... Мы скрылись там От взрывов, но один ворвался к нам, Глаза и свечи погрузив в потемки. И хлоп! бац! хлоп! Вдруг по ступенькам рухнул В топь тухлую, в густой водоворот Наш часовой; за ним ружье, осколки Гранат германских, брызги нечистот. Ожив, он плакал, как ребенок, слаб: "О сэр, глаза! Я слеп! Ослеп! Ослеп!" И я поднес свечу к глазам незрячим, Сказав, что если брезжит свет пятном, То он не слеп, и всё пройдет потом. "Не вижу",— он рыдал и взглядом рачьим Таращился. Его оставив там, Другого я послал ему на смену, Велел найти носилки непременно, А сам пошел с обходом по постам. Другие в рвоте кровью истекали, Один же утонул в грязи и кале. Вс