Первый раз я услышала плач в половине третьего ночи. Проснулась от того, что кто-то словно толкнул меня в плечо, хотя в комнате никого не было. Тишина стояла такая, что слышно было, как холодильник на кухне гудит. А потом до меня донеслось — тихое, жалобное всхлипывание. Ребёнок плакал где-то совсем рядом.
Я приподнялась на локте, прислушалась. Плач шёл из-за стены, со стороны квартиры триста восьмой. Там жила раньше Вера Петровна с внучкой Машенькой, но старушка умерла прошлой зимой, а девочку забрали родители. Квартира пустовала уже больше года. Наследников у Веры Петровны не объявилось, и жильё так и стояло заколоченное.
Плач становился всё громче. Я встала, накинула халат и вышла в коридор. Дверь квартиры триста восьмой была заперта, как всегда. Я приложила ухо к двери — звук определённо доносился оттуда. Ребёнок плакал настоящими слезами, с всхлипываниями и перерывами на вдох.
«Может, кто-то проник в квартиру?» — подумала я и постучала в дверь.
Плач мгновенно оборвался. Я постояла ещё минуту, но больше ничего не услышала. Вернулась к себе, но заснуть так и не смогла до самого утра.
«Там же никого нет…»
На следующий день я встретила в подъезде Зинаиду Ильиничну из триста двенадцатой квартиры. Она жила на нашей площадке много лет и знала про всех и про всё.
«Зиночка, вы случайно не слышали ночью странных звуков?» — спросила я.
Она посмотрела на меня через очки с толстыми линзами.
«Каких звуков, Оленька?»
«Ну, как будто ребёнок плачет. Из триста восьмой квартиры».
Зинаида Ильинична нахмурилась.
«Из Верочкиной квартиры? Быть такого не может. Там же никого нет».
«Я сама слышала. Ночью, часа в три».
Соседка покачала головой.
«Может, тебе показалось? Или это трубы шумят. У нас старый дом, всякое бывает».
Я хотела возразить, но Зинаида Ильинична уже спешила по своим делам. Я осталась стоять одна, чувствуя себя немного глупо.
Вторая ночь: плач ближе и громче
Той ночью плач повторился. Я уже не спала, сидела на кухне с книгой и чаем. Часы показывали без пятнадцати три, когда я снова услышала знакомое всхлипывание. На этот раз оно было громче, отчётливее. Ребёнок плакал безутешно, словно его никто не мог успокоить.
Я взяла фонарик и вышла на лестничную площадку. Приложила ухо к двери триста восьмой квартиры. Плач доносился явно оттуда, но казалось, что он исходит откуда-то из глубины, из дальней комнаты.
«Эй! — позвала я. — Там кто-нибудь есть?»
Плач продолжался. Я постучала сильнее.
«Откройте! Я вызову полицию!»
Тишина. Ребёнок замолчал так же внезапно, как и вчера.
Участковый: «Без оснований дверь не вскрыть»
Я достала телефон и позвонила участковому. Тот приехал через сорок минут, сонный и недовольный.
«Что случилось?» — буркнул он, поднимаясь по лестнице.
Я объяснила ситуацию. Участковый скептически посмотрел на дверь квартиры триста восемь.
«Вы уверены, что не ослышались?»
«Абсолютно. Я слышала плач два раза».
Он постучал в дверь, подождал, потом попробовал ручку. Заперто.
«Без санкции я не могу взломать дверь. Нужны основания».
«Но там может быть ребёнок!»
«Вы его видели?»
«Нет, но я слышала…»
Участковый вздохнул.
«Слушайте, я занесу это в протокол. Если услышите ещё раз — звоните сразу. Тогда будут основания для вскрытия».
Он ушёл, оставив меня одну на тёмной лестничной площадке.
Управляющая компания: «Подавайте заявление»
Утром я пошла в управляющую компанию. Там меня встретила девушка лет двадцати пяти с безразличным выражением лица.
«Мне нужна информация о квартире номер триста восемь», — сказала я.
«По какому вопросу?»
«Оттуда доносятся странные звуки. Детский плач. Я боюсь, что там кто-то может находиться».
Девушка пощёлкала мышкой, глядя в экран компьютера.
«Квартира пустует. Собственница умерла, наследники не объявились. Опечатана».
«А никто не мог туда проникнуть?»
«Откуда? Дверь опечатана, мы проверяли месяц назад. Всё в порядке».
«Может, проверите ещё раз?»
«Для этого нужно заявление участкового. Подавайте документы, рассмотрим».
Я вышла из управляющей компании ни с чем.
Третья ночь: я ставлю диктофон
Третью ночь я легла спать, но поставила будильник на два часа сорок пять минут. Хотела быть начеку, записать плач на телефон. Когда будильник зазвонил, я встала и села на кухне, положив телефон на стол рядом с включённой диктофонной записью.
Время тянулось медленно. Два пятьдесят. Два пятьдесят пять. Три часа.
Тишина.
Я сидела до половины четвёртого, но ничего не услышала. Разочарованная, легла спать.
«Спроси старожилов»
На следующий вечер у меня в гостях была подруга Марина. Мы пили чай на кухне, когда я рассказала ей про странный плач.
«Да ты что! — Марина широко раскрыла глаза. — Жуть какая!»
«Я не знаю, что и думать. Может, правда показалось?»
«А ты спроси у кого-нибудь из старожилов. Может, там что-то было раньше».
История квартиры 308
Марина ушла поздно вечером, и я отправилась к Евгению Михайловичу, дедушке из триста пятой квартиры. Он жил в этом доме чуть ли не с момента постройки.
Я рассказала про плач. Дедушка слушал внимательно, не перебивая.
«Из триста восьмой, говорите?» — переспросил он, когда я закончила.
«Да. Вы не знаете, может, там что-то было?»
Евгений Михайлович долго молчал, разглядывая свою чашку.
«Было… Давно это было. Лет тридцать пять назад, может, больше.
В той квартире жила семья. Муж, жена и маленький мальчик. Года три ему было, не больше. Дмитрием звали. Однажды зимой мать вышла в магазин, оставила ребёнка одного… Он проснулся, стал искать маму… забрался на подоконник… окно было плохо закрыто…»
Я похолодела.
«Он выпал?»
Евгений Михайлович кивнул.
«С пятого этажа. Погиб на месте…»
Плач превращается в крик
Часы показывали без десяти три, когда я снова услышала плач. Но на этот раз он был другим. Не просто всхлипывание, а настоящий испуганный крик. Ребёнок звал маму.
«Мама! Мама!» — доносилось из-за стены.
Я не выдержала. Схватила телефон, позвонила в полицию.
«Там ребёнок кричит! Немедленно приезжайте!»
Наряд приехал быстро. Двое молодых полицейских поднялись со мной на площадку. Плач всё ещё доносился из квартиры.
«Слышите?» — спросила я.
Один из полицейских приложил ухо к двери, нахмурился.
«Действительно похоже на детский крик. Вскрываем».
Дверь открыли. Внутри — пусто
Дверь поддалась не сразу. Когда её наконец открыли, плач оборвался.
Мы вошли внутрь. Я включила свет — электричество, как ни странно, работало. Квартира была пустой. Пыль лежала толстым слоем на всех поверхностях. Мебель стояла, накрытая простынями. Пахло затхлостью и сыростью.
Мы прошли по всем комнатам. Пусто. Никаких следов присутствия человека.
«Может, звук откуда-то ещё доносился? Акустика в старых домах странная», — предположил второй полицейский.
Я стояла посреди детской комнаты. Здесь стояла маленькая кровать, накрытая простынёй. На стене висели пожелтевшие обои с рисунком из мишек. У окна стоял старый деревянный стул.
Полицейские составили протокол и уехали. Дверь опечатали заново. Я вернулась к себе, чувствуя себя полной дурой.
И всё равно — плач был
Но той же ночью, когда я уже лежала в постели, до меня донеслось тихое, совсем тихое всхлипывание. Как будто ребёнок плакал, уткнувшись во что-то, пытаясь заглушить звук.
Я больше не вставала. Лежала и слушала. Плач продолжался минут десять, потом стих.
«Неупокоенные души…»
Утром я снова пошла к Евгению Михайловичу, уточнила про окно и место под ним, а затем решилась — нашла контакты храма недалеко от дома.
Священник, отец Николай, выслушал меня спокойно.
«Бывает такое. Неупокоенные души, особенно детские, иногда дают о себе знать. Нужно отслужить панихиду, помолиться за упокой».
«Но я даже не знаю его фамилию…»
«Бог знает. Этого достаточно».
Через несколько дней отец Николай пришёл к нам в дом. Со мной была Зинаида Ильинична и Евгений Михайлович. Священник читал молитвы у двери квартиры триста восемь, окропил дверь святой водой и произнёс:
«Пусть душа младенца упокоится с миром».
Во дворе он помолился там, где когда-то упал мальчик. Небо было серым, моросил мелкий дождь.
После этого стало тихо
Той ночью я не услышала плача. И следующей тоже. Прошла неделя, потом две — тишина.
Через месяц в квартиру триста восемь въехали новые жильцы. Молодая пара с грудным ребёнком.
«Как вам квартира?» — спросила я осторожно.
«Замечательная. Просторная, светлая. И спим хорошо, хотя я боялась, что малыш будет капризничать на новом месте», — улыбнулась молодая женщина.
Иногда по ночам я просыпаюсь в половине третьего. По привычке прислушиваюсь. Но слышу только тишину, да гудение холодильника на кухне, да тихое дыхание ветра за окном. Больше ничего.