16
Ко всему привыкаешь быстро, а в армии еще быстрее. Через пару дней казарма не казалась мне столь огромной как показалась в начале. Да и как может казаться огромным помещение если внутри находится около двух сотен солдат и с десяток офицеров. Кроме ночи, здесь невозможно было поймать хотя бы одну секунду тишину. Подобно улью, в воздухе стояло гудение голосов, даже когда все расходились на работу в казарме находилось десятка два человек. Дневальные, отдыхающая часть караула и просто те, кому не «положняк» работать. Хотя нет, иногда все на несколько секунд замирало и в казарме наступала тишина. Я говорю о моментах когда кто-то из офицеров входил в расположение дневальному полагалось отдавать команду «Смирно!» пока офицер не соизволит отдать «вольно». Вот тогда наступала тишина. Короче говоря, тут было как на кмб. Вся разница была в том, что тут были не одни духи и сержанты гавкавшие на нас. Тут были слоны, черпаки, старые и конечно же духи. Звания значения практически не имели важен был только срок службы.
И если к требованиям дедов, шуму и командам дневального я быстро привык, а вот к отсутствию друзей привыкнуть было сложнее. Рома с которым мы сдружились на кмб на глаза мне как-то не попадался, я даже не знал в какое подразделение он попал. Но ведь был и Димон Костин которого я тоже неплохо, как мне казалось, знал. В начале я был рад и считал это стечение обстоятельств абсолютной моей удачей, в смысле попал служить в одно подразделение с парнем которого уже знал по кмб. Но спустя уже несколько дней, разглядев Димона повнимательнее я понял, что отнюдь это не было удачей, скорее наоборот. Димон Костин оказался типичным офицерским прилипалой. На утренних разводах он обычно не появлялся, т.к всегда был занят «работой» в штабе все с тем же Сержантом Сизовым. Кстати я угадал, именно Сизову Димон Костин аккуратно подписывал сигареты на стодневку. Вот это и выбесило меня в Димоне. Никто не вел здесь счет, никто никому не подписывал сигареты, всем было по фигу до этой «традиции», а этот урод сделал из дедовщины игру. И я, помня как в госпитале над нами буквально издевались с этой «традицией» просто потерял всякое уважение к этой амебе готовой лизать жопу даже такому у*бану как Сизый. Ведь его резон был виден невооруженным глазом, Димон рассчитывал занять тепленькое сержантское место Сизого в штабе когда тот дембельнется.
Особенное счастье было попасть с Димоном в наряд. Я не помню был ли это второй или третий мой наряд дневальным по роте. Помню только что была середина февраля и еще как у меня бомбануло из-за того, что опять я попал в дневальные во второй раз на неделе. Ну да и хрен с ним, тогда подумалось. Работа-то то ведь не хитрая.. два раза за сутки намыть туалет, да стоять на тумбочке сменами по два часа и орать смирно при входе любого офицера.
И начинался наряд как обычно вечером без всяких косяков. В смену попал я, Леха из Вологды и Димон, дежурным над нами был сержант Скворцов. В шесть мы сходили на плац, на развод нарядов. Там был командир части - полковник Ивлев, перед строем он обратился к психологу с просьбой к более тщательному контролю за психическим состоянием бойцов караула.
- Обстановка сейчас, неспокойная…. Очень неспокойная, - поправил себя он, - так что капитан Клюева прошу вас.
Все знали, что имел ввиду полковник. Несколько дней назад в одной из частей округа, боец караула пустил себе пулю в лоб. Одни говорили из-за бабы, другие, я был на их стороне, что парень узнал о скорой командировке на Кавказ.
Да, Кавказ… эта тема так и витала в воздухе, но никто толком ничего не знал о ходе войны. Говорили о взрывах в домах, о том, что штурм Грозного был кровавым и неудачным или о том как в горах в плен сдались наши спецназовцы. Говорили и о нашей скорой отправке туда. Где там была правда, где сплетни никто не знал и офицеры молчали.
После развода Скворец принял наряд мы, дневальные, получили штык-ножи и тут началось. Не успели мы с Лехой ртов раскрыть как Димон завизжал:
- Я мою взлетку, взлетка моя.
Никто спорить не стал мне достался туалет 2-ой и 3-й батарей, Леха соответственно достался наш туалет.
Спят дневальные как и стоят по сменам — по очереди. В ту ночь первым спал Леха, потом я, затем была очередь Костина. Перед самым подъемом он должен был встать и вымыть взлетку.
В два часа ночи меня разбудил Димон - на смену. Я пошел заступать, он лег спать. И тут я обнаружил в моем туалете намертво забитое очко. Картина была блевотная, запах еще хуже. Еще чуть-чуть и говно с мочой полились бы из кабинки на пол туалета. Часа два я мучился пробивая эту сраную дыру, а потом отмывая полы и вот когда я почти закончил в туалет зашли Леха и Скворец.
- Костин не встает, - сказал Леха, - что делать?
Настроение у меня было препоганое, ну сами подумайте про*баться почти два часа с забитым говном очком.
- Так дежурный, то ты Сань — сказал я Скворцу.
- Я уже, - ответил Скворец, - только он и меня послал, говорит он в штабе до двух часов ночи ишачил и Сизый подтвердить может.
- Чего-чего?
- Что чего? - психанул Скворец, - Сизый стуканет Шишкову, а Шишков мне потом по голове настучит. Короче пацаны, - продолжал он, - надо взлетку к подъему намыть, а то вилы…
Что было делать? Домыв свой сортир, я пошел помогать Лехе мыть взлетку.
Вы думаете Димон извинился? Нет! Более того, он стал предъявлять сержанту, за то что его пытались поднять на работу, нас с Лехой он словно не замечал.
Все это быстро забылось тем более что Димон встал на тумбочку и дисциплинировано отстоял свою смену с шести до восьми. Все это настраивало, на легкий наряд в смысле все, никаких больших эксцессов в течении нашего дежурства по роте не случится.
С восьми до десяти на тумбочке стоял Леха, потом его сменил я. Где-то в половину одиннадцатого позвонили из штаба. Суровый голос попросил спуститься дневального в дежурку.
- Форма одежды номер пять, - добавил голос.
Как и положено по уставу я заорал: «Дневальный свободной смены на выход». Ответом была тишина. Я проорал еще раз с тем же успехом. Пришел Скворец я спросил его где Леха, он ответил, что его забрал с собой майор Бульин (наш зам потех). Я объяснил сержанту про звонок с дежурки.
- Костин в штабе, - продолжал объяснять я, - позвать его надо.
- Я не пойду, - отрезал Скворец, его тоже уже достал Димон - иди сам.
Я резонно ответил, что тумбочка пустая будет.
- Да уж постою, - психанул Скворец, - иди уже.
В штабе были только Димон и Сизый. Димон дрочил какую-то дощечку наждачкой… сперва показалось, что не дощечку…
- Ты что глухой? - спросил я у Димона, - не слышишь? Меня в дежурку вызывают, встань на тумбочку иди.
У Димона аж глаза округлились от возмущения.
- Ты что не видишь я занят? Кто будет это за меня делать?
Тут Сизый впрягся за Костина.
- Кругом дух, он занят.
«Ну и с*ки же вы», - чуть не сказал я, но просто закрыл дверь.
- Он занят, - только и сказал я Скворцу.
- Короче иди в дежурку, - сказал он, - я Щербакова поставлю на тумбочку когда он вернется.
В дежурке я застал нашего взводного — капитана Гараничева и дневального с третьего дивизиона.
- Ну вот все и в сборе, - сказал капитан, - штык-ножи снимаем и за мной.
И опять этот бесконечный кусающийся мороз. Капитан повел нас за пределы части — в городок. Здесь я уже бывал, на кмб когда мы ходили на почту отправлять телеграммы. Но капитан Гараничев повел нас не на почту, а в местный магазин где вкусно пахло выпечкой. Там были поддоны с выпечкой, часть предназначалась для нашего чипока.
- Так бойцы берем по одному и вперед, - скомандовал капитан.
Мы с дневальным 3-го взяли по поддону и двинулись за капитаном. Мне достались булки с маком, парень впереди нес беляши. На улице, как обычно, из-за блестящего снега ничего не было видно, но этого и не надо было. Наверное с самого дома я не ел ничего по настоящему вкусного. Господи, как же вкусно пахли те булки. Сладкий запах сдобы и шоколада смешивался с маслянисто-мясным запахом беляшей и буквально сводил с ума. Хотелось просто, подчинившись животному чувству, бросить все и со страстью съесть все без остатка.
Конечно и крошки я не съел. Во-первых даже украсть было не удобно, так-как поддон был широкий и чтобы взять булку надо было поставить этот хренов поддон на что-нибудь. Во-вторых меня грела мысль, о том что нам, за работу дадут по булке. Ведь в школе, когда мы с пацанами помогали таким же образом нам всегда перепадало. В этот раз не перепало… Мы просто пришли в чипок и поставили поддоны туда, куда показала продавец. Дневальный из 3-го правда не растерялся. Он сунул один беляш себе в карман, я видел это, но ничего не сказал. Зачем?
А вот мне прилетело. Не знаю за что, но прилетело. Вернувшись в расположение я достоял на тумбочке свою смену и даже часть смены Костина, потом Скворец отправил меня на обед. Двое дневальных едят до основного состава подразделения, и дежурный с третьим дневальным ест уже после всех, когда уже пообедавшая смена дневальных вернулась в расположение. В этот раз Скворец отправил нас с Лехой есть первыми. Суп, болты и тертая свекла почему-то называемая свекольный салатом… Я даже не вспомнил о вкусных булках с маком и беляшах.
Когда в холле мы одевались в столовую зашел наш взвод. Квадрат по имени Мешков поманил меня пальцем. Я подошел.
- Ты че старым уже стал душара?
Не успел я и моргнуть как он дважды дал мне в поддых, третий удар был коленом в лоб когда я согнулся.
- Будешь своих напрягать еще получишь су*енок, - сказал он и ушел.
Дышать мне было нечем, голова кружилась. Я даже не понимал за что я получил? Неужели из-за того что Скворец стоял на тумбочке за меня? Нет, он бы не стал, на край сам бы мне врезал...
Леха подал мне руку и помог встать.
- На держи, - он поднял и отряхнул мою шапку, - это Костин все. Когда ты ушел, он все барагозил, о том как ты его напряг, а сам типа ты с*ебал в пр*еб.
- Ну и с*ка он после этого, - только и сказал я надевая шапку.
- Только узнал? - удивился Леха, - он же крыс штабной. На покури.
Я взял и затянулся. Терпкий дым маршанки как-то сразу прочистил голову, все перестало кружится.
- Ты где маршанку взял? - спросил я Леху.
- Места знать надо, - засмеялся Леха в ответ.
- Покажешь?
- Своим покажу, - продолжал шутить Леха.
А с Димоном Костиным я перестал разговаривать от слова совсем. Да и хрен с ним с этим Костиным, ведь было полно нормальных ребят. Даже с Бочаровым мы как-то нашли общий язык.
Нормальными были и остальные парни, и Гацько, и Радио, и старшина, да все в моем взводе, кроме единиц, были нормальные. К единицам этим относился кончено же Мешков.
С того момента как я получил от него в столовой, каждый раз когда я попадался этому мерзавцу на глаза он смотрел на меня с превосходством словно спрашивая «хочешь еще раз? Могу устроить».
Нет, это не была дедовщина. В нашем крыле, то есть в расположении вуда и третьей батареи вообще ничем таким и не пахло. Да и других подразделениях это почти не встречалось… почти.
Как-то ночью я проснулся от топота и не мог понять что это. Из соседнего крыла шел этот звук. Утром когда мы курили перед зарядкой в туалете, узналось, деды 1-ой и 2-ой батарей устроили духам прокачку.
- Там дневальный по ошибке Тугуза в наряд разбудил, - вещал всезнающий Костин, - вот старые и поднялись.
Я не поверил Димону. Тугуза я знал, он был старшиной второй батареи и вполне себе адекватным человеком наподобие нашего Жени.
- Да не, - вставился Михась из третьей батареи, - там чушкан Алиев бушлат про*бал. Вот поэтому и прокачали всех.
А какая разница в причем была причина в конце концов? Никто из офицеров не обратил на это внимания, да и как докажешь что это была дедовщина? Я вспомнил духа Гену из госпиталя и как его допрашивал дознаватель из его части.
Зато всем был известен результат. Дух Гурьянов из второй батареи потерял сознание прямо на плацу во время утренней зарядки. Двое пацанов утащили его прямо в санчасть, а оттуда его увезли сразу в госпиталь. Говорили у него было выбито два передних зуба и сломан палец на руке…
Были и другие «проявления». Хорошо знакомый мне по госпиталю Виталя, мы его еще «директором» звали. Он служил в третьем дивизионе, однажды я встретил его перед обедом. Он искал сигареты. Под каждым глазом на лице его красовались два здоровенных фингала. Мы ничего не спрашивали, а он ничего бы и не ответил, все и так было ясно. Тогда помню черпак Радио сказал мне:
- Вот, а вы еще ноете. Радуйтесь что в самое лучшее подразделение части попали.
И служба в самом лучшем подразделении части шла своим чередом.
Как-то вечером ко мне подошел Бочаров и протянул мне фото.
- Вот смотри, прислала мне фотку жена, - с гордостью протянул он мне фото,
Меня буквально заела зависть тогда. Каждый раз когда приносили почту, я чуть не бегом бежал к штабу дизеля где выдавали письма. Мне писем не приходило. Я даже начал волноваться уж не заболела ли мама или бабушка. Правда утешался тем фактом, что если бы мама заболела брат бы по-любому дал бы мне знать. Вот и тогда письмо пацану с моего призыва вызвало зависть.
- Это мы с братом, - сказал Бочаров когда я взял фото.
На фотографии были два молодых парня с девушкой. Одним из парней был Коля Бочаров, второй был постарше, видимо его брат. Между братьями стояла красивая брюнетка. Не знаю чем было вызвано мое подозрение, но… влюбленные так не фотографируются. Коля никак не был похож на мужа этой девушки. Все трое стояли на почтительном расстоянии друг от друга, на фото. Да и по возрасту она скорее подходила как раз брату Коли и, вероятнее всего, была женой или девушкой его брата, а может быть даже старшей сестрой братьев.
- Переверни, - иронично, даже с каким-то превосходством, сказал Коля.
Я перевернул фото. На обороте размашистым почерком было написано «На память дорогому мужу Коле». Это, типа, служило доказательством правоты Бочарова, того что на снимке была его жена с братом. Я промолчал.
- Круто, - только и смог я выдавить из себя.
- Ждет меня, - опять с гордостью сказал тогда Коля.
Не стал я говорить, что узнал почерк Коли хоть и замаскированный, узнал и почерк ручки Коли Бочарова, ведь подписана фотография была той же самой ручкой, что Коля мне давал некоторое время назад. Не стал я ничего говорить по этому поводу. В конце концов, может быть, Коля и говорил правду, может быть на фотографии и в самом деле была его жена.
На следующий день, в субботу, сразу после бани, нам со слоном Гацько выпало делать пхд. ПХД — парко-хозяйственный день, простым языком - мытье полов с мылом в расположении. Когда все ушли на развод, мы подвинули все кровати в проход. На голый пол Стас ножом стругал куски мыла, моей задачей было растирать это мыло машкой (так в части звалась щетка для мытья полов) до появления пены. А затем просто, как обычно, намыть этот пол. Нетрудная работа, но очень трудоемкая поэтому и зовется пхд — просто х*евый день. Спустя где-то час работы из коридора я услышал.
- Фролов!!!
Откуда-то из коридора заорал старшина.
- Сюда иди!
Я почему-то подумал что мне письмо, ведь именно в это время приносили почту. Но получилось даже лучше. У тумбочки дневального стоял Женя со старшиной второй батареи Тугузом.
- Короче, - сказал Женя когда я подошел, - бушлат в зубы и дуй на кпп. К тебе мать приехала.
От нахлынувших чувств я даже сначала потерялся и только уже отойдя шагом на семь сказал старшине:
- У меня же пхд, там.
- Иди уже боец, - ответил за Женю Тугуз.
Сколько не описывай визиты мамы всегда все будет одинаково. Сначала не можешь ничего сказать от нахлынувших чувств и стараешься подавить предательски текущие слезы. Потом как-то берешь в себя руки и находишь общие темы для разговоров.
Мама ждала меня на кпп. Дежурный отвел ее в комнату для свиданий. В комнате было четыре стола со стульями по обеим сторонам. Окромя нас с мамой в этой комнате за соседним столом сидел еще один боец с матерью. Его я не знал и не мог знать, этот был из старых.
Мама сразу спросила меня о моем здоровье. А я, наконец, проглотив комок в горле ответил что все нормально. Конечно при старом я старался держаться солидно, но когда мама открыла сумку я не удержался и стал есть прямо там. Я спросил почему она мне не писала, мама ответила, что писала мне в госпиталь, видно письмо дошло тогда когда меня уже там не было.
- На новый год было холодно, - рассказывала мама, - мы даже стол поставили в другой комнате, от балкона очень дуло.
Всего-го полтора месяца прошло с того момента как мы с ней виделись, а мне казалось, что прошел уже год. Мама все рассказывала о доме, а я жевал и слушал. Эти маленькие истории как-будто, на какие-то секунды, возвращали меня домой. Бабушке тут плохо стало, ей скорую вызывали. Кот брату проходу не дает все на ноги его охотится.
Привезла мама и журналы, но, помня о том что случилось в прошлый раз, я сразу сказал увезти их обратно.
- Дома почитаю, - сказал я.
- Про Чечню ничего не говорят? Не отправят вас туда? — спросила мама и это самым главным для нее.
Что мне было ответить если и сам не знал ответа на этот вопрос?
- Не мам, - соврал я, - туда только вв и десант отправляют.
- Ты если что, сразу мне звони или телеграмму пришли, - сказала мама, - денег тебе сколько оставить?
- Ничего не надо мам, - ответил я, - все равно и это не надо было везти.
Показал я на сумку, - Мне все равно хранить это все негде.
- Фролов?
В дверях показалась голова дневального.
- Тебя к командиру, - сказал он коротко.
Я вышел из комнаты, испугавшись что свидание с мамой закончилось…
Однако далеко от кпп я не ушел, вернее я даже не вышел с кпп. Сразу за дверью меня встретили два дага. Один из дагов был тот кому я заправлял кровать, кажется Омаром его звали, второго я не знал.
- Пойдем, - сказал один.
Мы прошли в комнату дежурного по кпп.
Незнакомый мне даг сел на стол дежурного и спросил:
- Ты месный? - спросил даг.
Я не успел ответить, Омар сказал что-то на своем дагестанском своему напарнику.
- Домой хочещ?
- Конечно, - ответил я.
- На выходные, до понедельника.
В знак понимания я кивнул. Все было понятно. Даги предлагали мне самоход, также как Костин домой ездил. У меня бомбило от радости, неужели сейчас я поеду домой? Неужели все так легко? Не надо ни каких увольнительных и бумаг.
- Деньги есть? - спросил дагестанец.
- Есть, - ответил я. Я был уверен что хоть сколько-нибудь да есть у мамы.
Даги переглянулись. Омар опять кивнул напарнику.
- Ладно, щди, - сказал он, - сейчас придем.
Вернувшись в помещение к маме я не стал ничего ей говорить, все опасался, что все сорвется.
На обед я не пошел, это позволялось, и все говорил и говорил с мамой. Она боялась что я спрошу про Иру, а я при любом на нее намеке менял тему. Но все же мыслями я был уже в увольнении. Я все думал, как приеду домой в форме и срожу ее своим нарядом наповал.
Даги вернулись после обеда и…. все сорвалось. Омар даже как-то оправдывался говорил что сейчас палевно, что дежурный по части сегодня Иванец. В общем хрен мне, а не увольнение.
А потом стало смеркаться, родители что приезжали к старому стали собираться на вокзал, пора было и моей маме. Я так и не сказал ей про потенциальное увольнение… Мама оставляла сумку с продуктами мне, я отказывался. Забрал только сигареты и банку варенья.
Проводить маму не дали, довел я ее только до вертушки на кпп. Мне было грустно. Терпеть не могу это чувство, но куда уж было деваться. В казарму идти жуть как не хотелось. Выйдя с кпп я закурил. Проведя с мамой всего пару часов, я уже успел отвыкнуть от нарядов, от черпаков и слонов, и ох… от всего этого.
- Ты молодец, что маме так сказал.
Рядом стоял тот самый старый с кпп и курил вместе с дежурным сержантом. Я кивнул в ответ. В сумерках светились только угольки наших сигарет.
- Херово когда дом рядом — сказал дежурный, - так и хочется с*ебаться.
- Тебе-то откуда знать? - усмехнулся старый.
Странным было то, что не только мне как духу скучалось по дому, по маме, но и этому бугаю оттянувшему уже полтора года. Ему тоже было грустно и хотелось домой, я чувствовал это по голосу.
- А ты откуда? - спросил я сержанта дежурного.
- С Новосиба, - ответил тот коротко.
- А я с Великих Лук, - сказал старый, - ты с первого ведь?
Я ответил что да с первого.
- А я с третьего, - сказал старый, - меня Никитой зовут.
Я представился, мы пожали друг другу руки.
И тут, наверное, в первый раз мне подумалось. Ведь вот этот дед уже, этот сержант, а я дух. А ведь фактически мы все ровесники и все это условно, и звания эти, и сроки службы. Ведь все мы просто ровесники, пацаны кто откуда заброшенные сюда жизнью.
- Дай-ка сигаретку дух, - сказал вдруг дежурный по кпп сержант.
Я дал три и мы со старым побрели к казарме. Надо было возвращаться к действительности.