Друзья, я сразу с вопроса: Скажите мне, что бывает, когда в умело разыгранном спектакле вдруг кто-то забывает текст и говорит правду? Ту самую неудобную правду, которую долго время замалчивали. Наступает та самая оглушительная тишина, в которой слышно, как жужжит одинокая муха где-то под потолком. Все актеры замирают с вымученными улыбками, а зрители в зале переглядываются, не зная, смеяться им или испытывать жгучую неловкость за происходящее.
Прочувствовали? Ах, как некомфортно, верно? Вот именно этот эффект — эффект обрыва всей искусственной конструкции — и произвело недавнее заявление Льва Лещенко про имущество Ларисы Долиной. Это был тот самый момент, когда из красивой, хоть и спорной, драмы о «бедной артистке» вдруг вырвался наружу черновой вариант сценария, полный неудобных фактов и цифр.
Все эти недели мы с вами наблюдали одно и то же. Медийное пространство гудело, как растревоженный улей. Сюжет был выстроен идеально: с одной стороны — народная любимица, «жертва обстоятельств и мошенников», с другой — некие абстрактные силы, пытающиеся «отобрать последнее».
В этот нарратив идеально вписывались и громкие заявления поддержки от коллег. Филипп Киркоров, например, моментально отреагировал в своем фирменном стиле, предложив «другу и наставнику» кров. Красиво, благородно, нарочито рыцарски. Это создавало нужный фон — фон всеобщего сочувствия и готовности встать стеной за «своего». И на этом фоне любое напоминание о букве закона, о решении Верховного суда, звучало почти кощунственно — как будто вы пытаетесь рассуждать о правилах дорожного движения, когда у человека горе. Как можно? Вы что не видите, человек на грани??!
И вот в эту идеально отлаженную машину пиара кто-то бросил увесистый гаечный ключ фактов. Этим «кем-то» оказался Лев Лещенко.
И он не стал рассуждать о чувствах, справедливости или дружбе. Он просто, без всяких эмоций, озвучил инвентаризационную опись. Вышло неловко не то слово: все говорят о высоких материях, а человек поднимается и зачитывает сухой список имущества, как судебный пристав-исполнитор.
Итак, со слов Лещенко, в активе Ларисы Долиной значится:
- Четырехэтажный особняк в 40 километрах от Москвы. Давайте сразу расставим точки над i. Сорок километров по Новорижскому или Минскому шоссе — это не глухая сибирская тайга. Это престижное, дорогое Подмосковье, где квадратный метр стоит немалых денег, а четыре этажа — это не просто жилье, это целая резиденция. Фраза «где она время от времени проживала» особенно хороша. То есть дом есть, он обставлен, пригоден для жизни, но используется, видимо, как дача повышенной комфортности.
- Жилье в Лапино. Опять же, локация. Лапино — это тоже Московская область, развитый коттеджный поселок. Не сарай на окраине.
- Одна или две квартиры в Прибалтике. Здесь уже вообще открывается простор для фантазии. Юрмала, Паланга, Вильнюс — курортные или столичные европейские города. Иметь там одну квартиру — это уже показатель определенного уровня благосостояния. А иметь две — это уже серьезная инвестиция, «запасной аэродром», как говорят в определенных кругах.
И после озвучивания этого более чем солидного портфеля недвижимости звучит убийственно простая констатация: «Она не бездомная, есть где жить».
Вот он, момент истины. Вся искусственно нагнетаемая истерия о «потере крова» в одночасье повисла в воздухе. Это как если бы вы весь день переживали, что ваш сосед-олигарх не сможет заправить свой Rolls-Royce, потому что закрылась одна бензоколонка, а потом выяснилось, что у него в гараже еще два таких же автомобиля и личный запас топлива на год вперед.
Возникает закономерный и совершенно циничный вопрос: а о чем, собственно, речь? О какой «трагедии» и «борьбе за выживание» может идти речь, когда у человека в собственности — целая мини-империя из элитной недвижимости?
И тут мы плавно переходим к поведению самой главной героини этой саги. Пока шло судебное разбирательство, а после — покатилась волна публичного обсуждения, из лагеря Долиной звучали очень специфические аргументы. Помните это знаменитое «ей некуда деть концертные костюмы и архивы»? Это шедевр! И это было сказано на фоне того, что человек владеет ЧЕТЫРЁХЭТАЖНЫМ особняком. Вы представляете метраж?
Количество комнат, гардеробных, кладовых?
И нам с вами предлагают поверить, что для нескольких десятков, даже сотен, платьев и костюмов в этом дворце не нашлось бы отдельного зала?
Вы хотите сказать, что для архивов нельзя выделить целый этаж?
Это звучит настолько нелепо, что поверить в искренность такого аргумента просто невозможно. Это не аргумент, а откровенная насмешка над здравым смыслом.
Или другой перл — планы «встретить Новый год в этой квартире, как всегда». Опять же, вопрос на засыпку. Лариса Александровна, у вас есть собственный четырехэтажный особняк с участком земли. Неужели празднование в родовом гнезде, где можно устроить хоть фейерверк, хоть баню, хоть прием на сотню гостей, — это менее престижно и «по-семейному», чем в квартире в многоэтажке, пусть и элитной?
Извините, но это противоречит базовой логике любого состоявшегося человека. Кто, имея свой дом, будет принципиально стремиться отмечать главный праздник в чужой квартире? Только тот, для кого это не вопрос комфорта, а вопрос принципа. Принципа, который можно сформулировать так: «Это мое, потому что я так считаю, и никакие суды мне не указ».
Именно поэтому заявление Лещенко — это не просто «сплетня» или «информационный вброс». Это осознанный, резкий и очень публичный жест человека, который устал от всеобщей игры в поддавки.
Лещенко — фигура того же масштаба, что и Долина. Он не мальчик для битья и не папарацци. Его слова — это сигнал всему артистическому и медийному сообществу. Сигнал, который можно расшифровать так: «Дорогие коллеги и журналисты, мы все здесь взрослые люди. Мы все прекрасно понимаем, что такое недвижимость и что такое реальные финансовые возможности. Давайте перестанем делать вид, что мы верим в эту сказку про бесприютную артистку. Выставляя себя дураками, мы выставляем дураками и всю нашу среду».
Именно в этом ключе становится понятна и реакция других мэтров. Если Киркоров действовал в рамках привычного гламурного кодекса «дружбы и поддержки», то Юрий Антонов предпочел другую тактику.
Его сухое, почти брезгливое «Моё — это моё. Есть вещи интимного характера» — это громкий хлопок дверью. Он не стал ввязываться в дискуссию по существу. Он просто очертил границу, дав понять, что все это шоу — ниже его достоинства, и участвовать в обсуждении «кто кого куда пустит» он не намерен. Это позиция аристократа, который не опускается до разборок на базаре.
Но самый главный и беспристрастный вердикт выносим не мы с вами и не коллеги-артисты. Его выносит та самая публика, ради которой, в конечном итоге, и существует шоу-бизнес. И этот вердикт звучит громче любых слов. Он выражается в холодной статистике продаж билетов.
Менее половины зала на сольном концерте в Москве. Та же удручающая картина в Туле. Люди просто, без громких заявлений и хэштегов, голосуют своими деньгами. А точнее, они отказываются их голосовать. Кое-где и вовсе картина печальная:
И в этом есть страшная, нелицеприятная правда. Можно сколь угодно долго убеждать всех в своей правоте, можно заручаться поддержкой звездных друзей, можно пытаться давить на жалость. Но когда ты выходишь на сцену, а зал наполовину пуст — это факт, это точка невозврата. Это значит, что связь между артистом и зрителем, та самая магическая, невидимая нить, которая и является главным капиталом, — порвана. Зритель устал. Устал от бесконечного внесценического шума, от нагнетания эмоций, от очевидного противоречия между образом «простой и несчастной» и реальностью в виде особняков и квартир в Европе. Он почувствовал фальшь. И он ушел. Молча. Самый страшный для любого публичного человека уход — тихий, без скандала.
Что мы имеем в итоге?
Верховный суд поставил юридическую точку. Лев Лещенко поставил жирную фактологическую точку, обрушив всю конструкцию пиара. Юрий Антонов поставил точку моральную, отказавшись участвовать в этом.
А публика поставила самую главную, финансовую точку, перестав массово покупать билеты. История, которая начиналась как судебный спор, превратилась в грандиозное публичное представление, а завершилась тихим, но красноречивым провалом в самом главном для артиста месте — в зрительском доверии и интересе. И никакие четыре этажа подмосковной недвижимости не спасают от холода полупустого зала.
Больше подробностей в моем Telegram-канале Обсудим звезд с Малиновской. Заглядывайте!
Если не читали: