Когда я соглашался на это свидание, я ожидал лёгкого вечера, разговора о пустяках, попытки узнать человека. Её анкета была милой, без лишней информации. Мы встретились в нейтральном месте, в уютной кофейне.
Первые пять минут прошли более-менее нормально. Погода, работа, как добирались. Потом наступила пауза — та самая, неловкая, которую хочется заполнить. И она её заполнила. Не вопросом о моих увлечениях и не шуткой.
Она сделала глубокий вдох, её лицо озарилось сияющей, немного отрешенной улыбкой, и она произнесла:
— Я, знаете, прежде всего — мама. Мама двух замечательных, самых лучших на свете дочек. Катюша у нас — будущий гений, она в четыре года уже стихи пишет! А Софийка — наша маленькая принцесса, у неё такой характер!
Меня буквально передёрнуло. Не от информации о детях — у меня у самого есть дочь, и я это прекрасно понимаю. Меня передёрнуло от тона, от контекста, от этой внезапной, ничем не спровоцированной исповеди чужому человеку.
Внутри всё сжалось. Зачем? Зачем на первом свидании, когда мы ещё даже имён друг друга нормально не запомнили, вываливать вот это всё? Зачем хвалить своих детей мне? Я для них никто. Абсолютно посторонний мужчина. Это выглядело… неуместно. Наивно? Отчаянно? Как будто она пришла не на свидание, а на кастинг для нового папы, и сразу начала рекламировать главный «актив» — своих детей.
У меня даже мысли не было говорить о своей дочери в таком ключе. В самом крайнем случае, если бы напрямую спросили, я бы сказал: «Да, у меня есть дочь», — и всё. Потому что я прекрасно понимаю: активное хвастовство детьми, особенно на старте, — это гигантский красный флаг. Это вызывает не умиление, а настороженность и отторжение. Словно тебе сразу дают понять: «Моё главное — это они. Ты будешь на вторых, а то и третьих ролях. И ты должен немедленно начать ими восхищаться».
Я сидел и кивал, выдавливая из себя что-то вроде «Как мило». Но внутри уже поставил крест. Вечер был безнадёжно испорчен этим диссонансом. Она продолжала иногда вставлять истории про «девочек» в разговор, а я уже мысленно был далеко.
Когда мы расплатились (каждый за себя, к счастью), и я вышел на улицу, меня охватило чувство глубочайшей неловкости. Не из-за неё, а из-за ситуации в целом. Казалось бы, общий пункт в биографии — дети. Но её подход… Он оттолкнул сильнее, чем любая иная странность. Потому что это была не просто информация. Это была декларация, с которой я был не согласен. Моя личная жизнь и жизнь моего ребёнка — это святое, личное и никому кроме меня не нужное и что я не стану выносить на первое же свидание для оценки случайного человека.
Я шёл домой и думал, что, видимо, мы искали разное. Она — возможно, соратника по родительству. А я — просто женщину. И наши пути, увы, разошлись ещё до того, как успели сойтись.
История 2
Иногда жизнь преподносит мастер-классы в самом неожиданном формате. Мой назывался «Как распознать альфонса за один вечер, или Игра в одни ворота».
Его анкета была безупречна: фото в дорогом костюме на фоне яхты (чуть позже я поняла, что это мог быть просто рекламный баннер), упоминания о «международном бизнесе» и любви к искусству. В переписке он был галантен, сыпал комплиментами и намекал на насыщенную светскую жизнь. Я, признаться, поддалась на глянец.
Мы встретились в претенциозном ресторане, куда он сам настоял. С первого взгляда он был обаятелен: идеальная укладка, дорогие часы, безупречные манеры. Он говорил о выставках, которые «только для своих», о курортах, где «отдыхает его круг», и постоянно ввертывал фразы вроде «мой финансовый консультант» или «мой пилот». Сначала это казалось шиком. Потом стало напоминать заученную роль.
Подозрения закрались, когда официант принёс меню. Он, не глядя, заказал самое дорогое вино в карте и стейк из мраморной говядины. А потом, с обворожительной улыбкой, повернулся ко мне:
— Дорогая, выбирай что душе угодно. Ты сегодня — мой самый желанный гость.
Я, смущённая, заказала рыбу. Он одобрительно кивнул: «Отличный выбор, лёгкий и элегантный, как ты».
Ближе к концу ужина он разоткровенничался. Между делом, вздыхая, обмолвился, что переживает «временные cash-flow трудности» из-за задержки транша от зарубежных партнёров.
— Совсем мелочь, — махнул он рукой, поправляя запонки. — Но вот сегодня, как назло, забыл вторую карту. Неловко выходит. Ты же не позволишь мне ударить в грязь лицом перед этим рестораном?
Он произнёс это с такой лёгкостью, будто просил передать соль. В его глазах не было ни капли стеснения, только уверенность в том, что я соглашусь. И это был момент прозрения. Вся картинка сложилась: показная роскошь, разговоры о деньгах, постоянные «случайные» упоминания о своём статусе и… кульминация — просьба оплатить.
Я посмотрела на него, на его идеально отглаженный воротник, и меня охватила не злость, а почти физическое отвращение. Весь его шик, вся эта игра в успешного аристократа, оказались дешёвым спектаклем для одного зрителя, который должен был ещё и заплатить за билет.
— Знаешь, — сказала я спокойно, отодвигая стул. — Я, кажется, тоже забыла кошелек. Вернее, я помню, что он у меня есть. И помню, что он не для финансирования cash-flow трудностей незнакомых мужчин. Удачи с теми зарубежными партнёрами.
Я встала, взяла свою сумку и пошла к выходу, оставив его одного с огромным счётом и разбитой легендой. Он что-то крикнул мне вслед, но я не расслышала и не хотела слышать.
На улице я рассмеялась. Не от обиды, а от облегчения. Позор был не в том, что меня чуть не развели. Позор был в том, насколько тонко и нагло это было сделано. Этот вечер стоил мне стоимости такси до дома, но сэкономил годы иллюзий. Теперь я точно знаю: если мужчина на первом свидании играет роль «сливок общества», но в итоге тянет руку к твоему кошельку, значит, он не альфа, а альфонс. И единственный правильный жест в этой ситуации — показать ему на дверь. Жестко и без сожалений.